Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов

• Название: Госпожа трех гаремов
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Историческая проза

Московская Русь XVI столетия. Необозримые просторы, дремучие леса, широкие реки. К югу, за Дикой степью, располагаются владения Крымского ханства, к востоку, за рекой Итиль, — Казанского. Десятки тысяч русских пленников, захваченных в бесчисленных опустошительных набегах, томятся в татарских застенках. И царь Иоанн Васильевич Грозный начинает подготовку к большой войне… Но пока никто в Казани не знает об этом. За высшую власть идет ожесточенная, а временами — смертельная борьба. В центре политических интриг закономерно оказывается прекрасная Сююн-Бике — женщина исключительной красоты. Ей, дочери влиятельного ногайского мурзы, самой судьбой предписано стать «госпожой трех гаремов»…

---

Евгений Сухов ГОСПОЖА ТРЕХ ГАРЕМОВ

Часть первая ВОЗВРАЩЕНИЕ САФА-ГИРЕЯ

Джигит и Бике

Нескладным подростком рос Кучак. Тощие плечи выпирали из-под казакина[1] острыми углами, а руки, подобно плетям, висели вдоль долговязого тела. Однако в нем сразу угадывался характер настоящего джигита: юноша был таким же горячим, как июльское солнце, он не терпел насмешек и частенько наказывал обидчика плетью.

Прошло время. Кучак возмужал. Не узнать теперь в этом ладном джигите прежнего мальчонку. Аллах наделил его недюжинной силой и выносливостью. Юноша мог не сходить с коня сутками, забывая о пище и воде.

Кучаку шел восемнадцатый год. Самое время присмотреть невесту. Девушки поглядывали в его сторону, а эмиры[2] из старейших родов Крымского ханства видели в молодом Кучаке подходящего жениха для своих дочерей: и знатен, и лицом пригож, и статью не обделен.

Именно в это время отец доверил Кучаку настоящее дело — поставил его во главе отряда уланов[3] сопровождать караван верблюдов с шелком и золотом, который шел из Бахчэ-Сарая ко дворцу мурзы[4] Юсуфа, самого влиятельного вельможи Ногайской Орды.

Здесь, во дворце Юсуфа, Кучак впервые повстречал Сююн-Бике. Юная дочь мурзы в окружении нянек порхала между цветущих яблонь, и он решил, что само провидение послало его сюда. Джигит старался быть всюду, где появлялась прекрасная бике[5] во дворце ногайского мурзы, на веселых степных праздниках, многошумном базаре. Кучак стал ее тенью, но красавица совсем не замечала юношу, как всадник не замечает травы, которую топчет его конь.

Есаул Мамед, один из приближенных вельмож мурзы Юсуфа, заметив восторженный взгляд крымчанина, попытался предостеречь его:

— Такого юношу, как ты, трудно не заметить, Кучак. И юная бике спасает тебя. Всего лишь один ласковый взгляд Сююн-Бике в твою сторону может стоить тебе головы.

Кучак не догадывался о том, что девушка сама искала встречи с юным джигитом. Не однажды она порывалась отправить за ним одну из своих нянек, но всякий раз гордость оказывалась сильнее.

Как звезды встречаются с луной, так неизбежно должно было состояться свидание двух любящих сердец.

Встреча произошла в степи, когда Сююн-Бике в окружении стражников скакала на белом жеребце. Кучак возвращался из караван-сарая[6] и мысленно поблагодарил судьбу, что в этот миг оказался в степи. Сейчас Сююн-Бике показалась ему особенно красивой: длинные волосы, собранные во множество косичек, трепал ветер, а на смуглых щеках проступал румянец.

Неожиданно девушка резко осадила коня и, указав на Кучака плетью, повелела:

— Приведите его ко мне!

Дюжина стражников, подгоняя жгучими нагайками низкорослых степных лошадок, бросилась наперегонки выполнять каприз дочери мурзы Юсуфа. Кучак уже было повернул коня, но потом передумал — не подобает сыну уважаемого эмира походить на трусливого джейрана.[7] Джигиты действовали дерзко: одна пара рук ухватила под уздцы его коня, а другие уже стягивали юношу с седла.

Кучак яростно отбивался, и плетеная нагайка рассекала лица, полосовала спины, рвала одежду на стражниках мурзы Юсуфа. Казаки,[8] утирая кровь с разбитых щек, все более свирепели, наконец они заломили Кучаку руки и поволокли его к Сююн-Бике.

Степная царевна сверху вниз смотрела на поверженного юношу.

— Колени преклони перед госпожой. Безумец, покажи свою покорность, — оробев, подсказывала стража.

— Развязать его! — коротко приказала юная бике.

Казаки освободили Кучака от пут и подтолкнули его к госпоже.

— А ты красив, я уже начинаю жалеть о своей предстоящей свадьбе с казанским ханом, — рассмеялась девушка, а потом, хлестнув коня, поскакала в степь, увлекая за собой покорную стражу.

Кучак рукавом казакина вытер с губы кровь. Теперь он начинал понимать, что поменял бы свободу на плен у красавицы. Вороной конь пухлыми губами уткнулся в лицо хозяина, поторапливая его домой. Когда Сююн-Бике скрыл окоем, юноша вдел ногу в стремя и легко вскочил в седло.

На следующий день у караван-сарая Кучака остановила престарелая женщина:

— Ты — Кучак?

— Да, — удивленно ответил юноша.

— Моя госпожа Сююн-Бике велела передать, что хочет встретиться с тобой и ждет тебя, юноша, после захода солнца во дворце ее отца.

— Скажи госпоже, что я буду непременно, — с трудом поверил в свое счастье юный Кучак.

Он едва дождался вечера, а когда наконец уставшее солнце отправилось за край степи на ночлег, крымчанин посмел явиться во дворец мурзы Юсуфа.

Сююн-Бике предстала перед Кучаком такой же таинственной, как наступившая ночь, и в легкой летней беседке дворца он сумел вырвать у нее тайный и оттого еще более сладостный поцелуй.

— Ты смел, — одобрила девушка.

— Твоя красота способна вдохновлять на подвиги!

— О! Ты еще и речист!

— Ты прекрасна, словно майский тюльпан, — с жаром уверял Кучак.

— Говори дальше, юноша, — прижималась Сююн-Бике к груди возлюбленного, — я хочу тебя слушать.

Кучак остался во дворце до утра…

— Поклянись, что никогда не забудешь меня, — прошептала девушка.

— Клянусь, моя госпожа, — поцеловал Кучак обнаженную ступню Сююн-Бике. — Клянусь явиться по первому твоему зову.

— Я буду помнить эти слова, а теперь ступай.

Сююн-Бике готовилась к свадьбе.

Впереди была долгая дорога.

Кучака включили в число сопровождающих. Не придумать худшей пытки для влюбленного юноши, но желание быть рядом с обожаемой женщиной заставило его следовать за повозкой, в которой ехала будущая казанская госпожа.

Кучак весь длинный путь ехал рядом с кибиткой Сююн-Бике в надежде увидеть любимую. Но он сумел разглядеть девушку только однажды, когда она приподняла занавеску, чтобы полюбоваться закатом.

— Сююн-Бике встречает сам казанский хан, — тревожно и весело пробежало по каравану.

Джан-Али узнать было нетрудно: среди окружения он выделялся богатой одеждой и красивым оружием.

— Как ты жалок, хан, — прошептал оглан[9] Кучак, разглядывая его невысокую фигуру.

Сююн-Бике, поддерживаемая под руки мурзами, сошла на траву и по ковровой дорожке пошла навстречу будущему мужу и господину. Девушка обернулась только однажды, и ее глаза, разглядев среди многих всадников статную фигуру Кучака, увлажнились.

Первейшая жена

Сююн-Бике поразило богатство города. Перед его достатком меркла Ногайская Орда, а столица ее, Сарайчик, казалась девушке теперь всего лишь небольшим улусом.[10]

Джан-Али жил в каменном просторном дворце. Казанские эмиры и мурзы одевались в дорогие шелковые и парчовые одежды, щедро украшенные жемчугом и золотом. Женщины ходили в длинных платьях, усеянных бисером и золотыми монетами.

Сююн-Бике жила ныне в высоких палатах, роскошь и убранство которых уступали разве что дворцу самого султана Сулеймана. Юной бике прислуживали десятки служанок, ее желания немедленно исполнялись, как распоряжения самого хана. Она ни в чем не знала отказа: будь то красивый, расшитый золотыми нитями казакин или породистый арабский скакун.

Но сама Сююн-Бике не изменилась. Она оставалась прежней озорной девушкой и, подобно бесшабашному мальчишке, могла скакать по песчаному берегу Итили[11] на резвом аргамаке. Эти проказы красавицы вызывали улыбки простых казанцев и недоумение эмиров и мурз.

Неделю город гулял на свадьбе хана. Самый последний бедняк считал себя сопричастным к радости молодых. Потчевали даже узников, томившихся в зиндане.[12] И во всем ханстве на время свадьбы были прекращены раздоры между эмирами.

На следующий день после праздника из Московского государства прибыл гонец и привез грамоту от великого князя Ивана Васильевича. В этот раз она отличалась немногословностью: «Рад за тебя, брат мой, царь казанский Джан-Али. Слыхал, что супруга досталась славная. Надеюсь, что ничто не сможет омрачить нашей дружбы. Правь на земле Казанской вольно, как некогда правил в городе Касимове. А еще, брат мой, хочу тебе посоветовать держаться подалее от Крыма. Ибо эти ироды земли наши разоряют и много люда русского в полон берут, а потом торгуют им в городах своих, словно скотом бессловесным. А наша дружба не будет тленной и укрепит камень. Кланяюсь на том».

Джан-Али ответил на грамоту в тот же вечер:

«Здравым будь, брат мой, великий князь и государь всея Руси Иван Васильевич. Ласку твою, когда сидел на столе в Касимове, я не позабыл и землей Казанской управлять намерен так, как ты мне наказывал. Жену, по совету твоему, взял из Ногайской Орды. И пусть наше братство станет на том еще крепче. Еще тебе хочу сказать, что повезло мне с женой: телом прекрасна и умна. А на том кланяюсь тебе, брат мой. Хвала Аллаху!»