Мэри Нэфф - Личные мемуары Е. П. Блаватской

• Название: Личные мемуары Е. П. Блаватской
• Автор: Мэри Нэфф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1937

Эта книга предназначена для тех, кто интересуется оккультизмом и его современной интерпретацией. Автор-составитель постаралась собрать и изложить в хронологическом порядке все события, факты и опыт яркой, сильной, загадочной и прекрасной жизни Елены Петровны Блаватской.

---

Глава 22

В Ашраме Учителя

Почему прошло так много томительных лет, прежде чем она достигла своей цели? Почему так продолжительны были ее поиски и так много было неудач? «Начиная с первой встречи в 1851 году, когда я впервые увидела Учителя в физическом теле, у меня никогда не было сомнений в нем», — говорила она. Но одного доверия ему недостаточно. «Прежде чем душа сможет предстать перед Учителем, стопы ее должны быть омыты кровью сердца», говорится в книге «Свет на Пути».

Вспоминая «семь лет, предшествующих посвящению», полных борьбы со всякого рода воплощениями зла и легионами чертей, она писала в 1875 году полковнику Олькотту: «…подумайте прежде чем дать свое согласие». И далее в том же письме: «Я, бедная посвященная, знаю, что в моей жизни означает слово «пытайтесь», и как часто я дрожала, боясь, что неправильно поняла Его повеления и что буду наказана за то, что выполняя их, зашла слишком далеко». Слово «пытайтесь» можно рассматривать, как постоянный призыв Учителя. Когда с Ним познакомился полковник Олькотт в Нью-Йорке, Он говорил ему: «Тот, кто Нас ищет, находит Нас… Пытайтесь… Не бросайте Клуб. Пытайтесь…» и т. д. Махатма К. Х. писал Синнету: «Вы знаете наш девиз и что практическое его применение исключает слово «невозможно» из языка оккультиста. Если он не устает в своих попытках, он может открыть главное — свое истинное Я». [23, март, 1922]

Быть может главным препятствием для Блаватской был ее «Долгоруковский» темперамент, который столько осложнений вызвал в ее жизни в годы детства и юности. Его надо было переплавить, и только она одна могла это сделать.

Полковник Олькотт писал: «Я спросил (Учителя), почему ее пламенный темперамент нельзя было поставить под постоянный контроль, и почему нельзя было переделать ее в спокойную, владеющую собой, женщину, какой она и была при некоторых обстоятельствах?» В ответ ему было сказано, что подобное воздействие привело бы ее к неминуемой гибели. Ее тело оживлял огненный и стремительный дух, который уже с детства не терпел никаких ограничений. И если бы ее чрезвычайной энергии, обуревавшей ее тело, не был дан выход, результат был бы фатальный.

«Мне посоветовали познакомиться с историей ее рода — Долгоруких, и тогда я пойму, что это значит. Я ознакомился с этой историей, начиная с Рюрика (девятое столетие) и увидел, что этот воинственный род всегда отличался сверхъественным мужеством, проявлением бесстрашия в самые критические моменты, страстной любовью и личной независимостью. Стремясь достигнуть желаемого, они никогда не боялись возможных последствий. В этом отношении типичным был князь Яков Долгорукий, сенатор Петра I. Однажды, будучи в сенате при полном собрании его членов, он разорвал на мелкие клочки какой-то царский указ, который ему не понравился. На последующую угрозу царя он ответил: «Вы можете подражать Александру (Македонскому), но во мне вы найдете человека, подобного Клиту».

Таков был и характер Блаватской. Она не раз мне говорила, что не даст владеть собой никакой силе, ни на земле, ни вне ее. Единственными Существами, пред которыми она преклонялась, были Учителя, но даже с Ними она была временами настолько воинственной, что при таком состоянии ее духа, даже самые мягкие из Них не могли, или вернее, не хотели приближаться к ней. Чтобы достичь такого состояния, когда бы она могла свободно общаться с Учителями, ей необходимо было (как она сама патетически меня уверяла) многолетнее самовоспитание. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь другой вступил на путь с такими трудностями или с большим самопожертвованием». [18, т.1, с. 257—259]

«Есть еще другая, очень важная, причина, почему Учителя не могли насильно, без ее собственного желания, смягчать и утончать характер Е.П.Б. Это было бы незаконным вмешательством в ее личную Карму… Вмешательство парализовало бы ее необузданный темперамент, но ослабило бы ее другие качества, что было бы тяжелой несправедливостью и ни на йоту не ускорило бы ее эволюцию. Это подобно тому, как постоянно держать человека под волей гипнотизера или подвергать больного постоянному воздействию наркотика». [18, т.1, с.263]

«Конечно, ее легко возбуждаемый мозг не вполне соответствовал той деликатной миссии, которую она взяла на себя, но Учителя мне говорили, что, несмотря на это, она была лучшей из всех подошедших. У Них она вызывала особое доверие — она готова была всем рисковать и перенести любые трудности. Больше чем кто-либо другой, владевшая психическими силами, подгоняемая чрезвычайным энтузиазмом, неудержимо стремящаяся к своей цели, физически очень выносливая, — она была для Них самым подходящим, если и не всегда послушным и уравновешенным посредником.

У другого быть может было бы меньше ошибок в литературных трудах, но он не выдержал бы, как она, семнадцатилетнего напряженного труда и лет на десять раньше ее покинул бы свое тело. И тогда очень многое осталось бы для мира неизвестным». [18, т.1, с.259]

О жизни Е.П.Б. в Ашраме Учителя у нас имеется очень мало сведений. Одно из самых интимных находим в ее письме, которое она написала Синнету 6 января 1886 г.: «…Я опять была (это было много лет тому назад) в доме Махатмы К. Х. Я сидела в углу на циновке, а Он шагал по комнате в своем костюме для верховой езды, Учитель (М.) разговаривал с кем-то за дверью.

«Я напомнить не могу» («I remind can't»), — сказала я в ответ на его вопрос о моей покойной тете. Он улыбнулся и сказал: «Забавным английским языком вы пользуетесь». Тогда я почувствовала смущение, тщеславие мое было уязвлено, и я стала думать (обратите внимание — это было в моем сне или видении, которое было точным воспроизведением, что слово в слово произошло шестнадцать лет тому назад): «Теперь я нахожусь здесь и не говорю ни на каком другом языке, кроме английского, и может быть смогу научиться говорить лучше, разговаривая с Ним».

Поясню: с Учителем я также говорила по-английски, хорошо или плохо — Ему было безразлично, так как Он не говорит на нем, но понимает каждое слово, возникающее в моей голове, и я понимаю Его — каким образом это происходит, я не смогла бы объяснить, хоть убей, но я понимаю. С Д(жуал) К(хулом) я также говорю по-английски, Он говорит лучше, чем Махатма К.Х.

Затем, все еще в моем сне, три месяца спустя, как мне было дано понять в этом видении, я стояла перед Махатмой К. Х. у старого разрушенного здания, которое Он рассматривал; и так как Учителя не было дома я передала Ему несколько фраз написанных на языке сензар, который я изучала в комнате Его сестры, и попросила его сказать мне, правильно ли я перевела их, и дала Ему кусочек бумаги, где их фразы были написаны на английском языке. Он взял и прочитал их, поправляя перевод, еще раз перечитал и сказал: «Теперь ваш английский язык становится лучше. Попытайтесь взять из моей головы то немногое, что я об этом знаю». И он положил свою руку мне на лоб, в области центра памяти и нажал его пальцами (я почувствовала несильную боль, как тогда, и холодный трепет, который я уже раньше испытывала); и начиная с этого дня, Он ежедневно проделывал это со мной, в течение приблизительно двух месяцев.

Опять картина меняется и я ухожу с Учителем, который меня осылает обратно в Европу. Я прощаюсь с Его сестрой и ее ребенком, со всеми челами (учениками). Я слушаю, что мне говорят Учителя. Потом прощальные слова говорит Махатма К. Х. Он, как всегда, немного смеется надо мной и говорит: «Итак, вы немногому научились из Сокровенных Знаний и практического Оккультизма, — и кто может ожидать большего от женщины, но вы все же немного научились английскому языку. Теперь вы на нем говорите лишь немногим хуже меня», — и он засмеялся.

Опять картина меняется. Я нахожусь на 47-й улице в Нью-Йорке и пишу «Изиду». Его голос диктует мне. В этом сне или ретроспективном видении я еще раз переписала всю «Изиду» и теперь могла бы сравнить все те страницы и фразы, которые Махатма К. Х. диктовал, а также те, которые Учитель диктовал на моем плохом английском языке, что Олькотт в отчаянии рвал на себе волосы, потеряв ночь за ночью, в кровати, во сне пишущей «Изиду» в Нью-Йорке. Писала определенно как во сне и чувствовала, что слова Махатмы К. Х. запечатлеваются у меня в памяти.

Затем, проснувшись от этого видения (теперь уже в Вюрцбурге) я услышала голос Махатмы К. Х.: «А теперь сделайте правильные выводы, вы, бедная, слепая женщина. Плохой английский язык и построение фраз, даже этому вы научились у меня… Снимите постыдное пятно, которое наложил на вас этот высокомерный человек (Ходжсон), объясните истину тем немногим друзьям, которые вам поверят, ибо публика вам не поверит до того дня, пока не выйдет «Тайная Доктрина».

Я молниеносно проснулась, но все еще не понимала, к чему это относится. Через час пришло письмо графине (Вахмайстер) от Хюббе-Шляйдена, в котором он пишет, что если я не объясню, как получилось, что Ходжсон обнаружил и доказал такое сходство между моим испорченным английским языком и некоторыми выражениями Учителя К. Х., построением фраз и своеобразными галицизмами, то я останусь навсегда обвиненной в обмане, подлоге и т. п. (?!)