Биверли Бирн - Огненные птицы

• Название: Огненные птицы
• Автор: Биверли Бирн
• Издательство: Русич
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88590-063-9

Роман современной американской писательницы об истории могущественного клана Мендоза. Как и в предыдущих романах «Неугасимый огонь» и «Пламя возмездия» читатель найдет в нем живые образы героев, сильные страсти, динамику сюжета.

---

Энди и Сьюзен были накоротке. Они знали друг друга Бог знает сколько лет, еще с тех самых пор, когда щупленький мальчик в очечках и с этой жуткой, бросавшейся в глаза тенью рабочей среды из Йоркшира. Когда Энди учился в школе, они раз в месяц обменивались письмами. А после окончания Кембриджского университета он много раз приезжал к ней сюда в гости.

– Послушай, – Энди решил выложить своего козырного туза, – ведь если ты со мной не станешь сотрудничать, я завалю эту чертову книгу.

– Ну, тогда отправляйся и займись какой-нибудь другой чертовой книгой. Другим романом…

Энди состроил кислую мину.

– Неудивительно, вместе с разжижением мозгов ты утратила и способность читать по-английски. Дело в том, что критики не горят желанием вознести до небес второй роман Эндрю Мендоза.

– Так ты, оказывается, только для этого и пишешь? Для того, чтобы ублажить критиков?

Сорвав с дерева апельсин, он принялся очищать его от кожуры.

– За эти месяцы я не раз задавал себе этот вопрос. Восторженные вопли критиков это всего лишь одна из причин. Вот посмотрите на этого Энди Мендозу, вряд ли у него написано на лице, что он человек целеустремленный в этой жизни, но писать романы он умеет, – скажет кто-нибудь из них. Только есть существенная деталь – я не умею писать. Во всяком случае, романы…

– Это севильские апельсины, они кислые. Из них делают мармелад. – Сьюзен оборвала желтую нитку и принялась вдевать ее в иглу.

– Ты можешь писать.

– Это спорный вопрос. Если мне не удастся добиться признания публики и премий по литературе, я займусь чем-нибудь еще.

– Чем?

– Буду делать деньги.

– Деньги? Энди, но ведь тебе незачем писать ради денег, исключительно ради них. Насколько мне известно, тебя никто не лишал наследства?

– Нет. – Он откусил сочную мякоть и тут же выплюнул. – Кислые, – согласился он. – У меня есть мне причитающееся, если ты это имеешь в виду. Пять тысяч фунтов в год. Едва хватает на то, чтобы жить.

– Но это лишь первоначально полагающееся тебе. Через пару лет ты будешь получать больше. Когда тебе исполнится тридцать, так?

– Да. Но я не хочу быть у них в долгу. Видишь ли, не подумай, что я собираюсь когда-нибудь бросить им мое наследство в лицо. Этим ничего не добьешься. Но я хочу зарабатывать свои деньги сам. Добиться чего-то самостоятельно.

Сьюзен отложила шитье, поднялась и проследовала к краю зеркального бассейна.

– Этот разговор вернулся к своему началу. Хорошо, ты желаешь зарабатывать деньги и купаться в лучах славы. И тебе кажется, что ты сможешь написать книгу определенного типа. Почему она должна быть непременно об убийстве в Суоннинге?

– Потому что мой агент и мой издатель полагают, что если книга об этом, то она имеет шанс разойтись миллионными тиражами, что американцы набросятся на нее как гиены на падаль – ведь Аманда Кент из их братии, словом, что на этом можно неплохо заработать, и что нет человека, который бы это сделал лучше меня и так далее и тому подобное.

Она остановилась и вынула из воды опавший лист.

– Хорошо. Но, как я уже тебе говорила, мне неизвестно ничего такого, что могло бы тебе помочь. Мне было всего одиннадцать лет в тот год, когда леди Суоннинг пристрелила своего мужа. И я никогда не была в Суоннинг Парке.

– Но ты же встречалась с ней…

– Не совсем так. Эмери однажды привез Аманду в Уэстлейк на уикэнд, куда он приехал поохотиться. Это было вскоре после свадьбы. Тогда мне было восемь лет, и ко мне еще была приставлена нянька. И однажды я подсмотрела за ними с лестницы. Мне хорошо запомнилось, как молодо она выглядела, совсем девочка. И то, что она была очень красивой и очень веселой. Так это тебе сотня других людей может сказать. При чем тут я?

Он подошел к ней.

– Сьюзен, я копаюсь во всем этом уже не один год. Существует нить, ведущая непосредственно сюда. В Кордову и дом Мендоза.

– С ума ты сошел… – она не смотрела на него.

– Нет, не сошел и тебе это хорошо известно. И есть еще кое-что о чем я тебе не говорил. Вернее, кое-кто. Один близкий человек в Лондоне. – Он помедлил. – Очень близкий мне человек…

– Та девушка, о которой ты упомянул?

– Да, а как ты догадалась?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Может быть, по тону, каким это было сказано. – И потом, как бы невзначай, спросила. – Ты еще не встречался с кузиной Шарлоттой?

– Нет. Они все эти дни держат ее взаперти в ее комнате.

Сьюзен была поражена.

– Да быть того не может!

Энди хмыкнул.

– Я не имею в виду, что она как узник в дворцовой башне. Но ее старческое слабоумие достигло кульминации. Ей круглые сутки необходим надзор, ее нельзя показывать гостям, даже вниз сходить ей не дозволяется. Меня это не удивляет. Она же стара, как мир.

– Ничего подобного. Кто это тебя надоумил? Мне кажется, ей шестьдесят. А это еще не старость. Бедняжка Шарлотта!

– Хорошо, назовем это платой за беспутную молодость, – высказался Энди. – Представь себе, что ты заявила своим старикам, воспитанным в духе традиций короля Эдуарда, что ты – активная лесбиянка и гордишься этим. А Шарлотта, представь себе, заявила, что она последовательница Сафо, если не ошибаюсь…

– Да, мне кажется, все так и было.

Он пристально смотрел на кузину.

– А с чего это мы заговорили о Шарлотте?

– Просто она мне вспомнилась, – Сьюзен предпочла отвести взгляд. – Я очень хорошо ее помню. Она была… Я думаю, лучше всего здесь подойдет слово «блестящая». Она расхаживала по замку в мужских бриджах и сапогах, имела обыкновение наряжаться в шелковые блузы, в уши вставлять золотые серьги и увешивать себя нитками жемчуга. Она коллекционировала старые жемчужины. В ее комнате ими были заполнены все ящики. Зимой она надевала большой бархатный берет.

– Странно, но я ее совершенно не помню, – признался Энди. – А ведь ты не очень намного меня старше.

– Я очень хорошо запомнила, когда мне было пятнадцать лет. Это, вероятно, было году в сорок третьем, в тот год, когда ты родился. После войны она решила перебраться в Париж и Бог знает, сколько не вылезала оттуда.

– Когда я ее узнал, она мне уже тогда показалась старухой, – сказал Энди. – К тому времени она явно увяла. Мне вспоминается Рождество, это был пятьдесят девятый или шестидесятый год, я приехал домой на каникулы и увидел ее. Мне запомнились ее едва заметные усики и белые как снег волосы. Почти всегда у нее был какой-то отсутствующий взгляд, она постоянно была погружена в себя, но мне казалось, что она досконально знала историю дома.

– Да, это был ее конек. Она всегда была нашим неофициальным архивариусом.

– Тогда это ее старческое слабоумие вдвойне трагично, – сожалел Энди. – Она могла бы мне ох как помочь. Хотя, скорее всего, и у нее рот на замке, как и у всех вас здесь.

Сьюзен смотрела куда-то вдаль. Он опять смотрел на ее затылок, на ее темные ухоженные волосы с проблесками седины и спросил:

– Скажи, такие слова «позабуду тебя» говорят тебе что-нибудь. Они могут быть как-то связаны с домом?

Улыбаясь, она повернулась к нему:

– Конечно связаны. Это слова одного из псалмов.

– Какого псалма?

– «Если я позабуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя», – процитировала она. – Мне кажется, это сто тридцать седьмой псалом.

– Прости, но я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Энди, ты из-за своей вечной враждебности остался в неведении большинства элементарных вещей. Тех вещей, которые все Мендоза вбирают в себя с молоком матери.

– Понимаешь, всему виной мой старомодный йоркширкский скептицизм. И, умоляю тебя, перестань говорить загадками и как следует объясни мне, в чем дело.

– Существует одна легенда, повествующая о том, как зачатки нашего клана, самые ранние его представители, вынуждены были спасаться бегством в Африке. Это было в VI веке. Тогда христиане в Кордове преследовали их. И патриарх тогдашнего дома Мендоза начертал эти слова на воротах их дома в Танжере. Он сделал это для того, чтобы они служили напоминанием семье об их исконной религии и о Кордове, которую они покинули. В следующем веке, когда они вернулись в Испанию, в Кордову, и жили под властью калифа, была изготовлена некая медная табличка, дощечка, на которой были выгравированы эти же слова. Похоже, что эта дощечка где-то затерялась когда домом правил Моисей-Отступник.

– Какой Моисей?

– Отступник. Он жил в XII столетии. Это был первый из Мендоза, который решил приспособиться к той религии, которая в те времена была господствующей.

Энди уселся на одну из каменных скамеек и неотрывно смотрел на Сьюзен.

– Это же дьявольски интересно… Ты говоришь, это был XII век? А с какой стати он решился на это?

– Потому что тогда начались гонения на евреев в Андалузии. До этого и арабы, и евреи мирно уживались друг с другом. И так было на протяжении четырех с лишним столетий. Еврейская община была очень богатой, она была представлена в местном правительстве. Среди них было также много ремесленников, людей искусства. Говорят, что в одной только Кордове было около трехсот действующих синагог. Потом Кордовский халифат оказался под властью шиитов.