Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

• Название: 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе
• Автор: Николай Черушев
• Издательство: FB2Fixe7ff5b79-012f-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-94538-305-8

Военный историк Н.С.Черушев занимается темой репрессий в Красной Армии свыше 40 лет. Еще молодым офицером он увлекся сбором материалов, а затем интенсивно работал в центральных и местных архивах, в обществе "Мемориал" и его региональных отделениях, в архивах военных академий; по названной проблеме им выпущены две книги, опубликовано множество статей.

В новой книге автор рассказывает о трагических судьбах нескольких десятков первых лиц Красной Армии и Флота, среди которых М.Н.Тухачевский, Н.Э.Якир, И.П.Уборевич, В.К.Блюхер, А.И.Егоров, Я.И.Алкснис, П.Е.Дыбенко, А.В.Горбатов, А.А.Свечин, Г.Д.Гай, Я.К.Берзин, Ю.В.Саблин и другие. Расправы с военными занимают совершенно особое место в истории политических репрессий в СССР. Уничтожение значительной части армейской элиты весной-летом 1937 г. было едва ли не первой кампанией, организованной не по "классовому", а по профессиональному признаку. В книгу включены также уникальные сведения о судьбах членов семей и ближайших родственников репрессированных военных; материалы о тех, кого не смогли сломить "мастера заплечных дел."

---

Младший сын А.С. Булина, Владимир, 1920 года рождения, ученик 9-го класса средней школы, был арестован одновременно со старшим братом. Также в один день (19 августа 1938 года) Особое Совещание осудило и его к лишению свободы в ИТЛ, как социально опасного элемента. Только срок ему, по сравнению с Сергеем, уменьшили до трех лет – видимо, подошли «дифференцированно». Срок он отбывал на Дальнем Востоке, в Комсомольске-на-Амуре и вместе с матерью дожил до своей реабилитации (в августе 1956 года) и до посмертной реабилитации отца – Антона Степановича Булина[372].

Дважды погруженные во тьму

Людям, недостаточно хорошо знающим события 1937–1938 годов, может показаться явно несуразной одна особенность в движении кадров того времени. Например, назначение на ответственную политическую работу лиц комначсостава, занимавших до этого командные или инженерно-технические должности. Ведь одно дело, когда такое движение, пусть и чрезвычайно быстрое, происходит все же по определенной какой-то стезе – командной, политической или иной – тогда такое положение легко объясняется. Другое же дело, когда членом Военного совета, притом освобожденным, в одночасье в одном округе становится командир дивизии, а в другом – начальник автобронетанковых войск. Названный первый факт относится к Ф.И. Голикову (БВО), а второй – к М.П. Магеру (ЛBO).

Но так картина видится только непосвященному. Суть в том, что до назначения сначала командиром полка, а затем и дивизии Ф.И. Голиков (впоследствии Маршал Советского Союза) длительное время находился на политической работе в войсках, занимая там должности вплоть до заместителя начальника политуправления Приволжского военного округа. Что же касается М.П. Магера, то тут обстановка почти аналогичная: его последняя должность на политработе – начальник политического отдела кавалерийского корпуса. И если служебная карьера Голикова во второй половине 30 х годов складывалась вполне нормально и ему удалось благополучно миновать скалы и рифы периода большого террора, то этого никак нельзя сказать о Магере. О нем-то и пойдет наш последующий разговор.

«Прокурору при Управлении НКВД

по Ленинградской области

Нет сил больше никаких переносить произвол и беззаконие, которые я вынужден переносить в течение одиннадцати месяцев. За мной нет преступлений. Меня арестовали на основании клеветнических данных. В течение пяти месяцев меня избивали и истязали (с 10 сентября 1938 г. по18 января 1939 г.), доведенный этими беззаконными действиями до предела, я вынужден был подписывать протоколы, которые писались без меня. Я подписывал протоколы, которые писались в моем присутствии, но без моего участия. Я писал так называемые собственноручные показания. Только в периоды. когда я под воздействием лгал и клеветал, истязания прекращались. Но когда я оправлялся от пережитых мучений и заявлял следствию, что все «мои» так называемые показания ложны. После такого заявления история начиналась снова, меня начинали снова избивать, истязать. Мне в течение 9 месяцев не давали возможности написать заявления в высшие органы. Таким способом следствие получало от меня указанные выше материалы. Я не знаю, как получены показания в отношении меня. Но на сегодня я категорически заявляю, что я не виновен и требую немедленного освобождения из-под стражи…

Магер

4 августа 1939 года»[373]

Арестовали члена Военного совета ЛВО комкора М.П. Магера 10 сентября 1938 года без всяких на то законных оснований – запоздалая санкция на его арест военным прокурором округа диввоенюристом Шмулевичем была дана только спустя четверо суток. Нелепо, видимо, задавать такой вопрос: «А ждал ли Магер своего ареста? Боялся ли он этого?» Ответ здесь однозначен – конечно, ждал и боялся, ибо тогда все люди, тем более ответственные партийные, советские и военные работники каждый день с содроганием ожидали, когда за ними придут. Особенно ночью. Отчего же Магеру в этом плане быть исключением? К тому же у него перед глазами уже прошло немало примеров исковерканных судеб его бывших сослуживцев и за год пребывания на посту члена Военного совета округа Максим Петрович насмотрелся и наслушался об этом предостаточно.

Теперь наступил и его черед. Предъявленное обвинение не блистало особой новизной – все то же участие в антисоветском военно-фашистском заговоре и проведение контрреволюционной работы в подчиненных ему войсках. Указанное обвинение основывалось прежде всего на показаниях арестованных органами НКВД командиров РККА И.А. Халепского, Б.У.Троянкера, А.И. Лизюкова, С.И.Богданова, С.И. Арефьева, Н.Н. Погольского. Л.Д. Муркина, И.Ф. Немерзелли, П.А. Смирнова, А.В. Федотова, И.А. Коробова, Н.Н. Андреева, а также партийных и советских работников Ленинграда: В.П. Харламова, А.И. Петровского и Б.П. Позерна.

В начале предварительного следствия Магер признал себя виновным в предъявленном ему обвинении, но впоследствии он от этих показаний отказался. Как все это происходило на деле, он подробно излагал в своих заявлениях в различные инстанции – от начальника тюрьмы до Прокурора СССР и Генерального секретаря ЦК BKП(б). Перед нами один из таких документов. В сентябре 1939 года (через год после ареста) Магер, обращаясь к начальнику Ленинградской тюрьмы, пишет:

«На протяжении трех с половиной месяцев мною подано было ряд заявлений в ЦК ВКП(б) т. Сталину (два заявления), Народному комиссару обороны (два заявления), Народному комиссару внутренних дел СССР (два заявления), начальнику Управления НКВД при Л.О. (Ленинградской области. – Н.Ч.) (пять заявлений), Прокурору при НКВД Л.О. (одно заявление), Верховному Прокурору и Главному военному прокурору (одно заявление), секретарю ЦК ВКП(б) т. Жданову (одно заявление). В этих заявлениях я подробно излагал обстоятельства и причины моего ареста, весь процесс следствия и мои объяснения по существу предъявленных мне обвинений. До настоящего времени никаких результатов поданные мною заявления не дали. Возникает вопрос о целесообразности подачи заявлений вообще… Меня арестовали 10 сентября 1938 г., обстановка ареста была самая загадочная, мне не было предъявлено никаких документов на право ареста, с этого первого беззаконного акта начинается вся последующая, сплошь беззаконная история. Причиной моего ареста послужили показания арестованных участников заговора, каким образом были получены эти показания, для меня неизвестно, по существу же этих показаний могу заявить, что они с начала и до конца являются ложными, клеветническими…»[374]

О чем же говорилось в тех показаниях, которые Магер так категорически отрицал, называя их насквозь лживыми? Например, бывший начальник автобронетанковых войск РККА командарм 2-го ранга И.А. Халепский показывал, что «Магера, члена Военного совета ЛВО я завербовал в 1933 г. путем моего личного большого влияния на него, личных хороших дружеских отношений, бесед, поощрений. В АБТ (Автобронетанковом Управлении. – Н.Ч.) он ведал школьными вопросами, в его руках находилось повседневное и практическое руководство школами. Через него я проводил работу в учебном процессе в танковых Вузах».

Корпусной комиссар И.Ф. Немерзелли, бывший начальник Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева (она до 1938 года дислоцировалась в Ленинграде): «С Магер я установил связь с середины 1937 года у меня на квартире… Магер мне прямо заявил, что ему от Смирнова (армейский комиссар 1-го ранга П.А. Смирнов был предшественником Магера на посту члена Военного совета ЛВО, а Немерзелли в течение нескольких лет работал у Смирнова заместителем. – Н.Ч.) известно о моем участии в заговоре и проводимой мной контрреволюционной деятельности. Зная от Смирнова, что руководство заговором должно перейти в руки Магера, я подтвердил ему свою принадлежность к заговору…»

Бывший член Военного совета МВО корпусной комиссар Б.У. Троянкер показал: «От Булина (армейский комиссар 2-го ранга А.С. Булин в 1937 году – начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА. – Н.Ч.) мне известны, как участники антисоветского военного заговора: Магер Максим Петрович, комбриг, член Военного совета ЛВО… Когда начался усиленный разгром заговора и многих уже арестовали, в сентябре 1937 года я обедал вместе с Булиным в столовой СНК. Разговор зашел об арестах и о том, кто еще не арестован. На мои расспросы Булин сказал, что один известный мне работник Магер Максим Петрович, который бывал у меня, как знакомый, является участником заговора, но, кажется, стоит вне подозрений…»[375]

Обвиняемый Б.П. Позерн, бывший секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), на следствии заявил: «Петровский сообщил все это, упомянул мне фамилию члена РВС Магер… Я так понял, что на Магера возлагаются большие надежды в этом деле, так по словам Петровского, Магер является одной из ведущих фигур в заговоре…»[376]

К указанным выше материалам, добытым в НКВД еще до ареста Магера, в процессе предварительного следствия по его делу дополнительно поступили показания «заговорщиков» корпусного комиссара Т.К. Говорухина (бывшего начальника политуправления ЛВО), комдива М.Ф. Букштыновича (бывшего заместителя начальника штаба округа), комбрига Л.В. Картаева и некоторых других, изобличавших Максима Петровича в активной антисоветской деятельности.