Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

• Название: 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе
• Автор: Николай Черушев
• Издательство: FB2Fixe7ff5b79-012f-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-94538-305-8

Военный историк Н.С.Черушев занимается темой репрессий в Красной Армии свыше 40 лет. Еще молодым офицером он увлекся сбором материалов, а затем интенсивно работал в центральных и местных архивах, в обществе "Мемориал" и его региональных отделениях, в архивах военных академий; по названной проблеме им выпущены две книги, опубликовано множество статей.

В новой книге автор рассказывает о трагических судьбах нескольких десятков первых лиц Красной Армии и Флота, среди которых М.Н.Тухачевский, Н.Э.Якир, И.П.Уборевич, В.К.Блюхер, А.И.Егоров, Я.И.Алкснис, П.Е.Дыбенко, А.В.Горбатов, А.А.Свечин, Г.Д.Гай, Я.К.Берзин, Ю.В.Саблин и другие. Расправы с военными занимают совершенно особое место в истории политических репрессий в СССР. Уничтожение значительной части армейской элиты весной-летом 1937 г. было едва ли не первой кампанией, организованной не по "классовому", а по профессиональному признаку. В книгу включены также уникальные сведения о судьбах членов семей и ближайших родственников репрессированных военных; материалы о тех, кого не смогли сломить "мастера заплечных дел."

---

Я был окружен врагами, работал, к несчастью, в этом окружении, прозевал их преступную вражескую работу, но сам я никогда не был их сообщником, не был врагом народа, не был заговорщиком против Советской власти, против партии».

На этом текст героического заявления Булина не заканчивается. Поставив далее знак «Р» (что, по всей вероятности, означало «постскриптум»), он самокритично добавил: «Я слепо верил, что Гамарник и Якир честные большевики, это разоружило мою бдительность против них и не дало возможность во время заметить в них врагов народа. Никто из них при мне антисоветских, контрреволюционных разговоров не вели»[351].

Данное заявление по вполне понятным причинам не было приобщено к материалам следственного дела Булина, направленного в Военную коллегию Верховного Суда. Невыгодное для следствия, оно хранилось среди его собственноручных показаний (датированных и без дат) и других материалов, составивших 2 й том следственного дела, который намертво осел в архиве НКВД-КГБ и был востребован лишь в период реабилитации Антона Степановича.

Как видим, Булин то признается в тягчайших преступлениях, то решительно отрицает их. И снова признается… Почему признается? На этот вопрос он, на наш взгляд, исчерпывающе ответил в заявлении от 18 ноября. Применение к Булину мер физического воздействия подтверждается также показаниями бывшего его следователя, помощника начальника 3-го отдела 2-го Управления НКВД СССР Ф.П. Малышева. Тот в своем объяснении по поводу ведения следствия по делу Булина указал, что Ежов в присутствии следственной бригады лично избивал вчерашнего заместителя начальника ПУРККА за его отказ признать свою принадлежность к агентам царской охранки.

Итак, набор обвинений весьма солидный: принадлежность к организации правых, участие в военном заговоре в качестве члена его военно-политического центра, агент царской охранки… Чего еще недостает? Конечно же, причастности к троцкизму! Как же без этого обойтись, когда в руках подследственный – партиец с дореволюционным стажем, кадровый армейский политработник со времен Гражданской войны, не раз встречавшийся с Троцким. И его, конечно, причисляют к активным троцкистам.

В обвинительном заключении на этот счет находим следующие строки: «…Булину от Гамарника было известно о связи последнего с Троцким и о содержании директивных указаний по заговору, получаемых Гамарником от Троцкого… По заданию Троцкого, Булиным и Гамарником создан ряд террористических групп для совершения террористических актов против руководителей партии и Советского правительства…»[352]

Все эти слова о троцкизме Булина на самом деле ровным счетом ничего не стоят. Антон Степанович – доброкачественный продукт эпохи сталинизма и у него никогда не было шатаний от генеральной линии партии (линии сталинского руководства ВКП(б)). Особенно в вопросах троцкизма. Заслуживает внимания заявление его жены – Наталии Логиновны Яковлевой-Булиной, отправленное из Сегежского ИТЛ (Карельская АССР) в январе 1940 года в адрес Ворошилова. Говоря о содержании показаний своего мужа, с которыми (выборочно) ее ознакомил следователь Малышев, она пишет: «В этих же «показаниях» говорится, что Гамарник сообщал Булину о каких-то директивах, поступивших от Троцкого (каких, когда – это неизвестно). Это просто фантастическая чепуха. Булин ненавидел Троцкого дикой ненавистью. Все люди, бывшие активными троцкистами, вызывали у Булина всегда страшное негодование. Когда Троцкий был еще наркомом и приезжал в Питер во время осеннего наступления Юденича в 1919 г., Булин… резко отзывался о руководстве Троцкого армией. Во время всех троцкистских оппозиций Булин всегда выступал непримиримо против линии Троцкого, разоблачая его антипартийную и антисоветскую сущность. В 1927 г., когда Троцкого исключали из партии, то он назвал Булина сталинским жандармом за то, что тот разгонял троцкистов 7/ХI.1927 г., когда они повылезли с антисоветскими лозунгами на улицу…»[353]

Опытный политик и талантливый публицист, Троцкий был мастером точных определений и оценок. Булина он назвал сталинским жандармом, что уже само по себе не оставляло ни малейшего шанса на их совместное сотрудничество. А что же произошло в Москве в день X годовщины Октябрьской революции, о чем упоминает жена Булина? Об этих событиях и роли в них Булина сообщали в те дни все центральные газеты страны. А произошло следующее: 7 ноября в Москве и Ленинграде группы сторонников оппозиции вышли на демонстрацию с лозунгами и плакатами: «Против оппортунизма, против раскола – за единство ленинской партии», «За ленинский ЦК ВКП(б)», «Выполним завещание Ленина» и т.п. Кое-кто нес портреты лидеров оппозиции, к тому времени запрещенные для вывешивания в публичных местах: Троцкого, Зиновьева, Каменева и других.

В Москве демонстрация кончилась стычкой двух группировок. Досталось проезжавшим на автомобиле Троцкому, Каменеву, Смилге и Муралову. Они обращались к колоннам демонстрантов с приветствиями. В Краснопресненском и других районах лидеров оппозиции сначала приветствовали криками «ура!». Но вскоре на них набросилась группа людей, среди которых были и члены партии. Атаковавшие пытались вытащить лидеров из машины. Но на их защиту устремилась часть демонстрантов, видимо, из числа сторонников Троцкого. Началась свалка и драка. Вожди поспешно ретировались.

Острый инцидент произошел во время прохождения колонны демонстрантов Хамовнического района. Около 11 часов на балкон Дома Советов № 27 (бывшая гостиница «Париж»), выходивший на угол улиц Охотный ряд и Тверская, поднялись член ЦК ВКП(б) и ЦИК Смилга, а также исключенные к тому времени из партии Преображенский, Мрачковский и другие. Они обратились к манифестантам с речами. На балконе висел лозунг «Назад к Ленину!». Из колонн слышалось «ура!». Затем часть людей, шедших со знаменами во главе колонн, стали кричать «долой!».

Опешившие на первых порах организаторы всей колонны района пришли в себя и стали отделять из проходивших небольшие отряды. Вскоре сюда прибыли секретарь Краснопресненского райкома Рютин (да, тот самый, который в начале 30 х годов доставит столько неприятностей Сталину из-за своего несогласия с его диктатурой), председатель райсовета Минайчев, секретарь МКК (Московской контрольной комиссии. – Н.Ч.) Мороз и другие члены МК и МКК. С группой командиров прибыл и начальник политуправления округа Булин. Среди собравшейся толпы раздавались крики «Долой!» и «Бей оппозицию». С балкона квартиры Н.И. Подвойского в Смилгу и Преображенского полетели картошка, палки.

«За «артподготовкой» начались «военные действия». По приказу Булина какой-то красноармеец забрался на балкон квартиры Смилги и сорвал полотнище с именем Ленина. Стоявшие на балконе вывесили другой: «Выполним завещания Ленина!». Никто не собирался уступать. Атаковавшие пошли на штурм квартиры. Первыми в подъезд ворвались Рютин, Вознесенский и Минайчев. Дверь взломали. Булин с группой военных курсантов набросился на начподива Мальцева, другие – на Смилгу и Преображенского. Их начали избивать…»[354]

Протесты пострадавших, направленные в Политбюро ЦК ВКП(б), Президиум ЦКК и ЦК ВКП(б) остались без ответа. Точнее, ответ на них был – 11 ноября 1927 года ЦК ВКП(б) принял письмо «Ко всем организациям ВКП(б)». В нем сообщалось, что оппозиция разбита наголову в партийных организациях, а партия в целом, ее рабочие ячейки в особенности, ясно и решительно отмежевались от оппозиционеров, изолируя их как антипартийную и раскольническую кучку… ЦК осудил действия оппозиции 7 ноября в Москве и Ленинграде. Он призвал всех коммунистов принять решительные меры против ее попыток перенести партийную дискуссию за пределы партии.

Таким образом, обвинение Булина в принадлежности к троцкизму было шито белыми нитками. Но «специалистов» из 2-го Управления это обстоятельство, по-видимому, особо не волновало – раз уж Булин попал на конвейер машины НКВД, то подобные «мелочи» там всерьез не воспринимались. Поэтому в обвинительном заключении, составленном в июле 1938 года капитаном Малышевым и утвержденном начальником Управления комбригом Федоровым, так и остались измышления о Булине-троцкисте.

Антон Степанович под натиском следствия гнулся, но не ломался до конца. Он время от времени находил в себе силы сопротивляться и не молчать, что и отмечено в обвинительном заключении: «Булин в предъявленном обвинении сознался и дал показание, но спустя 6 месяцев от своих показаний отказался, мотивируя тем, что он себя и других участников заговора оклеветал…»[355]

Чтобы все-таки сломить отчаянное сопротивление Булина, следователи решили прибегнуть к еще более изощренному средству нажима на него – зная большую любовь Антона Степановича к жене и детям, капитан Малышев сделал их орудием его моральной пытки. Условие при этом было одно – если Булин не сознается и не подпишет нужных следствию материалов, то из-за этого будут страдать его больная жена и сыновья-погодки Сергей и Владимир.