Маргарита Волина - Амплуа — первый любовник

• Название: Амплуа — первый любовник
• Автор: Маргарита Волина
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

В этой книге о знаменитом русском актере говорят друзья и партнеры по сцене. В повести о его театральной юности, написанной М. Волиной, рассказано о театральных «скитаниях» учеников знаменитого режиссера А.Д. Дикого, среди которых Менглету было отведено место премьера, главного героя, героя-любовника. Лирические воспоминания самого артиста посвящены замечательным людям, с которыми ему довелось встретиться в Театре сатиры, где он служит уже почти шестьдесят лет. А коллеги Георгия Менглета с благодарностью и теплотой вспоминают их общую «жизнь в искусстве».

---

Бабушка Катя была очень темпераментным, взрывным человеком — могла накричать на кого-нибудь, правда, на меня она никогда не повышала голоса.

Для нее главным в жизни было благополучие семьи. Теперь, с возрастом, я стала ее прекрасно понимать. Мы с мужем за сорок пять лет совместной жизни почти не разлучались. В театре мы вместе, на гастролях — вместе. Я спокойна только тогда, когда он дома. Я поняла, что мое счастье в том, чтобы была счастлива моя семья. Для Екатерины Михайловны это тоже было важнее всего. Она страшно гордилась папой. Очень ценила и маму. В нашем доме никогда не было скандалов или конфликтов.

Дедушка, Павел Владимирович, был дворянином, но, конечно, об этом никто тогда и не заикался. Узнай кто — и поминай как звали. Работал он главным бухгалтером в управлении железной дороги. Почему-то у него был такой ритуал — обязательно каждый год он водил меня фотографироваться. Меня сажали в кресло, наклоняли головку на бочок, на ручке детские часики. И так из года в год. Стригли меня чуть ли не под бокс. Когда я слышала: «Георгий Павлович, какая у вас хорошенькая дочка» — я страшно удивлялась: у меня была совершенно дурацкая челка, торчащие уши, и я вовсе не казалась себе хорошенькой.

Папа с мамой бывали у нас наездами — приезжали к нам в гости с подарками. Почему-то мне запомнилось, как папа привез мне два почти одинаковых платьица — одно розовое, а второе фисташковое, но оба с оборочками, петушками, цветочками. Приезд родителей был для нас праздником. Для папы готовили волейбольную площадку, натягивали сетку. Там, где он появлялся, всегда начинались шутки, розыгрыши, воцарялась атмосфера легкая и праздничная. Он играл в футбол и волейбол, мы вместе ходили в гости и в театр, ели мороженое, которое он обожал, а в доме становилось шумно и весело.

Несмотря на то, что я была очень маленькой, у меня связаны ярчайшие ностальгические воспоминания с Воронежем.

У нас было три собаки и кошка Пушок. Овчарка Чарли и дог Раджа жили вместе с нами в доме, а дворняжка Джимка — под верандой. Дога взяли совсем крошечным щенком, у него еще лапки расползались, он не мог стоять.

Жили мы в кирпичном доме рядом с Покровским собором. Там был дом архиерея, настоятеля церкви, и несколько жилых домов, в том числе и наш. Моим детским другом был племянник архиерея, и я частенько заходила к нему домой. С этим собором нашу семью связывало многое. Папа в детстве там прислуживал. Меня там крестили няня и бабушка.

Позже собор превратили в антирелигиозный музей. По утрам в нем показывали фильмы для детей. Мы ходили смотреть то «Царевну-лягушку», то «Кощея Бессмертного».

Жили мы вместе с бабушкой, дедушкой и их сыном Женей — младшим папиным братом. Женя меня развлекал — запрягал собак в санки и катал вместе с подружкой вокруг рынка по площади. Собаки мчались изо всех сил, поражая прохожих.

Храм стоял на возвышении, все улицы шли к реке Воронеж. Гора называлась Вяхиревской и была довольно крутой, с нее Женька частенько запускал нас на санках. Санки неслись, у нас захватывало дух, и мы были совершенно счастливы. Сейчас, правда, эта гора уже вовсе не кажется мне такой крутой, но тогда…

После войны город был весь в руинах, но наш дом уцелел. Позже его снесли, и на его месте — просто мистика какая-то! — построили драматический театр. И там, где была наша дверь, теперь служебный вход. Я приезжала в Воронеж каждое лето до 1952 года. Привозила сюда и своих детей. Потом приехала уже в 1958 году после фильма «Дело было в Пенькове». Я так же, как и папа, очень люблю этот город.

В Воронеже был дивный театр — очень уютный, с красивыми бархатными креслами. Мы постоянно ходили туда с дедом. В некоторых гримерных жили актеры, иногда целыми семьями — с жильем было трудно. Я помню запах декораций, клея. Он мне безумно нравился. Может быть, бациллы влюбленности в театр пошли именно оттуда. Прекрасно помню замечательных воронежских артистов — провинциальных звезд.

Я прожила в Воронеже до пяти лет, а затем мы всей семьей — с бабушкой, дедушкой и Женей — отправились к родителям в Сталинабад. Поселились в двухэтажном доме на улице Орджоникидзе, рядом с горисполкомом. Дом казался мне очень большим и комфортным, сейчас, наверное, он показался бы мне кургузым и нелепым. У нас в трехкомнатной квартире было две комнаты. Одна большая — в ней жили бабушка, дедушка, Женя и я — и маленькая, где размещались родители.

Как удивительно устроена память, сколько лет прошло, сколько событий, а я отлично помню, что нашими соседями была эвакуированная семья из Киева. Там были две девочки, одна почти моя ровесница, а вторая постарше. Одна из них потом стала певицей, работает в Одессе. Мы с ней до сих пор поддерживаем отношения и, когда я приезжаю в Одессу, непременно встречаемся. А напротив нас жил летчик, и у него тоже была дочка. Этот летчик летал куда-то в горы. Как-то он привез нам много черепах и черепашьих яиц. Яйца я пробовать не стала, а черепах у меня дома было много. Они расползались по всей квартире, и мы собирали листья и кормили их.

В первый класс я пошла именно в Сталинабаде. В школе не было ручек, и дедушка, у которого были золотые руки, вырезал мне палочки. Тетрадок тоже не было, но и тут нашелся выход — мне сшивали старые пьесы и на другой стороне страничек я писала. Так я впервые приобщилась к театральному искусству. Я любила приходить в театр, зайти в бутафорский цех, в реквизиторский, что-то примерить на себя. Волшебная и таинственная страна «Закулисы» мне очень нравилась. Здесь были перепутаны времена, и рядом с мушкетерами можно было увидеть красногвардейца, а печальные три сестры запросто беседовали с каким-нибудь босяком.

Я помню многих актеров. Папа же был премьером. Он играл все главные роли, к тому же был таким красавцем. Его все боготворили. Мне было очень приятно, что я — его дочь.

Началась война, Женя ушел воевать, родители отправились на фронт с фронтовым театром, а я опять осталась с бабушкой и дедушкой. Мы получали аттестат — по нему нам выдавали какое-то повидло и кости, за которыми надо было идти, как мне казалось, страшно долго.

Война была далеко от нас, но все равно все думали о ней, жили ею. Мы, дети, ходили по Сталинабаду вдоль арыков и собирали персиковые косточки, потом сдавали их в аптеку. Нам говорили, что из них можно приготовить лекарство для солдат. И игры наши были связаны с войной. Мы придумывали, что если к нам придут немцы, то мы закроем подъезд, возьмем палки и будем ими сражаться.

Детство у меня было совершенно интернациональным: таджики, евреи, украинцы, русские — все жили очень дружно. У одной моей подружки Ани Камаловой дядя был известным балетмейстером, а его жена — певицей. Мы ходили к ним в гости, и все мне казалось там очень интересным.

Как— то дедушка решил посадить во дворе деревца. Я ему помогала, и мы посадили вишни. Потом все вместе поливали этот сад. Много лет спустя папа был на гастролях в Таджикистане. Оказалось, наши деревья доросли до второго этажа. Мне бы очень хотелось съездить сейчас в Душанбе и посмотреть, как вымахал наш сад. Но, увы, теперь сделать это не так-то просто.

В Сталинабаде папу пригласили сняться в кино. В фильме «Лермонтов» он играл Васильчикова. Мне было лет пять, и меня взяли в массовку — нарядили в красивое длинное платьице, и я ходила и играла с мячиком. Это был мой первый кинематографический опыт. И папин тоже. Вообще же папа кино не любил. Может быть, его не очень-то и приглашали. Мне кажется, у него было слишком породистое, чуждое, «несоциалистическое» лицо. Между прочим, когда я снималась в своем первом фильме — «Дело было в Пенькове», то меня «простили». Был такой термин. Мне делали простенькую прическу на косой пробор. Моя внешность, видимо, тоже не укладывалась в рамки соцреализма.

Я помню, что в Сталинабаде было много эвакуированных с Западной Украины, из Польши, из других стран. В комиссионных магазинах продавались очень красивые вещи. И вот как-то мама купила мне там огромного пупса. Он был величиной с грудного ребенка, у него были ручки и ножки с перевязочками и, что было совсем необычно, закрывающиеся глаза. Его можно было купать, потому что он был гуттаперчевый. Как-то я вышла с этим пупсом и стала мыть его во дворе под краном. Кто-то из взрослых увидел это зрелище и возмутился: «Как это маленькой девчонке разрешают купать ребенка под краном». У этого пупса был один недостаток — у него не было волос. Когда мы приехали в Москву, мама заказала для него в театре парик из настоящих волос, мы приклеили эти волосы, и моя кукла Ира стала настоящей красавицей.

Помню еще один подарок родителей. Мне исполнялось восемь лет, и мама с папой подарили мне на день рождения огромную корзину. В ней было восемь арбузов и отборные персики. Эта корзина цела у меня до сих пор.

В конце войны мы всей семьей вернулись в Москву, в тот самый дом политкаторжан в Большом Харитоньевском переулке, где на подоконнике я провела первые месяцы своей жизни.