Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

• Название: Второе пришествие инженера Гарина
• Автор: Владимир Алько
• Издательство: Поверенный
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-93550-023-X

«Гиперболоид инженера Гарина» А.Н. Толстого заканчивается бегством главных персонажей – Гарина и мадам Ламоль – с Золотого острова и кораблекрушением яхты «Аризона». Герои произведения оказываются выброшенными на необитаемый остров, где и начинают влачить жалкое существование, без надежд, без будущего… Автор как бы переводит своих героев в состояние литературного анабиоза (ни жизнь, ни смерть), словно бы надеясь на продолжение своего романа. И вот – аргентинское исследовательское судно спасает Гарина и Зою. Следуют годы конспирации, нужды, лишений… Дерзкий, аналитический ум Гарина не может примириться с подобным положением вещей. Подрабатывая экспертом в патентном бюро, он проникается модными и парадоксальными идеями теории относительности и приходит к мысли о создании… Что последовало за этим, – какие свершения, интриги и приключения, – а также всю фантастическую историю «Второго пришествия инженера Гарина», читатель найдет в этой увлекательной книге.

---

Манерно воздух чертили бесчисленные стрекозы, а более стилизованные бабочки всех расцветок оставляли один роскошный цветок ради другого, чарующего и дурманящего.

И вот над всем этим – авторитарно, надменно-сухо вознесся Dome*; как если бы было возможно в этом абстрактном и возвышенном начертании слова сохранить суть вещи.

Дом-замок, или своеобразный мемориал, – в память живых, выразительность фасадов которого строилась на отточенном лаконизме гладких и наклонных, точно уводящих в небытие плоскостей, с простым (и странным) сведением архитектоники к основным геометрическим объемам и фигурам: кубу и трапеции. К этой особенности можно было отнести и гигантские тумбы – по каждому из углов в цоколе здания. Смутно, но узнаваемо им были переданы черты головы человека и туловища льва. Эти кубо-сфинксы были высотою в 6-этажный дом и даже ввиду такого огромного строения, каким был дворец, выглядели громоздкими. По периметру всего здания и уже за внешней оградой – начиналась платановая рощица (высаженная для дезинфекции воздуха), вторым поясом расположились миртовые деревья, далее – ряд пирамидальных кипарисов. Во внутреннем замкнутом дворе, куда выходили фасады, сработанные в мавританском стиле, цвел розарий, благоухал миндаль.

Но все эти красоты и благовония не отменяли главного и общего:

Эти обморочно падающие назад стены с узкими оконцами-нишами, где от рассвета до заката залег мрак; с крышей, срезанной и плоской, наподобие тибетских пагод, с соответствующим карнизом и фризом: с вертикалями кипарисов, несколько, как бы, облегчающих массу этого дома-форта. И, вместе с тем, здание вовсе не производило впечатление сумеречного (позаимствовавшего немало от гробницы восточных деспотов), благодаря светлым и чистым тонам гранита (основного здесь строительного материала), светло-серого и стального оттенка, на изломе пепельного-серебристого. И, быть может, еще и от этого – в облике здания запечатлелось нечто бесстрастное и беспощадное.

*** 118 ***

Неловкая, крадущаяся фигура благополучно миновала открытое пространство вблизи костра; подсела к огню, на корточках, утопая в длинном и широком домотканном хитоне. Лицо незнакомца было почти скрыто капюшоном, но ни лени, ни грации, так присущей арабам, не замечалось в нем.

Человек достал грязный кисет. Белыми, сильными пальцами набил трубку. Затянулся сладким дымком. Тотчас двое других – немолодых арабов – дружно закивали, поглядывая друг на друга, и немало на пришельца. Один из арабов обугленной палкой расшевелил очаг. Над костром черно-красно пучился бараний бок. Не было пока произнесено ни слова. Безответное молчание пустыни, поглотившее само велеречие человека. И все же красноречие, – с которым мог бы извергнуться неожиданный каскад откровений; как за поворотом вялотекущей реки – водопад.

Пришелец, в который раз, особенно благостно затянулся… ткнул трубкой через плечо себя, где за его спиной смутно угадывались довлеющие над местностью чертоги новых фараонов.

– Кто там может быть? – с безразличием в голосе спросил он.

Сидящие на корточках арабы не повели и бровью.

Вопрошающий (самую судьбу свою, – так опасны здесь были подобные разговоры) упрямо качнул головой:

– Это сколько надо иметь жизней, чтобы чувствовать себя живым в этом саркофаге, – произнес он в той же отрешенной манере.

– Тот, кто всему здесь дает жизнь – тот должен, – произнес один из арабов, оценивая мудро-бессодержательную речь чужестранца.

Другой кивком подтвердил общее мнение, придавая беседе особо мистический характер.

– Возвести себе такие кручи, ого! Люди это или демоны? Да это целая усыпальница Хеопса. Н-нет, не то… – не договорил странник, глаза которого, несмотря на блажь гашиша в них, выдали осмотрительную твердь зрачков.

Арабы подозрительно вслушались в незнакомое им слово, но судя по выговору – велеречивое.

– Если то, о чем ты сказал, так же равновелико и осияно… мы должны были бы это знать, – резонно высказался один из знатоков пустыни. Другой – часто, часто закивал, из какого-то своего полусна, где не было места ни реальной истории, ни времени.

– Оно конечно. Всего не упомнишь; всего не увидишь, – важно подтвердил согласие сторон незнакомец. Он, казалось, не решался на что-то большее.

– Я только как второго дня здесь, – продолжил он после двух затяжек зелья. – Мой караван привез для правоверных шелка, муслин, тесьму, толедские ножи, – и гость перечислил среди всего прочего предметы религии и быта мусульман, особо интимно им известные. Этим он еще больше расположил к себе арабов. Они дружелюбно закивали ему.

– Дивная и господин наш Лорд защитник, даруют нам кров, еду; все, что мы не попросим. Одаривают милостью каждого, кто вверяется им. Дивной и господину нашему – известно все и каждый…

Проговоривший это араб оттяпал кинжалом ароматный кусок из поджариваемого бока, попробовал на вкус.

Мимо них, в метрах семи, прошлись воин ислама с длинным ружьем наперевес и карабинер из внутренней охраны форта. Незнакомец затвердел стальной пружиной, готовый выскользнуть из капюшона – всего своего непривычного одеяния гремучей змеей; но – обошлось: караульный, покосившись на них, продолжил свой обход.

Общение у костра продлилось. Были поделены жареное седло барана, каравай хлеба и кисет гостя. Сам он уже отметили следы незаконченных фортификационных работ, расположение блокпостов и вновь, полуобморочно, словно падая навзничь, прошелся взглядом по всему этому режуще-светлому зданию-монументу. Что тогда мог привнести туда день?

*** 119 ***

Золотистый свет пронизывал ансамбль из множества тонких, стройных колонн. Сгрупированные по пять – они были увенчаны капителью в виде сталактитов, изрезанных арабской вязью слов (что-то о целомудрии, верности и чести); выше они переходили в ствол шахты, и где-то уже под самой кровлей здания, на большой высоте перекрывались стеклянным куполом. На свободной от колонн площади находился бассейн, обсаженный миртовыми деревьями. В стороне от него и на возвышении – эбеновое ложе, забранное шкурами леопарда. На ложе расположилась мадам Ламоль. Сейчас распущенные ее волосы были скручены простым узлом и спрятаны под купальный колпак. Она разлеглась в небрежной позе одалиски; одна ее нога свободно выпрасталась, и над педикюром которой трудилась искусная мулатка. Другая девушка обрабатывала ногти на пальцах мадам; время от времени свободной рукой, та брала из коробочки рядом горсть зерен и швыряла на мраморный пол. Тотчас слетались такие же, будто лишенные живого тепла, декоративны голуби, и весь в кружевах, зеленоватой бронзы павлин, важно прохаживался, подрагивал своей венценосной головой, не спуская глаз с дарительницы, и не более того.

Мадам Ламоль остановила взгляд на отделке стен, потолка (там, где он не прерывался светоносными шахтами): тонкой работы резной кедр скрадывал холодный блеск изразцов, и мрамор пола.

От недалекой беседки, словно из-под земли, появился человек в белой гвардейской форме, с золотыми и серебряными галунами. Он позволил себе при входе лишь снять фуражку с эмблемой; близко подошел к ложу.

Не прерывая процедуры, мадам Ламоль только чуть подобралась в своей позе. Извиняюще-строго взглянула на вошедшего.

– Почему без доклада? – тем не менее, сухо спросила она.

Лицо гвардейца, как могло, приняло невозмутимо-вежливое выражение.

– Но, моя королева. Я посчитал, что в свете Ваших последних требований… Мое появление здесь… и, рассматривая себя, как… – понесло его.

– Зоя усмехнулась, полузакрыв глаза и отдаваясь грезе, навеянной бархатистым голосом этого человека, полагая, верно, что это ее состояние наиболее подходит к той обстановке, в коей она пребывала последнее время.

Валантен закончил плетение каких-то дворцовых интриг; сделал еще шаг и поцеловал руку властительницы. Только ему (теперь коменданту форта и личному телохранителю мадам Ламоль) позволялась такая вольность, как пренебрежение ее официальным титулом – Дивная. (Гарин и его приближенные было не в счет).

Властным жестом мадам Ламоль отослала прислугу.

– Что все-таки, что у тебя, наконец, – проговорила она доверительным голосом.

Валантен быстро подсел на стоявший рядом и слишком низкий для него стульчик. Взял руку Дивной, как вслушиваются в пульс. Теперь эта рука издавала горьковатый запах, после того, как перебрала в корзиночке из серебряных прутьев нарезанные маслянистые листья. Чуткие ноздри латинос уловили запах кока; в груди его сошлись любовь и сострадание. Мадам Ламоль высвободила руку, потерла виски, вздохнула, подперла голову на гибкой шее, выгнулась телом, приготовилась слушать во всем своем небожительстве этот вполне земной голос.

– Я пришел сообщить Вам, моя королева, – начал повторяться гвардеец, – что по имеющимся у меня сведениям, некоторые шейхи и главари повстанцев пытаются активизировать свои действия, согласовывая их с пожеланиями Верховного…