Эрнест Капандю - Рыцарь в черном плаще

• Название: Рыцарь в черном плаще
• Автор: Эрнест Капандю
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0766-X

Эрнеста Капандю называли литературным «сыном» Дюма-старшего и «братом-близнецом» Дюма-младшего. Пророчили ему небывалую славу и бессмертие его романам. «Journal pourtous», где печатались его книги, расходился в небывалом количестве экземпляров.

Если бы Капандю был столь же плодовит, как его «отец» и «брат», возможно, именно он стал бы символом французской литературы XIX века. Но, увы, в начале XX века о нем забыли. И вот теперь, спустя 100 лет, Франция опять зачитывается его таинственными и загадочными романами.

В Европе появился новый герой. Не Супермен, не Бэтмен, не Зорро, но не менее благородный и отважный — Рыцарь в черном плаше.

«Я сделался орудием правосудия судьбы, каравшего негодяев, пренебрегавших человеческими законами. Я стал разбойником, наводящим ужас на город от заката до восхода солнца, а днем — благочестивым оружейником! Если бы мои родители не пали жертвой подлых убийц, я не жил бы таким образом. Но когда я увидел, что мой отец осужден постыдно, а моя мать удавлена, я начал беспощадную войну!»

---

Кинон стояла возле кровати. Жильбер оставался в нише окна, дальнего от кровати; укрытый опущенной занавесью, он не был замечен доктором. Начальник полиции и герцог подошли к кровати и внимательно посмотрели на девушку.

— Как она хороша! — воскликнул Ришелье.

Кене осматривал раненую. Он медленно покачал головой и обернулся к герцогу и начальнику полиции.

— Она может говорить? — спросил Фейдо.

— Нет, — ответил доктор.

— Но она, по крайней мере, слышит?

— Нет.

— Видит?

— Нет. Она в летаргии, которая может продолжаться несколько часов.

— Вы приписываете эту летаргию полученной ране?

— Не столько полученной ране, сколько нервному расстройству. Я убежден, что девушка испытала какое-то сильное волнение: гнев или страх, это волнение потрясло ее и могло уже само по себе лишить жизни. Рана предотвратила прилив крови к мозгу, но очень ослабила больную, погрузив ее в сон.

— Сон? — повторил Ришелье. — Что еще за сон?

— Оцепенение, первая степень летаргии. Больная не видит, не слышит, не чувствует. Летаргия не полная, потому что дыхание ощутимо; но этот сон настолько крепок, что, повторяю, больная ничего не ощущает.

— Это очень странно! — сказал Ришелье.

— Следовательно, — продолжал Фейдо де Марвиль, — мы можем разговаривать при ней, не боясь, что она услышит нас?

— Можете.

— Но сон ее может прекратиться?

— Разумеется. Я не поручусь, что через несколько минут она не откроет глаза, не произнесет несколько слов. Но глаза ее не будут видеть, а слова не будут иметь никакого смысла.

— Сколько времени может продолжаться эта летаргия? — спросил Ришелье.

— Трудно сказать. Припадок летаргии вызван исключительными обстоятельствами, и я не в силах сказать ничего определенного. Потеря крови истощила ее, и я не рискну употреблять привычные средства, чтобы привести в чувство раненую. С другой стороны, быстрое, пусть даже естественное прекращение этого сна может стать причиной смерти, и смерти скоропостижной: больная может раскрыть глаза и тут же отдать душу Господу.

— Боже мой! — воскликнула мадемуазель Кинон, сложив руки на груди.

— Долгий сон дает телу полное спокойствие, исключает нервное напряжение и является счастливым обстоятельством. Все зависит от момента пробуждения. Если при пробуждении не наступит немедленная смерть, больная будет спасена.

— А как вы считаете, каким будет пробуждение, доктор?

— Не знаю.

— Итак, я не смогу ни сам говорить с ней, ни заставить ее говорить?

— Не сможете, месье.

— Составьте протокол, доктор, а герцог окажет вам честь подписать его как свидетель.

— Охотно! — кивнул Ришелье.

— Если девушка умрет, не дав никаких сведений об этом гнусном преступлении, это будет скверно, — сказал де Марвиль.

— Без сомнения. И так вполне может случиться.

— Но расследование надо провести. Вы мне рассказали все, что знаете? — обратился он к герцогу.

— Решительно все, — отвечал Ришелье. — Моя память мне ни в чем не изменила. Вот как было дело. — И он снова повторил свой рассказ со всеми подробностями.

Фейдо, выслушав герцога, обратился к Кинон, спросив:

— Помните ли вы все, что говорил герцог?

— Совершенно, только я считаю нужным прибавить кое-что.

— Будьте так любезны.

— Сабину нашли распростертой на снегу. Вокруг нее виднелись кровавые пятна, но не было никаких следов. Это указывало на то, что молодая девушка не сделала ни одного шага после того, как была ранена.

— Да, — подтвердил Кене.

— Далее, — сказал Фейдо, слушавший с чрезвычайным интересом.

— Не было видно никаких следов борьбы.

— Это значит, что нападение было неожиданным! Далее, далее, продолжайте!

— Сабину не обокрали: у нее на шее осталась золотая цепочка с крестом, в ушах серьги, а в кармане кошелек с деньгами.

— Ее не обокрали? — спросил звучный голос.

Все обернулись. Жильбер, не пропустивший ни слова из разговора, вышел из своего укрытия.

— Кто вы? — спросил начальник полиции, пристально глядя на него.

— Жених мадемуазель Даже, — отвечал Жильбер.

— Как вас зовут?

— Жильбер… Впрочем, герцог меня знает, я имею честь быть его оружейником.

— Правда, — сказал Ришелье, — это Жильбер.

Молодой человек поклонился.

— И ты жених этой восхитительной девушки?

— Точно так, ваше превосходительство.

— Ну, поздравляю тебя. Ты, наверное, представишь мне жену в день твоей свадьбы?

— Надо лишь, чтобы невеста выздоровела. Прошу извинения у вас, герцог, и у вас, господин начальник полиции, что я вмешался в ваш разговор. Но я люблю Сабину, и Сабина меня любит, и все происшедшее трогает меня до глубины сердца. Так ее не обокрали? — обратился он к мадемуазель Кинон.

— Нет, друг мой, — ответила та.

— Зачем же ее пытались убить?

Все молчали.

— На руках и на теле имеются следы насилия? — продолжал Жильбер.

— Нет, — ответили в один голос Кене и Кинон.

— Значит, ее ранили в ту минуту, когда она менее всего ожидала нападения и не старалась защищаться. Но зачем она пришла на улицу Темпль?

— Неизвестно. Брат ее сегодня утром опросил всю прислугу, всех соседей и ничего не смог выяснить. В котором часу она выходила, зачем выходила одна, никому не сказав, — этого никто не знает.

Жильбер нахмурил брови, как человек, умственные силы которого сосредоточены на одном вопросе.

— Странно! — прошептал он. Потом, как бы озаренный внезапной мыслью, живо спросил: — В ту минуту, когда Сабину принесли к мадемуазель Комарго, она не говорила?

— Нет. Она уже находилась в том состоянии, в каком вы видите ее сейчас.

— Вы говорите, что это случилось в четыре часа?

— Да.

— Выходит, всего за несколько минут до того, как начался пожар в особняке Шароле?

— За полчаса, не более.

Жильбер опустил голову, не проронив больше ни слова.

— Вы ничего не хотите добавить? — спросил Фейдо у Кинон.

— Я сказала все.

— А вы, доктор?

— Я тоже сказал все, что знал.

— Тогда составьте протокол, о котором я вас просил.

Кене подошел к столу и стал писать. Жильбер неподвижно стоял, опустив голову, погруженный в размышления. На долгое время в комнате воцарилась тишина. Дверь тихо отворилась, и вошел Ролан.

— Отец непременно хочет видеть Сабину, — сказал он.

— Пусть войдет, — отвечал Кене, не переставая писать. — Мы обсудили все, что следовало.

XIII Герцог де Ришелье

Десять минут спустя, герцог и начальник полиции сидели в карете, которую мчали во весь опор две рослые лошади. Герцог Ришелье протянул ноги на переднюю скамейку. Фейдо де Марвиль, скрестив руки, откинулся в угол кареты и был погружен в глубокую задумчивость.

— Она поистине очаровательна! — сказал герцог. Фейдо не отвечал. Ришелье обернулся к нему и спросил:

— Что с вами, мой друг? Вы как будто замышляете преступление. Какой у вас мрачный вид! Что с вами?

Начальник полиции подавил вздох.

— Я встревожен и раздражен, — сказал он.

— Чем?

— Тем, что в настоящее время все обратилось против меня.

— Каким образом?

— Герцог, — сказал Фейдо, — вы столько раз удостаивали меня своей благосклонностью, что я не хочу скрывать от вас того, что чувствую. Прошу вас как друга выслушать меня.

— Я всегда слушаю вас как друг, Марвиль. Что вы мне хотите рассказать?

— Вам известно, что король высказал мне сегодня свое неудовольствие…

— Насчет Петушиного Рыцаря?

— Именно.

— Я знаю, что его величество давно желает, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.

— Неудовольствие короля теперь увеличится еще сильнее, в то время как я надеялся на обратное.

— Почему же неудовольствие короля должно увеличиться?

— По милости этой Сабины Даже.

— А-а! — сказал герцог, качая головой, как человек убежденный доводом собеседника.

— Даже — придворный парикмахер. Даже причесывает королеву, принцесс. Его влияние в Версале огромно: с ним часто говорит сам король.

— Чаще, чем со многими другими.

— Это происшествие наделает шуму. Теперь весь двор переполошится. Завтра только о нем и будут говорить.

— Обязательно.

— Даже потребует правосудия. Его величество захочет узнать подробности, вызовет меня и будет расспрашивать. Что я ему скажу?

— То, что знаете.

— Я ничего не знаю.

— Черт побери! Так оно и есть.

— Король сегодня упрекнул меня в том, что я небрежно отношусь к своим обязанностям, а завтра он меня обвинит в неспособности исполнять свой долг, если я не смогу сообщить ему подробных сведений о покушении на Сабину Даже.

— Так может случиться.

— Многие подобные покушения, оставшиеся без наказания, дадут возможность моим врагам повредить мне, а Богу одному известно, сколько их у меня!

— Да, я это знаю, любезный Марвиль. Что вы намерены предпринять?

— Ума не приложу — это и приводит меня в отчаяние! Я не могу предоставить подробных сведений его величеству, а он опять выразит мне свое неудовольствие. Я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все мои недруги забросают меня камнями…