Михаил Козаков - Мещанин Адамейко

• Название: Мещанин Адамейко
• Автор: Михаил Козаков
• Издательство: Гудьял-пресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002

---

Действительно, все происходило, как рассказывала Резвушина.

Но в вечер первого сентября она никуда не уходила — так, чтобы эти гости оставались одни, и предположения ее о возможном существовании интимных отношений между Ольгой Самсоновной и Адамейкой были скорее результатом ее чисто женской прозорливости, чем наблюдательности, потому что в этот вечер Ардальон Порфирьевич ничем почти не выдал своих истинных чувств к жене Сухова.

Он не мог этого сделать уже и потому, что в этот вечер ему пришлось встретиться с человеком, разговор с которым отвлек мысли Ардальона Порфирьевича и от Ольги Самсоновны, и от той цели, с какой он сегодня старался найти эту женщину.

Знакомство читателя с этим человеком тем необходимей, что он, человек этот, — сам не подозревая значения некоторых своих слов, — может, однако, объяснить многое, что оставалось до сего времени, весьма вероятно, непонятным для читателя и интригующим.

Человек этот был — Кирилл Матвеевич Жигадло, ближайший сосед Настеньки. Он вошел в комнату в тот момент, когда и гости и хозяйка только что приступили к трапезе. Вошел, не постучав в дверь, — тихо, неслышно, неожиданно приблизив сухой и длинный остов своего тела к маленькому столу, за которым все сидели.

— Вот и я! — сказал он сипловатым, как будто застрявшим в узком горле, надтреснутым голосом и посмотрел сверху на незнакомое ему лицо Ардальона Порфирьевича.

ГЛАВА XII

Даже бойкая Настенька не успела ответить на его странное приветствие, — вошедший быстро протянул руку Ардальону Порфирьевичу и поспешно отрекомендовался:

— Жигадло, Кирилл Матвеевич. Здешний жилец, непризнанный инвалид труда и, между прочим, ближайший друг Настеньки.

Сказал — и сразу же сел на свободный стул, не дожидаясь приглашения.

— Жигадло Старший, — повторил он опять. — А ваша как, дорогой гражданин?

— Моя фамилия — Адамейко… — нерешительно улыбнулся тот, и рука, несшая ко рту кусочек сдобной халы, так же нерешительно опустилась к столу.

— А имя как? — смотрел на него мокрым, водянистым глазом Жигадло.

Ардальон Порфирьевич назвал свое имя.

— Стойте! — вскрикнула, обращаясь к нему, Резвушина. Разве так культурный человек знакомится, а?… Сунул, можно сказать, оглоблю свою незнакомому человеку, фамилию свою малозначащую навязал, а потом еще вроде допроса устраивает… К тому же, Ардальон Порфирьевич, прошу помнить, что нахально почти… соврал этот дяденька: никогда он не был мне ближайшим другом… Воли моей на то не спрашивал! А что знаю я его хорошо, — это правда.

— Что ты, Настенька, совсем осрамила сгоряча Кирилла Матвеевича! — укоризненно засмеялась Ольга Самсоновна и с нарочитым дружелюбием посмотрела на него.

— Никакого сраму нет-с, а одно только непонимание. Коротко объясню вам, так как вижу, что изволили прийти сюда-с в первый раз, — обратился Жигадло к вглядывавшемуся в него с любопытством Ардальону Порфирьевичу. — Другом себя Настеньки твердо считаю, и никакого мне-с на то ее соизволения не требуется, ибо, полагаю, запретить быть другом — это все равно, что на земле тень свою вырезывать. Глупо и невероятно! Как скажете? А что ближайший я друг, — так понимать можете без интимных, так сказать, подозрений: комнаты наши рядышком-с, парные комнаты-с, как две ноздри — что одна обоняет-с, то и другой не запрещено.

— Краснобай старый! — беззлобно уже, горячась и дружески покровительственно косясь на него, воскликнула Настенька. — На всякий разговор мастак. Так и загрызет нового человека своими разговорами…

— А что говорит Настенька, будто хорошо меня знает, — так тут тоже ошибка. Насчет каждого человека можно только догадываться, а не знать. Как скажете? А раз догадываться, значит… значит, вот — все и будет только казаться. Не так? — продолжал Жигадло, словно не слыша последней реплики Настеньки.

— Так! — кивнул Ардальон Порфирьевич, продолжая с любопытством наблюдать нового собеседника.

— То-то же! — как-то назидательно и самодовольно усмехнулся тот и перевел глаза на крупный сгусток повидла на тарелке, увесистым бугром лежавший в маленькой ложечке, отчего ручка ее высоко поднялась над тарелкой. — Настюша… — ласково и заискивающе сказал Кирилл Матвеевич. — Разрешите в этот-с вечер присоединиться: на облизку — сладости, на прожевку — ситничка, глоточек жидкости — и мне довольно!

— Я не отказываю…

— Вот я налью вам! — взялась за стакан чуть раскрасневшаяся после чая Ольга Самсоновна.

— Эх, старый я пес… неприконченный пес… — вздыхал, делая жалостливые ужимки, Жигадло. — А ведь, если начинать бы мне теперь сначала жизнь, смолоду, значит, — у, какой бы из меня толк вышел!

Он положил к себе в рот крупный кусок мягкой вкусной чалы — и на минуту замолчал. Потом он встал, подошел к подоконнику и положил там на какую-то жестяную крышечку остаток своей неприятно дымившей цигарки, которую он до того держал все время в руке. И снова вернулся на свое место.

Когда он проходил по комнате, — так же неслышно и мягко, как и вошел сюда, — казалось, что кто-то издалека, оставаясь незамеченным, передвигает здесь длинный, слегка надломленный вверху, крестообразный шест: так костлява и узка была фигура Кирилла Матвеевича и так легка была его походка.

Лицо у него тоже было узкое, но короткое, и если бы не пепельно-седая круглая бородка, слившаяся с такими же — и тоже плохо расчесанными — усами, лицо казалось бы совсем игрушечным, несообразно малым для человека такого роста. Седые же лишаи бороды были и на щеках, два-три таких же волоса торчали из чуть приподнятых кверху ноздрей, — не слившись, однако, с волосом усов, — щеки были дряблые, синеватые, как и округлый кончик носа, а глаза под сморщенной скорлупой век — мутноватые, старчески водянистые, и походили они на две хлюпкие лужицы. Правда, в лужицах этих появлялся блеск упавшего в них осколочка — живой и хитрой улыбки, остренького, ежистого смешка, но это каждый раз продолжалось недолго, и глаза Жигадло не меняли и тогда своего цвета.

— Далеко изволите проживать? — обратился он вновь к Ардальону Порфирьевичу. — Полагаю, в том же районе, где и наша раскрасавица Ольга Самсоновна?… так… так… Не ошибся. Нюх, знаете ли, замечательный: способность эту самую невзначай, так сказать, по наследству я передал. А вот и посмотрите, что получилось!… Настюшенька! За здоровье ваше и ваших заказчиц проглочу сейчас вот это превкусненькое-с повидлице… Ах, не ожидал… буквально не ожидал такого семейственного и душевного времяпрепровождения!…

Ардальон Порфирьевич не поднимал, о какой «наследственности» идет речь и кому, собственно, она передана стариком Жигадло: Кирилл Матвеевич быстро менял тему разговора и говорил так, словно все присутствующие знали уже, о чем и о ком именно он в данный момент думает.

Но скорей всего эти скачки мысли Кирилла Матвеевича происходили сейчас оттого, что и сам он не выбрал еще для себя темы разговора, так как усиленно занят был сейчас другим — удовлетворением своего отнюдь не старческого аппетита… Ел он много и быстро, а разговаривал в то же время, очевидно, только для того, чтобы меньше заметно было присутствующим его пристрастие к еде. Старик был с хитрецой!

Так и понял его, после минутного удивления, Ардальон Порфирьевич, но верткие и скользкие слова Жигадло, плутоватая и мокрая усмешечка его хлюпких мутноватых глаз уже заинтересовали Ардальона Порфирьевича.

«Гусь! — подумал он, внутренне усмехнувшись. — И забавный порядочно…»

— Люблю Настюшу, а она любовью моей брезгает! — перебегали от одного к другому слезящиеся плутоватые глаза. — И сам понимаю… хэ-хэ-хэ… Сам чувствую: устарел, подгнил ты, друг любезный, Кирилл Матвеевич!… Не претендую-с… А ведь было время… Наливное-с яблоко — вот какие-с дни были!… Ароматные дни… да-а! Сок горячий!…

— Вся беда-то в том и лежит, и по сию минуту претендуете… На каждую бабу в мыслях своих темных претендуете!

— Умница… умница вы, дорогая наша Настенька… Но доказательства… доказательства где, хэ-хэ-хэ?… Где доказательства? — как говорит всегда сынок мой старшенький, Дмитрий Кириллович… а? Не изволили слыхать, Ардальон Порфирьевич, про сынка моего старшего?

— Помолчали бы уж лучше насчет доказательств. Или хотите, чтобы все грязные истории про вас рассказала? — искренно волновалась Настенька. — Ведь позор один для ваших лет…

Ее прервал стук в дверь.

— Гражданка Резвушина. Пожалуйте срочно к коменданту и несите квартплату.

— Приду!… Сейчас приду. Подождите меня, Оля, я скоро… Накинув на плечи платок и захватив с собой кожаную сумочку, она выпорхнула в коридор.

Ольга Самсоновна пересела на ее место и шутливо объявила себя хозяйкой этой комнаты. Адамейко придвинулся к ней так, что колени его касались ее теплых, волнующих ног. Ольга Самсоновна заметила это, но только коротко, иронически усмехнулась — и ног своих не отставила.