Ален Бомбар - За бортом по своей воле

• Название: За бортом по своей воле
• Автор: Ален Бомбар
• Издательство: Государственное издательство географической литературы
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1963

Рассказ о необычайных путешествиях, предпринятых молодым французским врачом Аленом Бомбаром в 1952 г. с целью доказать, что люди, потерпевшие кораблекрушение, могут прожить длительное время в море без запасов пищи и воды, питаясь только тем, что они могут добыть в море. А. Бомбар один пересек в маленькой резиновой лодке Атлантический океан за 65 дней. Все это время он питался исключительно сырой рыбой, которую он ловил, а пил только дождевую и морскую воду или сок, выдавленный им из рыб. Путешествие А. Бомбара не имеет себе равных в истории мореплавания.

---

Одно только плохо: время тянется слишком медленно. Окончательно и бесповоротно, отбросив все колебания, устанавливаю крайний срок: я должен добраться до земли в течение недели между 23 и 30 ноября. О том, что мне придется провести в океане хотя бы один день декабря, я не желаю и думать.

* * *

В субботу 8 ноября, проснувшись утром, записываю в дневнике: «Целая стая птиц!» А ведь я нахожусь в тысяче миль от берега! Множество летучих рыб величиной с сардинку приземляются прямо в мою лодку. Какая бы это была роскошь, если бы их поджарить! Но в общем-то они и в сыром виде неплохи. По вкусу настоящие анчоусы. Мои милые дорады не отходят от лодки, особенно Дора. Она огромна и ни за что не позволяет поймать себя.

Слишком много солнца! Зато по ночам свежо, и я наслаждаюсь прохладой. Я все еще слышу, хоть и плохо, радио минут по десять в ночь: за эти минуты едва успеваю узнать, что в Булони и Дюнкерке был шторм. Бедная моя Жинетта! Как она, должно быть, волнуется! И как я хочу, чтобы все это поскорее кончилось, прежде всего ради нее. Я достиг нужной мне широты и не хотел бы спускаться южнее.

Увы, в ту ночь я слышал радио в последний раз: оно окончательно умолкло. В этот момент я находился на 17°14 северной широты, то есть на параллели, проходящей севернее Гваделупы, где-то между Антигуа и Барбудой.

«Я всегда с нетерпением жду прихода ночи. Во-первых, потому, что она завершает еще один день; во вторых, потому, что я засыпаю и полностью вверяюсь судьбе, и, наконец, в-третьих, потому, что ночью я не вижу ничего и, следовательно, ни о чем не беспокоюсь».

Подобная пассивность характерна для всех, кто слишком долго оставался один. Постепенно человек перестает управлять событиями; он только склоняется перед ними и спрашивает. «Что же со мной будет дальше?» Поэтому каждый день, который проходит без происшествий, для меня становится хорошим днем.

Сегодня за мной плыла какая-то зеленая колбаса длиной метра в два-три и толщиной сантиметров в двадцать. Это не водоросли, потому что колбаса извивается и сокращается. Купаться мне что-то совсем не хочется.

* * *

9 ноября ветер, который и без того был довольно силен, перешел в штормовой. Прекрасно! «Еретик» делает теперь по пять узлов. Лишь бы мой залатанный парус выдержал!

Ночью я промок насквозь, но разве это имеет значение? Идя с такой скоростью, я рискую гораздо большим: если парус сорвет, мне грозит полная потеря хода. Сегодня, считая день отъезда, я встречаю в океане четвертое воскресенье. Надеюсь, что мне придется праздновать этот день в лодке еще не больше двух раз. Ведь начиная с понедельника я уже смогу говорить: «На следующей неделе…» Летучих рыб больше не ем. Во-первых, это великолепная приманка для дорад, которых вокруг полно, а во-вторых, они мне надоели до смерти.

В ночь с 9-го и весь день 10 ноября ветер все усиливается. Скорость лодки возросла, но я дрожу за парус. Сегодня пошел восьмой день, как я видел последнее судно. Наконец-то, мне попалась крупная летучая рыба – она величиной с макрель и восхитительна на вкус. «Завтра мне будет трудно определить широту: все небо затянуто облаками».

И тут вновь произошло то, чего я опасаюсь каждое мгновение: большая волна наполовину захлестнула лодку, едва ее не перевернув. Если бы лодка перевернулась, это была бы верная смерть. Теперь я могу признаться: на случай подобной катастрофы я держал в кармане рубашки хорошую дозу яда. Если случится непоправимое, к чему выбиваться из сил и бесцельно барахтаться в течение страшных тридцати часов? Ведь все равно ни малейшей надежды на спасение у меня не было. Так не лучше ли сразу погрузиться в сон?!

Могут подумать, что со временем я привык к подобным происшествиям. Увы, на деле я их боялся все больше. Пусть я благополучно плыл двадцать дней, что от этого изменилось? В любой момент достаточно одной волны – всего лишь одной! – чтобы все было кончено. Моя жизнь все время зависит от этой единственной волны, которая может обрушиться на меня в самый последний день плавания. Если что произойдет дней через десять, меня, может быть, подберет какое-нибудь судно. Но сейчас мне надеяться не на что.

ВОДА СНИЗУ И СВЕРХУ

Когда потерпевший крушение, наконец, замечает вдали полоску берега, он кричит из последних сил: «Земля! Земля!» Так, должно быть, и я днем 11 ноября кричал: «Дождь! Дождь!»

Я уже давно заметил, что поверхность моря как-то странно успокаивается: так бывает, когда на гребни волн льют масло. Но внезапно я понял. «Дождь! Ведь это же дождь! И он приближается!»

Я заранее разделся, чтобы смыть всю соль, въевшуюся в тело, потом сел на борт и стал ждать, разостлав на коленях брезент, чтобы вода стекала по нему в подставленный резиновый мешок, вмещающий семьдесят литров. Сначала я услышал нарастающий характерный шум, очень похожий на потрескивание: звук воды, падающей на воду. Не менее двадцати минут я следил за приближением этой манны небесной и ждал. Дождь обрушился сверху и придавил волны. Ветер подул с невероятной силой в момент, когда облако проходило надо мной, подгоняемое циклоном. И, наконец, хлынул настоящий тропический ливень.

Очень скоро брезент стал прогибаться под тяжестью наполняющей его воды. Я тут же захотел напиться. О ужас! Пришлось тотчас же вылить все в море: вода растворила соль, осевшую на брезенте. Но после того как тент отмылся, собранная в нем вода, несмотря на сильнейший запах резины, показалась мне благословением божьим. А какое наслаждение я испытывал, моясь под потоками пресной воды! Дождь был короткий, но чрезвычайно обильный. Я не только напился, но и собрал в резиновый мешок добрых пятнадцать литров пресной воды. Теперь у меня есть говорящая подушка. По ночам она будет булькать у меня под ухом, нашептывая о том, что жизнь на следующий день обеспечена. Если даже я не поймаю рыбы и мне нечего будет есть, у меня будет что пить.

В течение трех недель у меня не было ни капли пресной воды, не считая того, что мне удавалось выжать из рыб. И что же? Я себя чувствовал вполне нормально. Просто мне был очень приятен вкус пресной воды. Состояние моей кожи было великолепно, хотя соль и вызвала некоторое раздражение. Слизистые все время оставались влажными, моча в норме и по количеству, и по запаху и цвету. Таким образом, можно совершенно уверенно сказать, что терпящие бедствие способны прожить без пресной воды в течение трех недель. И даже больше, так как я вполне мог бы и дальше придерживаться такого же режима. К счастью, провидение избавило меня в дальнейшем от сока, выжатого из рыбы – пить его было, конечно, нелегким испытанием. Начиная с этого дня и до конца плавания у меня не было недостатка в дождевой воде. Несколько раз замечая, что ее запасы истощаются, я начинал уже волноваться, но дождь словно знал, когда нужно было их пополнять.

Тщетно я пытался несколько раз отмыть от соли свою одежду и постель… Увы! До тех пор, пока я не выбрался на сушу, мне суждено было оставаться «человеком соленой воды», как говорят полинезийцы. Соль, все та же вездесущая соль преследовала меня все время, пока я находился в океане.

В этот день мне было суждено испытать и радость и ужас.

Радость мне принесла красивая птица. Это был до сих пор еще не встречавшийся мне вид. Англичане ее называют “white tailet Tropic bird”, что буквально означает «тропический белохвост», у нас, во Франции, ее зовут «хвост соломкой». Представьте себе белую голубку с черным клювом и хохолком на конце хвоста. С самым независимым видом она пользуется этим хохолком как рулем глубины. Я схватил “Raft book” – книгу, предназначенную для терпящих бедствие, и прочитал, что встреча с этой птицей еще не говорит о непременной близости земли; но так как она могла прилететь лишь с американского берега – в Старом Свете она совершенно неизвестна, – то это был уже добрый знак. Впервые я был уверен, что встретил птицу, прилетевшую с континента, к которому направлялся.

А в два часа после полудня мне пришлось пережить неописуемый ужас. Я спокойно почитывал своего Эсхила, как вдруг рулевое весло подпрыгнуло от сильного толчка. «Опять акула», подумал я и обернулся: за кормой шла огромная рыба-меч длиною метров шесть. Вид у нее был свирепый. Описывая круги вокруг лодки, она задела за руль и ее спинной плавник встал дыбом. Трудно было недооценить такого грозного противника! Я прекрасно понимал, что если я ее только раню, она уйдет, а затем развернется и… прощай, «Еретик». Судорожно хватаю стрелу, пробую зарядить подводное ружье, но делаю неловкое движение и роняю стрелу за борт. Это последняя. Теперь я безоружен. Тогда я быстро привязываю к подводному ружью перочинный нож – «штык» готов. Если она нападет, я хоть продам свою жизнь подороже.

Я провел 12 часов в невыносимом напряжении. С наступлением темноты я следил за рыбой по искрящемуся следу и по плеску воды, разрезаемой спинным плавником. Несколько раз она задевала спиной дно лодки, но, казалось, она сама чего-то побаивается. Ни разу рыба меч не осмелилась подойти спереди. Иногда, набирая скорость, она совсем уже приближалась, но в последний момент быстро сворачивала. Да, она меня боялась… и может быть не меньше, чем я ее.