Алексей Чапыгин - Разин Степан

• Название: Разин Степан
• Автор: Алексей Чапыгин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

«Разин Степан» Алексея Чапыгина принадлежит к числу классических романов. Автор его — замечательный художник слова — считается одним из основоположников советской исторической романистики. «Изумительное проникновение в дух и плоть эпохи» — так писал М.Горький о «Разине Степане». В этом монументальном произведении ярко отражена эпоха великой крестьянской войны, возглавленной Разиным.

---

Из толпы вышел седой военачальник гилянского хана; преклонив колено, приложив правую руку к глазу, заговорил торопливо:

— Великий шах Аббас! Эти разбойники в Кюльзюм-море утопили, сожгли корабли и бусы повелителя Гиляна; его убили, взяли сына в плен — держат до сих пор. Благородный перс томится на своей родине в неволе у грабителей.

Шах нахмурился, сказал строго:

— Встань, Али Хасан!

— Чашм, солнце Персии! — Старик встал, склонив голову.

— Скажи мне, визирь моего наместника, сколько повелителей в Персии?

— Един ты, великий шах! — ответил старик.

— Да, только я один, шах Аббас Второй, — повелитель! Убитый казаками наместник присвоил себе имя повелителя, и горе ему! Вас всех приучил к этому слову… Завел двор, жил хищениями. Он так зазнался, что стал самовластным. Не дожидаясь моего указа, кинулся в море на них! — Шах указал рукой в сторону Серебрякова. — И думаю, хан мешал тебе, старик? Ты вел корабли, позорно бежал от сечи.

— Великий шах Аббас, хан перед битвой отнял у меня власть, он сам приказывал битве. Я же, усмотря, что гибель кораблей неизбежна, увел три бусы, спасая людей.

— Али Хасан, что еще сказать о хане? Меня замещал словом «повелитель»? Тебя, старого военачальника, сместил? За гордость свою был достойно наказан. И еще: он без моего ведома сносился с горцами — он опасен.

Смутно понимая, что говорят о гилянском хане, Серебряков склонил голову и левое колено.

— Шах, гилянский хан сам напал на наши струги.

Так же прибавив слово «великий», толмач перевел.

— Казаки, за хана гилянского не осуждаю вас.

Выступил рыжий.

Преклонив перед шахом оба колена, сняв мурмолку, затараторил по-персидски:

— Великий государь всея Русии, великия, малыя и белыя, самодержец Алексий Михайлович послал меня, холопа своего, к величеству шаху Аббасу челом бить, справиться о здоровье и грамоту от государя передать!

— Встань и дай! Что пишет царь московитов ко мне, повелителю Ирана?

— Погубит нас тот! — тихо сказал толмач Серебрякову.

Мокеев услыхал.

— Тебя, парень-толмач, зависть берет?

— Петра! Толмач правду молыт, я это чую…

Шаху подьячий читал бумагу по-персидски, начиная с величания царя:

— «А чтоб не было розни между-государствами и многой помехи торгу, то пишу я тебе, брат мой величество шах Аббас Второй: изымай ныне шарпающего твои городы вора-атамана Стеньку Разина, дай его мне на расправу на Москву… Грабитель оный, Стенька Разин, столь же опасен как нашему русскому царству, такожде и тебе, величество, шаху потданным…»

Шах накрыл бумагу; прекращая чтение, сказал:

— Кто опасен мне — знаю, а что торговля падет, то не моя о том печаль! Мои подданные исправно платят подати, а иное — купцов заботы… Думаю я взять казаков в подданство; куда их селить — увижу!.. Хочешь, то передай это своему царю, да скажи: указать мне не волен никто!

Рыжий, свертывая бумагу, подумал:

«Сей же день отписку: „В посольском-де приказе дьяки нерадиво пишут — на письмо шах зол“.

Он поклонился, не надевая мурмолки, и не уходил. Шах был гневен.

— Хочешь говорить? Скорей. И уходи с глаз!

Рыжий ткнул свернутой грамотой в сторону Мокеева.

— Величество, шах Аббас! Вон тот вор, дознал я, убил в Дербени твоего визиря Абдуллаха, братов его и сынов, а дочь, зовомую Зейнеб, имал ясырем, дал необрезанному гяуру, атаману-вору, в жены!

— Как, Абдуллах убит? — Шах повернулся к бекам.

Те, склонив головы, молчали.

— И вы до сих пор не известили меня о его смерти? Да… Теперь я знаю, беки, как ненавидели вы его, — он был горд с вами! Тот убил? Эй, вя! — Шах ткнул рукой в сторону Серебрякова с толмачом. — Отпускаю, мира с атаманом не будет! Того — гепардам. — Шах погрозил кулаком Мокееву и, крепче сжимая кулак, махнул слуге: — Спускай!

Слуга, отстегнув цепь, гикнул, бросил к ногам Мокеева кинжал — знак, кого травить. Гепарды рыкнули, кинулись: один спереди, другой сзади впился есаулу в шею. Переднего Мокеев ткнул дубиной — гепард отполз, скуля, роняя на песок из носа кровь. Другой висел, сжимая пастью, царапал кошачьими когтями колонтарь.

— Посулы от сатаны?..

Кинув дубину, Мокеев согнулся, по шее спереди текла кровь, не давало дышать. Есаул достал гепарда рукой, с кусками тела сорвал и, перекинув через голову, стукнул о землю, придавив ногой. Нагнувшись, поднял животное, кинул к ногам шаха:

— Тебе, черту, на воротник!

— Гепардов дать! — Шах вскочил. Лицо его из бледного стало серым, на щеке синим налилась бородавка, красное перо замоталось на чалме.

Серебряков сделал шаг вперед, склонив колено:

— Шах, товарыщ хвор! Его обнесли, не он зорил — много казаков зорило Дербень!

Толмач быстро перевел, а на песке издыхали любимые гепарды шаха. Шах был гневен: поверив одному, ничему больше не верил. Он взвизгнул, потрясая кулаками:

— Хвор — ложь! Дать гепардов! Во всем моем владении нет человека, кто бы таких могучих зверей задавил, как щенков. Ложь! Берегись лгать мне!

Беки с оружием придвинулись к шаху, охраняя его и давая дорогу. От рычания гепардов толпа шатнулась вспять.

Четыре таких же рослых гепарда, молниеносно наскочив, рвали Мокеева. Не устояв на ногах, он обхватил одного гепарда и задавил. Шах сам гикал визгливо гепардам, топал ногой. В минуту на песке, дрыгая, подтекая кровью, сверкал на солнце замаранный колонтарь: у есаула не было ни ног, ни головы. Недалеко вытянулся задушенный силачом гепард с оскаленными зубами да валялась смятая запорожская шапка…

Затрещал рог — гепарды исчезли.

— Видел?! Скажи атаману, как я принял вас. Пусть отпустит дочь Абдуллаха, или я отвезу его в железной клетке к царю московитов. Бойся по дороге обидеть людей, или с тобой будет то же, что стало с тем.

Голова с седой косой военачальника гилянского хана низко склонилась:

— Непобедимый отец Персии, вели сказать мне.

— Говори!

— Не надо отпустить живым этого посланца; он, я по глазам его узнаю, — древний вождь грабителей, имя его «Нечаи-и», его именем идут они в бой…

— Того не знаю я, Али! Он вел себя как подобает. Мое слово сказано — отпустить! А вот, если хочешь быть наместником Гиляна, — тебе я даю право глядеть, как будут строить флот. Вербуй войско и уничтожь или изгони казаков из Персии.

Толмач опасливо и тихо перевел слова шаха Серебрякову.

— Чашм, солнце Ирана!

— Нече делать — идти надо, парень!

От фонтана толпа медленно шла на шахов майдан; в толпе шел рыжий, желтея атласом, пряча под пазухой бархатную мурмолку, чтоб не выгорала. Лицо предателя было весело, глаза шмыгали.

Он, подвернувшись с левой руки к Серебрякову, крикнул:

— Счастливы воры! Мекал я, величество всех решит!

— Б…дослов, — громко ответил есаул, — кабы пистоль, я б те дал гостинца, да, вишь, и саблю не вернули.

— Толмач, поучи черта персицкому, пущай уразумеет, что сказал шах: «За обиду — смерть!»

Шутил, удаляясь, рыжий:

— Эх, Гаврюха, ловко сказал, лучше посольской грамоты!..

Скоро идти в толпе было трудно. Подьячий шел в отдалении, но в виду у казаков. Справа из толпы к Серебрякову пробрался бородатый, курносый перс, шепнул:

— Обнощика спустили! Стыдно, казаки!

— Да, сатана! От руки увернулся, пистоля нет.

— А ну, на щастье от Акима Митрева дьяка — вот! Заправлен! — Курносый из-под полы плаща сунул Серебрякову турецкий пистолет с дорогой насечкой.

— Вот те спасибо! Земляк ты?

— С Волги я — дьяк был! Прячь под полой!

— То знаю!

Бывший дьяк исчез в толпе. Серебряков, держа пистолет в кармане синего балахона, плечом отжимал людей, незаметно придвигаясь к подьячему. Рыжий был недалеко. Не целясь, есаул сверкнул оружием, толпа раздалась вправо и влево.

— Прими-ко за Петру!

Рыжий ахнул, осел, роняя голову, сквозь кровь, идущую ртом, булькнул:

— Дья… дья… дья… — сунулся вниз, договорил: — дьяк!..

Из толпы кинулись к рыжему. Серебряков продвинулся, взглянул.

— Нещастный день пал! Да, вишь, собаку убил как надо.

— Иа, Иван! Иншалла… Дадут нас гепардам, бойся я…

— Дело пропало, Петру кончили, — я, парень, никакой смерти не боюсь.

Серебрякова с толмачом беки привели к шаху. Кто-то притащил рыжего. Он лежал на кровавом песке, где только что убрали Мокеева. Серебряков бросил пистолет.

— Хорош, да ненадобен боле!

— Тот, седые усы, убил!

Шах сидел спокойный, но подозрительный. Военачальник гилянского хана сказал:

— Теперь, солнце Персии, серкеш исчезнет в Кюльзюм-море как дым.

— Али Хасан, этот старый казак — воин. С такими можно со славой в бой идти. — Спросил Серебрякова, указывая на рыжего: — Он ваш и вам изменил? Я верю тебе, ты скажешь правду!

— Шах, то царская собака — у нас нет таких.

Толмач перевел.

— Убитого обыщите!

Беки кинулись, обшарили Колесникова и, кроме грамоты, не нашли ничего.