Семен Бытовой - Багульник

• Название: Багульник
• Автор: Семен Бытовой
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Как это я не догадалась раньше приказать вам...

- Ничего, Клавдия Васильевна, лучше поздно, чем никогда.

- Может, зайдете ко мне выпить чаю с дороги?

- Спасибо, только не сегодня. Я проездом, Клавдия Васильевна... - Он посмотрел на часы. - В пятнадцать ноль-ноль должен быть на заседании райисполкома. Так что, извините, как-нибудь в другой раз специально приеду на денек в Мая-Дату...

Клава хмуро промолчала.

Хотя рабочий день не кончился, она не вернулась в контору, пошла домой, села у раскрытого окна и долго сидела так, грустная, замкнутая, озабоченная. А когда подумала, что вот кончится весна, наступит лето, а в ее, Клавиной, жизни ничего решительно не изменится, - все так же будет уезжать и приезжать Медведев, и они все так же будут ссориться, потом мириться и снова ссориться, - ей стало до того тяжко, что она чуть не задохнулась от слез.

Клава не заметила, как из-за горного хребта набежала грозовая туча и закрыла горизонт. Блеснула молния, и тотчас же сильно ударил гром. Через несколько секунд лесное эхо глухо повторило его в ближних сопках, и почти сразу же хлынул косой дождь.

Клава закрыла окно и ушла в спальню.

2

Июль, говорят таежники, лета макушка!

Даже здесь, в предгорьях Сихотэ-Алиня, вблизи студеного Татарского пролива, устанавливаются знойные дни и душные ночи. Тесно делается в тайге. Густые зеленые кроны деревьев так сплетаются, что образуют сплошной темный шатер, куда почти не проникают солнечные лучи, и скопившаяся внизу роса долго не высыхает. В июле буйно расцветает амурская сирень, крупная, тяжелая, и повсюду пестрят ее лиловые и снежно-белые кисти. Густо покрываются душистым цветом липы - благоухающее пастбище для диких пчел. Вовсю цветут древнейшие реликтовые: аралия амурская, чьи серебристые, приспущенные листья особенно выделяются на фоне сплошной таежной зелени; по соседству - аралия маньчжурская, похожая на карликовую пальму и известная в народе как "чертово дерево" из-за своих колючих шипов на тонком, гибком стволе. В июле буйно цветет и бессчетное количество кустарников - от спиреи рябинолистной до двухцветной леспедецы; из трав дудник, морковник, сныть... Из цветов - лилии, желтые краснодневы, синие касатики. Да разве только они? Это лишь первые попавшиеся на глаза и знакомые каждому растения. А сколько еще других, тоже расцветших в июле, чьи названия больше известны ученым-ботаникам? Говорят, что в эту пору одних лекарственных трав и цветов рассеяно по лику тайги многие сотни.

Другое дело в царстве пернатых, разноголосые хоры которых понемногу стихают в июле. Лишь по утрам, на тихой зорьке еще раздается пенье сизого дрозда, тоскливый крик глухой кукушки или перепела, а поздним вечером, как только отпылает закат, словно ночной сторож, начинает стучать колотушкой козодой. И совершенно не выдают себя, притаившись в изумрудной глуши, птицы певчие, чьи голоса еще недавно соревновались между собой на лесном фестивале. Разве им теперь до веселого, звонкого пенья, когда в тесных гнездах сидят еще неоперившиеся желторотые слетки?

Зато нарастили перо и обрели нужную крепость сизые китайские скворцы и рано гнездящиеся выводковые птицы, особенно рябчики. Они уже пробуют подняться на крыло и, сбившись в небольшие стайки, понемногу кочуют в негустой зелени подлеска.

Июль - лета макушка!

Выводят на лесные пастбища своих подросших детенышей лось, изюбр, кабарга, дикий кабан. Они совершают с ними первые недолгие переходы, открывают им свои потайные тропы, передают потомству свой норов, или, как здесь говорят, понрав.

В это же время не дремлют таежные хищники. Вблизи своих логовищ тренируют молодняк царь лесных зверей тигр, рысь, волк, лисица. Они учат их хитрым, коварным повадкам: бесшумно красться по следу, выписывать среди густых зарослей невидимые для будущей жертвы восьмерки и петли.

Да, удивительно прекрасен июль в тайге, среди сопок, поросших изумрудным лесом, среди чистых, бешено ревущих на перекатах горных рек и звонких хрустальных ключей, среди душистых ливней и долгих сиреневых гроз, колдовских закатов, длящихся почти до самой полуночи, и слишком ранних восходов...

Июль - лета макушка!

Когда Николай вернулся из тайги, Клава, не дождавшись, пока он снимет пахнущий лесной свежестью брезентовый плащ, сообщила мужу, как о величайшем несчастье, что она, по всей вероятности, беременна. Николай сперва не поверил, когда же заметил на ее накрашенных ресницах слезы, схватил жену, закружился с ней по комнате и, не давая опомниться, принялся целовать ее в губы, в щеки, в лоб, в глаза. Клава, с трудом вырвавшись из его объятий, испуганно отбежала:

- Дурак! Нашел чему радоваться!

- А ты разве не рада, Клавушка?

Вместо ответа она убежала в спальню.

- Не смей сюда заходить! И вообще, я сама знаю, что мне делать. Поеду к Оле!

- Правильно, поезжай! Оля сама в таком положении и сможет дать тебе нужные советы.

- Какие советы? - будто не понимая, воскликнула Клава и решительно заявила: - Я не хочу рожать...

- Клавушка, но это противоестественно! Я уверен, когда у нас будет ребенок, ты станешь совсем другой.

- Какой я, по-твоему, стану?

- Начнутся заботы о ребенке...

- Еще не хватало мне приковать себя к кухне и пеленкам!

- Но ведь это счастье, дорогая моя, иметь ребенка. Я думаю, что во всем свете не найдется женщины, которая не мечтала бы об этом...

- Откуда тебе это знать! - Она брезгливо поморщилась.

- Чего же ты хочешь? - спросил он.

- Я попрошу Олю сделать мне аборт.

У Николая кровь хлынула к лицу. С трудом сдерживая себя, он предупредил:

- Если только я узнаю об этом...

Она глянула на мужа испуганно, но с вызовом:

- Что будет, если ты узнаешь?

- Тогда пеняй на себя!..

Она сказала уже мягче:

- Что ты понимаешь в этих делах! А если мне нельзя рожать, что тогда? Если я от природы такая, что мне нельзя? Тоже мне доктор-гинеколог нашелся!

- Ты совершенно здорова. А что у тебя от природы - я тоже знаю.

- Что? Что?

Он покрутил пальцем около виска:

- Дурь, вот что!

- Я уеду в Ленинград! К мамочке! - вдруг сказала Клава довольно решительно.

- Нет, ты поедешь сперва к Ольге! Я верю ей, она замечательный врач. Как Ольга скажет, так и будет!

- Новое дело! - опять вспылила Клава. - Вот теперь я тебе скажу все... С моей стороны даже глупо и нечестно, что я до сих пор молчала. Я думала, что у тебя есть хоть капля ума, чтобы самому обо всем догадаться... Но ты без сердца и нервов... К тому же еще и эгоист! Мы уже скоро два года торчим в этой медвежьей берлоге, и ты ни разу не подумал о будущем... Допустим, ты обо мне не хочешь подумать. Не надо! Я сама подумаю! Но лично о себе! Другие люди мечтают, стремятся к чему-то большому, лучшему, а ты...

- Ах, как тебе следовало бы поучиться у Оли! Неужели ты не видела, с какой радостью она ждет ребенка...

Клава перебила:

- Ольга собирается вековать в своем Агуре. А я - нет!

- Ольга собирается вековать!.. - иронически повторил Николай. - Можно подумать, что Ольга хуже тебя... Да знаешь ли ты, Клавдия Васильевна Торопова, что тебе до Ольги, как от земли до неба! Был ли у нее хоть один спокойный день? Даже теперь, в ее положении, она то и дело мотается по участку! Она только внешне спокойна, а что у нее внутри, в душе? Можно только догадаться, что там у нее... Помнишь, когда мы приехали к ним на торжество и Ольга побежала в больницу, помнишь, какая она оттуда вернулась? Думаешь, она была уверена, что после операции больная выживет? Когда я ее тайком спросил, все ли в порядке в больнице, она с каким-то испугом глянула на меня и тревожным шепотом сказала: "Не спрашивайте меня, мое сердце там, в палате!" И в этом была вся Оля! А ты что? Ты весь вечер любезничала с этим голубоглазым Егором Ильичом, потом вы куда-то улетучились...

- А ты не увивался за Горевой? Новое дело, мне даже нельзя сидеть за столом с другим мужчиной! О господи ты боже мой! - воздев очи горе, воскликнула Клава. - Я расту! Мой муж - ревнивец! Тогда я беру свои слова обратно. Нет, ты больше не битюг! Ты настоящий рыцарь! Короче, я сама знаю, что мне делать.

Николай подавил в себе ярость и с усилием произнес:

- Вот что, Клава, если я узнаю, что ты убила моего ребенка, я тебе этого никогда не прощу...

Клава съездила в Агур, провела там два дня и вернулась домой мрачная. Николай, зная, что жена не скажет ему всей правды, решил лично встретиться с Ольгой и все подробно узнать. Сказав Клаве, что едет на Бидями, он с полдороги велел шоферу свернуть в Агур. Хотя был уже поздний вечер, в доме под Орлиной сопкой он никого не застал. Юрий, видимо, был в отъезде, а Ольга - в больнице. И Медведев пошел туда. Он застал Ургалову в дежурной комнате, где она при свете керосиновой лампы что-то выписывала из книги в тетрадь.

- Здравствуйте, доктор! - сказал Медведев, подойдя к раскрытому окну.

Ольга вздрогнула, но, увидев Николая, перегнулась через подоконник и протянула Медведеву руки. Он взял их, нежно поцеловал.