Эдвин Гилберт - Камни его родины

• Название: Камни его родины
• Автор: Эдвин Гилберт
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Драматургия
• Год: 1966
• ISBN: 5-7715-0678-8

Книга американского писателя Э. Гилберта об искусстве и людях искусства в соверменном мире. Роман построен как цепь эпизодов из жизни трех молодых людей. Шаг за шагом автор прослеживает путь своих героев, которые появляются в романе студентами-выпускниками архитектурного факультета Иельского университета и покидают его зрелыми людьми, убеждения и принципы которых вполне сформировались. Книга воспринимается как увлекательный роман об Америке середины двадцатого столетия.

---

– Я заказала еще мартини для всех, – объявила Трой. – Выпьем, пока мой братец не превратил эту отвальную в...

– Рафф, расскажите нам о ваших делах в Смитсбе-ри, – поспешно вмешалась Феби.

Эб заерзал, взглянул сперва в сторону соседнего столика, за который только что уселись две пары, потом на жену.

– Расскажи, Рафф.

– О церкви, Рафф, услышать я хочу, – пропела Феби.

– В другой раз, – буркнул Рафф.

– Другого раза может и не быть, – заметила Трой.

Официант принес четыре мартини.

Эбби развернул чистую бумажную салфетку.

– Расскажи, что ты там придумал. – Пусть все окружающие видят, как они мирно беседуют.

– У меня нет карандаша.

– Почему это у архитекторов никогда нет карандашей? – поинтересовалась Феби, вытаскивая из сумочки карандаш и протягивая его Раффу.

Тут-то и началась салфеточная архитектура.

Рафф набросал грубые эскизы церкви в плане и перспективе. Эбби взял салфетку и долго ее рассматривал.

– Здорово, – сказал он наконец. – А как ты решаешь конструкцию этого стеклянного конька?

Рафф объяснил. Теперь салфетку взяла Трой.

– Замечательно придумано! – воскликнула она. Потом взглянула на Раффа. – Сделают они вас за это дьяконом?

– Блум-дьякон? – Рафф поспешно отвернулся к Эбби. – Посмотрим твой актовый зал. – Он передал ему карандаш, тщательно избегая взгляда Трой.

Эбби начал чертить на другой салфетке.

– Я упрашиваю Эба представить этот проект на фестиваль искусств Новой Англии, – сказала Феби.

– Сперва нужно построить зал, – возразил тот. Окончив чертеж, он показал его Раффу.

– Как вы находите, Рафф? Ведь правда, это АизИпыз ригиз? – спросила Феби.

Некоторое время они обсуждали актовый зал, потом снова выпили, потом снова заговорили о церкви, и тут Рафф рассказал о кампании Стрингеров и юмористически описал типичный дом в типичном поселке мистера Уильяма Фосса.

– Рафф... – Трой поставила бокал на стол и закурила. – Если вы не представите этот проект на фестиваль, я больше никогда не стану с вами разговаривать. Впрочем, вполне возможно, что я и так больше никогда не буду с вами разговаривать.

– Представлю в будущем году, – сказал Рафф. – К тому времени, Трой, у вас уже появится южный акцент И, конечно, вы ввяжетесь в борьбу с линчеванием и охотой на негров. Словом, дел будет по горло.

– А я не собираюсь там жить до скончания века. Боже избави. Месяц, не больше. Но если послушать Эбби, можно подумать, что я продала свое первородство. Понятия не имею, что это за штука – первородство. А не заглянуть ли нам на минутку в "Персидский бар"?

Эбби посмотрел на часы.

– Не успеем. – Потом снова посмотрел на часы. – Никак не успеем, если не хотим остаться без обеда.

– Ох, Эбби, кому нужен твой обед! – сказала Трой. Она тут же подозвала официанта и заказала еще мартини для всех.

На Пенсильванский вокзал они приехали за несколько минут до отхода поезда.

Пошатываясь, они брели под массивными сводами к эскалатору, jnrnp{i вел в главный вестибюль вокзала. Чемодан и шляпную картонку Трой нес Эбби.

– Ни дать ни взять – римские бани! – балагурил Рафф, пытаясь скрыть отчаяние. Он указал на огромный вестибюль, где кружили сотни пассажиров, крошечных и затерянных в этом монументальном ледяном зале, которым архитекторы – то ли по собственному почину, то ли подчиняясь чужой воле – наказали город.

Эбби привел всех к турникету и вызвал проводника.

Глядя на Трой, Рафф, вдохновленный первоклассным, сногсшибательным джином, которым славился бар "Плаза", пришел к выводу, что ее поступок достоин восхищения: она упорно отказывается сдаться, или уклониться, или увильнуть – и все еще ухитряется верить, что скрытый, неприкосновенный запас порядочности, имеющийся, как правило, у каждого человека, припрятан где-то и у Винса, и хочет дать ему еще один шанс, и стойко, с несокрушимой гордостью, несет бремя неудачного брака.

Но она ничего не знает о подлинных чувствах Раффа, о том, что он чувствует в эту минуту. Да и откуда ей знать? Кем бы он ни был для нее до сих пор – комнатной собачонкой, или шутом, или цветком на обоях, или даже образцом всех добродетелей, – в сан возлюбленного она его уже не возведет...

Шарканье ног, стук каблуков по мрамору пола, истошные вопли репродукторов – вся эта какофония словно сверлила ему мозг.

Трой повернулась к Феби.

– Пожелайте мне счастья, мадам. – И она нежно поцеловала ее.

– От всей души желаю, – пробормотала Феби.

– До свиданья, мой славненький. – Трой обняла Эбби. – И не огорчайся, пожалуйста...

– Может быть, ты все-таки передумаешь... – снова начал Эбби.

Но она отвернулась и поцеловала Раффа.

– Ну, ваш мальчик для битья уезжает, Рафф! Что вы теперь будете делать? – Ее большие глаза влажно блестели.

Прежде чем он смог пошевелить онемевшими губами, она уже прошла турникет и начала спускаться по ступенькам. Он смотрел ей вслед. Что, если он вдруг выпалит правду? Если вдруг скажет ей о любви, которую слишком поздно разглядел в своем уязвленном и замкнутом для всех сердце?

Что, если...

Но он не смог выдавить из себя даже обыкновенного "до свиданья" и молча смотрел на стройную, горделивую фигурку в клетчатом костюме, сбегающую по ступенькам к платформе.

Потом они все – он, и Эб, и Феби – повернулись и скорбной маленькой процессией начали пробираться сквозь шумную толпу к эскалаторам.

Жестоко обвиняя себя, он думал о странном, даже роковом совпадении: они навсегда распростились точно в такой же обстановке, в какой три года назад встретились – на вокзале. Только тогда это было не в Нью-Йорке, а в Нью-Хейвене, и он был слеп и злился на нее за то, что она пригрела маленького негритенка, и ему даже в голову не пришло, что в этом поступке не было ни капли фальши или тщеславия...

Серебристая лестница эскалатора подняла их уже почти на самый верх, когда Рафф почувствовал, что не может справиться с непреодолимым импульсом, который зрел в нем три года.

– Подожди меня! – пробормотал (а может быть, и прокричал) он Эбби и помчался вниз по бегущим вверх ступеням, грубо, отчаянно раздвигая, расталкивая, чуть не сбивая с ног стоявших на эскалаторе неподвижных, как манекены, людей.

(Брачная церемония в конторе судьи, и Трой, и ее откровенно-издевательская выходка, от которой у благостного чиновника искры из глаз посыпались.)

Бегом вниз по эскалатору, бегом зигзагами по мраморному полу вестибюля сквозь толпу, бегом через турникет, мимо кондукторов в форме, бегом, огромными скачками, по ступенькам к влажной полосе перрона.

(Трой, которая, опередив его, отвергла проект Флойда Милвина, а потом гневно выгнала Милвина из своего дома – маленькая дрожащая фигурка с животом, выпирающим из-под широкого шелкового жакета кимоно.)

Он остановился, задыхаясь, не зная, куда идти дальше, который из двух поездов, пыхтящих на платформе, отойдет первым, и вдруг услышал крик: "По вагонам", и повернулся к длинному составу справа, и бросился вперед, и побежал, не сводя глаз с бесчисленных окон.

(Трой, которая в ту ночь, когда сквозь дождь и снег они с опасностью для жизни добирались до нью-хейвенской больницы, держалась – или старалась держаться – так спокойно и весело, словно это была воскресная загородная прогулка.)

Он бежал слишком быстро, останавливался, боясь, что пропустит ее, и снова бежал по бесконечной бетонной платформе.

(Лицо, на котором застыла невыразимая мука родовых схваток.)

И вот – хлоп-хлоп! – одна за другой захлопываются стальные двери, и поезд, содрогаясь, трогается с места...

(Трой, которая хлестала его презрительными словами за слабость, за то, что близостью с Мэрион Мак-Брайд он предавал свои убеждения.)

Поезд набирал скорость и устремлялся вперед, туда, к тусклому клочку неба за туннелем, к темному небу над болотами Нью-Джерси...

(Открытый всем ветрам косогор и прикосновение красного пальто...)

Он побежал назад, против движения поезда, задевая, расталкивая по пути туманные фигуры провожающих, и все еще с отчаянием искал ее в окнах, уже зная, что это бесполезно; бежал, и останавливался, и снова мчался, нерассуждающий, глухой ко всему, одержимый – такой, каким он был всегда в критические минуты.

Наконец он остановился. Красный огонек последнего вагона все удалялся, и поезд уже был еле виден – чуть заметный темный силуэт на узкой полоске ночного неба.

Эб и Феби ждали его под аркой у книжного магазина, и, увидев их, он чуть было не повернул обратно. Узкое розовое лицо Эбби – длинный нос с небольшой горбинкой, решительный подбородок – отражало нетерпение и недоверие, а глаза осуждали Раффа так безжалостно, как не осуждал себя даже он сам.

И Эбби спросил:

– Как это все понимать, Рафф?