Владимир Бушин - Эоловы арфы

• Название: Эоловы арфы
• Автор: Владимир Бушин
• Жанр: История

---

- Ах, судари вы мои, об этом не слышать, это видеть надо! Пойдемте...

Она провела гостей во вторую комнату.

- Здесь будет ваш кабинет, - торопливо сказала она, ее сейчас волновало другое. - Посмотрите-ка, судари мои, сюда, - она указала рукой на стену.

На стене висела небольшая акварель, изображавшая средневековый замок. Замок как замок. В Англии таких много.

- Что вы скажете? - не сомневаясь в произведенном впечатлении, воскликнула хозяйка. - Нашему замку восемьсот лет!

- А кто это? - спросил Маркс, обратив внимание на портрет девушки, висевший поодаль от акварели.

Хозяйка вдруг сразу как-то потухла и лишь после долгой паузы ответила:

- Это моя дочь Анна. Она умерла в позапрошлом году.

Все трое молча подошли к портрету поближе.

- Отчего же она, такая молодая, умерла? - тихо спросил Маркс.

- От чахотки, сударь, от проклятой чахотки. Эта болезнь обычно собирает жатву по весне. Вот и Анну мою забрала весной, в апреле, на шестой день...

Энгельс сделал нетерпеливое движение, желая переменить разговор и уйти из этой комнаты, потому что слова, сказанные сейчас хозяйкой, поразили его, и он знал, что еще больше они поразили Маркса: ведь именно шестого апреля в позапрошлом году умер и его любимый сын, восьмилетний Эдгар.

- Если б вы знали, - вздохнула женщина, - как это тяжело - терять детей.

- Да, - сказал Маркс, - тяжело.

- А у вас есть дети? - спросила она.

Марксу не хотелось отвечать, но он все-таки ответил:

- У меня три дочери, а у друга моего, увы, пока детей нет.

- Берегите своих девочек, - печально сказала хозяйка, - хорошенько берегите. Нет ничего ужаснее, чем терять детей.

Воспоминания разволновали ее, она была уже не в силах показывать квартиру дальше.

- Ну а спальню посмотрите сами. - Она горько махнула рукой и удалилась.

Друзья прошли в спальню. Все было хорошо. Вернулись в кабинет, сели в кресла.

Противоречивые чувства владели Марксом. С одной стороны, квартира была хороша, удобна. Хозяйка производила самое благоприятное впечатление. Более того, узнав о ранней смерти ее дочери, он, отец, потерявший уже троих детей да еще переживший всего три месяца назад драму появления на свет нежизнеспособного ребенка, тут же умершего, проникся к этой женщине глубоким сочувствием. Но все же в найме этой квартиры был один пункт, который его очень беспокоил. Энгельс почувствовал это и прямо спросил:

- Тебя что-то мучает. Это совпадение?

- Совпадение, конечно, поразительное, - задумчиво ответил Маркс. Подумать только, в пасмурном, туманном Лондоне и в солнечном благоухающем Сент-Хельере в один и тот же день, может быть, даже час у коммуниста Маркса и у этой тихой обывательницы...

Он встал, сделал несколько шагов по кабинету, остановился против Энгельса.

- Но это, конечно, всего лишь совпадение, случайность, прихоть судьбы. А я хочу тебе сказать, Фридрих, кое о чем другом, иного свойства.

Энгельс насторожился.

- Хозяйка сказала, - медленно проговорил Маркс, - что дочь умерла от чахотки.

- Да, от чахотки, - припомнил Энгельс уже вылетевшие было из головы слова.

- Я думаю, - так же медленно, веско продолжал Маркс, - что тебе надо снять другую квартиру. Здесь опасно. Во-первых, потому что чахотка очень заразна; во-вторых, твой организм чрезвычайно ослаблен длительной болезнью и потому восприимчив к любой инфекции.

Энгельс возражал. Он говорил, что чувствует себя прекрасно. Что квартира ему очень нравится, что со смерти девушки прошло уже два с половиной года, что хозяйка производит впечатление вполне здорового и очень чистоплотного человека, что...

Маркс уговаривал друга часа два. Но тот все-таки не поддался.

Остаток дня ушел на ознакомление с городом и на писание нескольких срочных писем. А вечером было решено, что завтра первым делом они навестят своего старого боевого друга Конрада Шрамма, которого Энгельс не видел уже несколько лет.

Весной 1852 года Шрамм уехал в Америку: в результате бесчисленных жизненных передряг, а более всего - нищенской эмигрантской жизни в Англии у него в двадцать девять лет открылась чахотка, и врачи посоветовали ему переменить климат. В Филадельфии жила со своей семьей старшая сестра Конрада, к ней он и направился. Но здоровье от перемены климата не улучшилось, работы молодому революционеру найти не удалось, и после пятилетних мытарств он снова вернулся в Лондон. Здесь он в первые же дни посетил Маркса.

Пролежав затем больше месяца в Немецком госпитале, Шрамм уехал на Джерси. Он сделал это опять-таки по настоянию врачей и своего давнего друга Джорджа Джулиана Гарни, обосновавшегося здесь два года назад.

Шрамм приехал сюда двадцатого сейтября, двенадцать дней назад. Он снял двухкомнатную квартиру в северо-западной части города, на окраине. По сент-хельерским масштабам это довольно далеко от площади Эдварда, но по манчестерским или, тем паче, по лондонским - рукой подать.

- Господин Шрамм дома? - спросил Энгельс женщину, открывшую дверь на его стук.

- А где же ему быть? - неприветливо ответила та. - Он же все дни лежит лежнем.

- Доложите, что к нему пришли доктор Маркс и эсквайр Энгельс.

Женщина удалилась, и скоро послышалось, как она открыла дверь и бросила, видимо, через порог: "К вам!"

Было ясно, что никакого особого приглашения не последует, и друзья Энгельс впереди, Маркс сзади - переступили порог.

Когда, постучав, они вошли в комнату Шрамма, тот прямо-таки обалдел от неожиданности и радости.

- Вы? На Джерси? И оба? - выкрикнул он, бешено переводя глаза с одного на другого. - Какими судьбами? Я же знал, что ты на Уайте, Энгельс... Погодите, я сейчас встану...

- Ни в коем случае, - в один голос сказали гости.

- Ну тогда... - Шрамм стукнул кулаком в стенку и крикнул: - Мадам! Бутылку хереса!

- И этого не надо, - мягко остановил Энгельс, - мы принесли тебе полдюжины бутылок, именно хереса, а седьмую мы сейчас разопьем. Я думаю, тебе это не повредит, а наоборот...

- Ха! - озорно воскликнул Шрамм. - За исключением того, что у меня чахотка, я же абсолютно здоров. И если я тут загнусь, то только от тоски и безделья... А с этой подлой курносой госпожой мы еще поговорим. Не на того парня она напала. Вы же знаете, что я бывал еще я не в таких переделках.

- Знаем, знаем, - охотно подтвердил Маркс. - Моя жена до сих пор вспоминает, как однажды, лет семь тому назад, ты поехал куда-то по ее поручению, а лошади вдруг понесли, ты выскочил на ходу из экипажа и, всего окровавленного, тебя принесли к нам в дом.

- Вот видите! - Шрамм горячился, его смуглое лицо горело, а светло-серые глаза сделались темней.

На стук вошла хозяйка. Она сразу поняла, что к чему, исчезла и через пять минут принесла три бокала.

- Помним мы, - сказал Энгельс, откупоривая бутылку, - и твое участие в войне Шлезвиг-Гольштейна против датской короны, и твои аресты, тюрьмы, и даже твою достославную дуэль с Виллихом.

Дуэль была особенно памятна всем троим.

После поражения революции в Союзе коммунистов, в его Центральном комитете, возникла фракционная группа во главе с Августом Виллихом. Борьба Маркса, Энгельса и их единомышленников против авантюристической группы Виллиха была настойчивой и порой носила резкий характер.

На заседании Центрального комитета в конце августа 1850 года дело приняло особенно острый оборот. Виллих вел себя вызывающе. Он хвастал своим участием в боях и обвинял всех в трусости, в предательстве интересов революции, в буржуазном перерождении. Совершенно ясно намекая на Маркса, он сказал: "Некоторые из ваших вождей сегодня предпочитают грохоту боя уютную тишину Британского музея". И тут случилось то, чего никто не ожидал. Шрамм, писавший протокол, вдруг бросил перо и, подскочив к огромному Виллиху, яростно выпалил ему в лицо: "Солдафон! Ты будешь со мной стреляться!.." "Охотно!" - тотчас ответил Виллих и потребовал, чтобы Шрамм покинул заседание. Центральный комитет не счел нужным удовлетворить это требование, и Шрамм удалился только по просьбе Маркса.

Дуэль должна была произойти одиннадцатого сентября, и не в Англии, а на континенте, около Антверпена.

Марксу, который вместе с Энгельсом сделал все, чтобы поединок не состоялся, Шрамм накануне дуэли написал веселое и беззаботное письмо.

- В мыслях мы тебя тогда уже похоронили, - сказал Маркс.

И действительно, как могло быть иначе, если на другой день вечером на квартиру к Марксу, где с тревогой и нетерпением друзья Шрамма ожидали известий о поединке, заявился Бартелеми, второй секундант Виллиха, и на исполненный страха вопрос Женни: "Ну как?" - гробовым голосом ответил: "Пуля - в голову!" А затем отвесил низкий поклон, повернулся и исчез. Женни (самого Маркса дома не было) едва не потеряла сознание.

Через час Энгельс, Либкнехт, Пфендер и другие друзья Маркса уже были извещены, что Конрада Шрамма нет в живых.

На следующий день все собрались у Маркса. Печальные, потерянные, сидели в маленьком кабинете хозяина и тихо переговаривались.