Иван Майский - Близко-далеко

• Название: Близко-далеко
• Автор: Иван Майский
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1961

Вместе с тремя героями этой повести читатели отправятся в далекий, полный опасных приключений путь по странам Арабского Востока, через весь великий континент Африки, через Атлантику и Англию.

В основу повести положен подлинный факт из эпохи второй мировой войны, но на страницах этой книги он несколько развернут и беллетризован.

Перед читателями пройдут города Малой Азии и Египта, девственные джунгли Африки и шумный Кейптаун на мысе Доброй Надежды, затерянный островок в Южной Атлантике и огромный Лондон.

Автор повести. Иван Михайлович Майский, действительный член Академии наук СССР, родился в 1884 году. Он вырос в Сибири и с 1899 года стал участником революционного движения. Ряд лет до Октябрьской революции И. М. Майский провел в эмиграции в Швейцарии, Германии и Англии, после Октября долгие годы находился на дипломатической работе, в том числе в качестве посла СССР сначала в Финляндии, а потом в Англии.

Академик И. М. Майский является автором, ряда исторических научных трудов и историко-революционных и дипломатических воспоминаний.

---

В городе были две-три широкие улицы европейского типа, десяток-другой больших зданий. Все остальное очень напоминало старый Тегеран. Пыльные, немощеные улицы, на которых едва могут разойтись два встречных ослика, крохотные лавочки и харчевни, полуголые ребятишки с язвами на теле, больные трахомой, женщины в паранджах, сгибающиеся под тяжестью своих нош, и главное – базары, базары, нищие, пестрые и пахучие восточные базары.

В Багдаде была старинная цитадель, были мечети, караван-сараи… Но все это не отличалось ни особой древностью, ни особой красотой – все, кроме Тигра, легендарной реки библейских сказаний. Впрочем… «Далеко Тигру до нашей Невы», – подумал Петров, с нежностью вспомнив многоводную северную красавицу.

Макгрегор стал пояснять, входя в роль гида:

– Багдад – очень древний город: ему около четырех тысяч лет. Он многих владык видел на своем веку: вавилонян, египтян, арабов, монголов, персов, турок, англичан… Самой блестящей эпохой в истории Багдада были примерно три столетия – от девятого до двенадцатого века нашей эры: время Гарун-аль-Рашида и его наследников. Арабские хроники передают, что население Багдада в те времена доходило до двух миллионов человек, а по расцвету искусств, наук, литературы Багдад соперничал с испанской Кордовой. Но потом, в начале шестнадцатого века, пришли турки и все разрушили. Они разрушили и город, и замечательную систему искусственного орошения, на которой покоилась до того экономика страны; они перебили и увели в рабство большую часть населения. От этого удара Багдад уже больше никогда не мог оправиться… А в двадцатом столетии сюда пришел британский империализм. Он тоже сделал свое дело. Результаты – перед вами…

Когда прогулка по Багдаду была закончена, заехали в большое кафе европейского типа. Пили кофе с ликером, ели пирожные.

Вдруг Люсиль, которая почти все время помалкивала, взволнованно обратилась к Макгрегору:

– Можно мне подойти к тому столику?.. Там сидят мои знакомые девочки с мамой.

Получив разрешение, она быстро скользнула между столиками кафе и присоединилась к своим подругам. Макгрегор засмеялся:

– Ну, теперь Люсиль сделает полный доклад о вас и мамаше и дочкам.

Действительно, девочка с большим жаром что-то рассказывала своим знакомым, а ее подруги осторожно и как бы невзначай бросали в сторону русских любопытные взгляды.

– Славная девочка! – улыбнулся Степан. – И такая живая! Я представлял себе английских детей немного флегматичными.

– Да ведь Люсиль не чистокровная англичанка, – ответил Макгрегор. – Ее отец шотландец, а мать гибралтарка.

– Гибралтарка? – удивился Степан и даже перевел это открытие Потапову, который, не зная языка, сидел и размышлял о чем-то своем.

– Да… вы, конечно, не знаете… – усмехнулся Макгрегор. – Что такое Гибралтар? Это скала, занимающая три квадратные мили. Со всех сторон она окружена Испанией, и на протяжении двух с половиной веков[2] там происходило естественное смешение национальностей. В результате возникла особая этническая группа – гибралтарцы. Но, видимо, испанская кровь оказалась сильнее английской: почти все гибралтарцы брюнеты и отличаются большой живостью характера. Отец Люсиль, гидроинженер, в молодости служил в Гибралтарском порту. Там-то он и нашел себе жену.

Когда все вернулись домой, Люсиль, несмело подойдя к Тане, спросила:

– Миссис Петрова, не хотите ли вы посмотреть мое хозяйство?

– О, у тебя, оказывается, есть свое хозяйство! Конечно, я хочу на него взглянуть.

Люсиль сразу повеселела, взяла Таню за руку и повела в сад, расположенный за домом. Здесь к девочке радостно бросился белый остроносый шпиц. Высоко прыгая, он норовил лизнуть Люсиль в нос. А она весело отбивалась и кричала:

– Дэзи, Дэзи, постой!.. Тише, тише!

Потом все втроем – Люсиль, Таня и присмиревший Дэзи – подошли к клумбе с яркими и пестрыми цветами.

– Это моя клумба! – с гордостью заявила Люсиль. – Я сама ее вскапывала, сажала цветы, выпалывала сорняки…

Неподалеку от клумбы бил фонтан. Струи его падали в мраморный бассейн с золотыми рыбками.

Девочка вытащила из кармана хлебные крошки и стала бросать их в воду. Рыбки метнулись к добыче и закружились веселой стайкой.

Вдруг девочка как-то странно свистнула и прислушалась. Снова свистнула… Листья зелени под одним кустом зашевелились, из-под них выползла большая черепаха. Медленно, вразвалку приближалась она к Люсиль и, вытянув змеиную шею, смотрела на девочку черными глазками.

– Я ее зову Баба, – сообщила Люсиль, присаживаясь на корточки подле черепахи. – Она очень старая. Говорят – ей больше ста лет. – И, похлопав ладошкой по крепкому клетчатому панцирю, ласково сказала:– Подожди, Баба, немножко. Я тебе скоро принесу что-то очень вкусное…

Люсиль подняла на Таню свои большие синие глаза и сообщила:

– У меня есть еще еж. Колючка… Но он показывается только вечером или ночью, а днем его ни за что не найти… А теперь, миссис Петрова, пойдемте в мою комнату, – мне хочется все показать вам, все мои вещи!

– Ну что ж, пойдем, – согласилась Таня.

В большой и светлой комнате Люсиль стояли две кровати, покрытые белоснежными одеялами. В углу был шкаф для платья, а напротив висело длинное и узкое зеркало. На маленьком столе находились письменные принадлежности и две вазы с цветами. Над столом висела книжная полка. Все было чисто, уютно и как-то особенно свежо.

– А что ты сейчас читаешь? – спросила Таня.

– Я люблю Киплинга, – ответила девочка и, взяв со стола книжку, протянула ее Тане. – Особенно мне нравится рассказ «Elephant Boy».[3]

– А Диккенса ты знаешь? – поинтересовалась Таня.

– Мистер Макгрегор недавно дал мне прочитать «Оливера Твиста». Но там все так печально… – разочарованно протянула Люсиль.

– А русских писателей ты читала?

– Русских? – Девочка задумалась, но потом, видимо вспомнив что-то, радостно закивала головой. – Мистер Макгрегор дал мне рассказы Горького… Очень интересно! Мне особенно понравилось, как один человек вырвал свое сердце и бежал с ним по лесу, а из сердца сыпались искры. Обязательно прочитайте про это! – любезно посоветовала она Тане. – Но только… как же он это сделал? Ведь ему было очень больно… – Она помолчала, смешно наморщила в раздумье высокий лоб. И вдруг, позабыв и о Горьком и о Киплинге, Люсиль спросила: – Как ваше имя, миссис Петрова?

– Татьяна.

– Татиана? – медленно повторила Люсиль, точно прислушиваясь к звукам этого слова. – Татиана… Очень красивое имя! – И, что-то вспомнив, весело воскликнула: – Вы шутите, миссис Петрова! Вас зовут не Татиана… Ваш муж зовет вас как-то иначе.

– Мой муж? – рассмеялась Таня. – Да, он зовет меня Таня. Это по-русски уменьшительное от Татьяны.

– Танья?

– Не Танья, а Таня. Повтори.

Но, сколько Люсиль ни повторяла, иначе у нее не получалось. Только «Танья».

Она снова затихла, потом неожиданно бросилась к Тане и прошептала ей прямо на ухо:

– Я люблю вас, миссис Петрова! Можно мне звать вас Танья?

– Конечно, можно!..

Таня была тронута теплотой этой милой девчурки и, точно желая чем-то ответить на порывистое проявление детской сердечности, сказала:

– A y меня есть сын… Ему четыре года.

Она вынула из сумочки фотографию Вани и показала ее Люсиль. Та долго рассматривала карточку и потом горячо воскликнула:

– Чудесный мальчик! Вот бы мне с ним повозиться! Я очень люблю маленьких!

Экономка позвала их обедать, а после обеда все пошли в гостиную. Там стояло пианино, и Таню как-то невольно потянуло к нему – она очень любила музыку, а в Москве в последние годы играть удавалось редко: работа, семья, ребенок…

Мелодии Глинки и Чайковского странно звучали в этом далеком восточном городе, с минаретами и базарами, с древней рекой, по берегам которой, казалось, бродили тени Адама и Гарун-аль-Рашида.

Люсиль сидела очень тихо, и трудно было решить, устала ли она или просто внимательно вслушивается в незнакомые напевы. Русская гостья, казавшаяся девочке такой необыкновенной, нравилась ей все больше и больше.

Когда Таня беззвучно закрыла крышку пианино, Люсиль подошла к ней, обвила ее шею руками и тихонько спросила:

– Вы будете спать в моей комнате, Танья? Я прошу вас! – И, точно боясь, что Таня не согласится, быстро добавила: – Вы видали?.. В моей комнате стоит и другая кровать. На ней спала моя кузина Клер, но сейчас она уехала со своей мамой в Басру…

Когда поздно вечером Таня начала укладываться, Люсиль подошла к ней и стала очень внимательно рассматривать ее вещи. Она даже пробовала их на ощупь. Потом с видом явного недоумения Люсиль пробормотала:

– Значит, русские женщины одеваются так же, как и английские? А я думала…

– Что же ты думала? – смеясь, перебила ее Таня.

– Я думала… Моя тетя говорила, что русские – это дикари, и женщины у них одеваются, как мужчины, и нельзя понять, кто мальчик, кто девочка… Она не любит русских… Мистер Макгрегрр с ней часто спорит.