Роберт Ши - Монах: последний зиндзя

• Название: Монах: последний зиндзя
• Автор: Роберт Ши
• Жанр: Исторические приключения

…Он сел на вершине холма спиной к лагерю, обратив свой взор на вершины гор вдали. Ученики подождут. Дзебу был одет в простое серое кимоно. Его пальцы неосознанным движением опустились в потайной карман кимоно, ставший таким родным за эти годы. Драгоценный камень сверкнул в лучах предутреннего солнца. Дзебу успокоился, отвел руку с камнем далеко от лица, сосредоточив на нем свой взгляд. Глаза шике осматривали выпуклости и изгибы Древа Жизни, выгравированного на кристаллической поверхности, пальцы медленно вращали камень. Сквозь толщину камня линии рисунка казались магическими и стройными. Дзебу слышал шум крыльев в небе над собой. Это был Белый Дракон Муратомо – животное, на котором он летал в своих видениях. Дзебу поднял глаза к небу, протянул руку вверх, чтобы коснуться дракона, который висел над ним. Дракон глядел на Дзебу большими карими глазами Юкио. Посмотрев с грустью на шике, животное взмыло вверх и исчезло в голубом небе. Дзебу ощутил ноющую боль потери. Перед его взглядом вновь появился Камень. Через некоторое время Дзебу убрал его в карман и, вздохнув, поднялся. Его дурное предчувствие об исходе экспедиции нашло свое подтверждение.

Шике стал спускаться с холма. Сегодня ему предстоит обучать подопечных тому, как можно убить человека с помощью тридцати четырёх предметов домашней утвари.

---

Дзебу был точен, как бог. В бою он научился не делать ни одной ошибки. Он был своими противниками, и он был мечом в их руках. Время стремилось к бесконечности. Монголы стали атаковать Дзебу так медленно, как будто пробирались через воду. Совсем не трудно было преодолеть их неуклюжие попытки защититься. У него даже было время на то, чтобы прочитать «Молитву поверженному врагу» для каждого противника, который присоединялся к куче тел на дне ущелья. Это было состояние, которое учителя Дзебу в Ордене называли полным прозрением, то восторженное ощущение, при котором индивидуум достигает полного союза с Богом и может видеть мироздание как Всевышний. Один момент полного прозрения, которому его учили, стоил сотен жизней в обычном сознании.

Монголы повернули назад, больше не нападая, и только скованное положение удерживало их от панического бегства. Каждый понимал, что этот сверхчеловек убьёт его. Дзебу теперь был почти у изгиба тропы. Темнело. Зимой ночь опускается на эти горы в час Обезьяны. Если он продержится до полной темноты, у него будет реальная возможность скрыться. Ночью в этих горах будет практически невозможно выследить одного человека. Эта мысль огорчила его. Он больше не хотел жить!

Этого вторгшегося в его мозг желания было достаточно, чтобы спустить его с пика полного прозрения. Это был обычный воин, печальный, раненый, усталый, который притаился за выступом скалы, скрывающим от него основной отряд Аргуна. По ту сторону скалы тропа была пуста. Дорога изгибалась длинной кривой линией, и на другом ее конце, затененные сумерками, выстроились в ряд лучники, встав на стременах, с прищуренными глазами, стрелами нацеливаясь на него. Во главе строя на малорослой монгольской приземистой черной лошади восседал Аргун. Его темно-красный плащ развевался на ветру.

– Убейте меня! – заревел Дзебу и широко развёл руки.

Аргун, с суровым и неподвижным лицом, поднял руку в перчатке и резко опустил ее. Тетива запела в унисон глубокой музыкальной ноте, отразившейся эхом от скалистых стен. Стрелы засвистели и завизжали, пересекая ущелье. Еще продолжая держать руки широко, будто собирая стрелы, Дзебу почувствовал их удары по всему своему телу. Не было боли, только бесчисленные ввергающие в оцепенение удары. Он увидел Танико, глядевшую на него своими ясными глазами, точно такой, какой он видел ее в сердце драгоценного Камня сегодня. Его последняя мысль была: драгоценный Камень!.. Затем он потерял сознание, начав падать в темноту.

Часть вторая. Книга Танико

Те, кто обладает властью и чинами, утверждают, что боги поставили их править людьми. Действительно, правители становятся правителями, обманывая людей как раз такими рассказами, а используя силу, заставляют их подчиняться. Кто говорит, что боги ответственны за привилегии нескольких и угнетение многих, клевещет на богов.

«Наставления зиндзя»

Глава 1

Из подголовной книги Шимы Танико:

«Цветы глицинии собираются в грозди подобно пурпурным облакам среди сосен. Цветы черешни на землях дворца сегуна являют наслаждение. Сладкие песни певчих птиц в кустарнике услаждают слух. В горах ручьи стали реками, а замороженная тишина водопадов превратилась в гром. Дороги на северо-запад открыты снова. Уже отряды самураев выступают в направлении земли Осю. Всю эту зиму я хранила свой страх под спокойной внешностью, подобно земле, погребенной под снегом.

Было много всего, чем я могла заниматься и что помогало мне сохранять спокойствие. Я непрерывно работала над своим кунг-ан. Движимая страхом перед насмешками и бранью Ейзена, я старалась восстановить лицо, которое у меня было до рождения, поскольку опасалась ехать к нему без ответа. Часовня, построенная Ейзеном в лесах над Камакурой, стала частью ландшафта. Ветки сосен, выросшие из-под черепиц крыши, мох, распространяющийся по стенам. Саметомо, который теперь официально является моим приёмным сыном, всегда посещает со мной Ейзена. Они обладают способом общения друг с другом, не имеющим ничего общего с речью. Всякие подмигивания, рычания, жесты и странные выкрики. Они приветствуют друг друга криками «Кватц!».

Мой кузен Мунетоки стал наставником Саметомо по кендзюцу. Подозрение Хидейори – как натянутый лук, безжалостно нацеленный в наши сердца, и я стану бояться за жизнь Саметомо, как только он покажет, что обладает такой же сноровкой во владении мечом, как его отец и дед. Пока же он обязан изучать дело воина, несмотря на то что должен кончить как монах.

Хидейори ничего не сказал мне про Осю. Он увлечен двумя любимыми занятиями: управлением государством и религией. Бакуфу теперь так же высоко организован и имеет столь же много чиновников, как и двор Кублай-хана. Если позволяет погода, Хидейори ездит к монастырю Хачимана Дай-бодхисатвы, где он строит ступу, священную башню, посвященную матери.

Я никогда не встречала эту даму, которая умерла в изгнании после восстания Домея, но Хидейори говорит, что она святая. Я уверена, что его ненависть к Юкио выросла из соперничества его матери и матери Юкио, моей подруги госпожи Акими».

Третий месяц, двадцатый день,Год Собаки.

Навещая Танико в женском зале дворца сегуна, Риуичи и его крепкий старший сын Мунетоки пили у нее чай и вели светскую беседу. Когда, спросила она себя, видела она это нелёгкое выражение, странную смесь обиды, стыда и заискивания на лице дяди Риуичи? Давным-давно, так давно, что не могла вспомнить, где, хотя вид его и наполнял её ужасом.

Где был Саметомо? Она хотела ближе притянуть его к себе.

– Это очень красивая рукопись, – вежливо сказал Риуичи, указывая рукой с чашей на нишу, где у Танико висел большой лист бледно-зелёной бумаги. На нем Саметомо начертал стихи Бриллиантовой сутры, предложенные Ейзеном как упражнение по каллиграфии:

«Хотя мы и говорим о добродетели, Татхагата объявляет, что добродетели не существует. Только одно название».

Танико скромно опустила глаза:

– Это скромная работа моего недостойного сына.

– Саметомо, госпожа, может вырасти самым замечательным мастером меча, которого когда-либо видела Страна Восходящего Солнца, – с жаром сказал Мунетоки.

Его голос был всегда громким, как на параде. Его глаза блестели, а густые усы топорщились. Сидевший на подушках в опочивальне Танико, он был похож на отдыхающего тигра. Поскольку отец Танико, Бокуден, не имел собственных сыновей, Мунетоки был бесспорным претендентом на управление кланом Шима. Саметомо преклонялся перед ним.

– Я рада, что успехи моего сына радуют его сенсея, – мягко сказала Танико. Потом она быстро посмотрела в карие глаза Мунетоки. – Я предпочту, если ты не будешь слишком сильно и при всех хвалить мальчика, Мунетоки-сан. Это может усилить его затруднения.

Мунетоки взглянул на неё так, будто она сказали что-то возмутительное.

– Госпожа не знает, что есть самураи в западных провинциях, которые с радостью отдадут за неё жизнь. Есть такие люди по всей Стране Восходящего Солнца.

Танико вспомнила старого самурая в столице, который много лет назад умер, защищая ее и Ацуи от вассалов Мотофузы. Она опустила глаза:

– В первую очередь, самураи преданы сегуну и бакуфу. Сегун, стремясь предвидеть угрозы мирной жизни империи, находит невозможным забыть, что Саметомо – последний из рода Согамори, а мы – Шима – являемся ветвью Такаши. Я не хочу, чтобы сегун был раздосадован без причины.

– Что касается мира, господин Хидейори может теперь меньше опасаться, – сказал Риуичи с тем же выражением печали. Теперь она узнала его взгляд. Он был таким, как тогда, когда она узнала о смерти Кийоси.

– Мой благородный дядя, кузен, посетил меня не для того, чтобы восхищаться каллиграфией моего сына и хвалить его искусство владения мечом, – сказала Танико, и страх своей холодной хваткой сжал ее сердце.

– Танико-сан, – тихо сказал Риуичи. – Много лет назад я огорчил тебя страшным известием, услышанным из уст странника. Я поклялся, что если придется опять, то я не буду снова играть роль труса.

Танико прижала руки к сердцу:

– Расскажи мне быстро, дядя!

– Монах Дзебу и командир Юкио погибли.

Чаша, которую держала Танико, разбилась на полу.

Мунетоки сразу же, успокаивая, положил на её руку свою ладонь.

– Какая я неловкая! – бормотала Танико, вытирая бледно-зеленую жидкость с полированных досок пола. – Что ты говорил, дядя?

Риуичи продолжил:

– Я знаю, что ты сильно беспокоилась за них обоих. Я хотел быть тем, кто скажет тебе все.

– Пожалуйста, расскажи, как Дзебу… Как они умерли? – прошептала Танико.

Мунетоки ответил ей голосом мягче обычного:

– Погибли героически, как рассказывают. Юкио, его двенадцать сподвижников и монах Дзебу среди них полдня держались против тысячи монголов. Зиндзя в особенности совершил сверхчеловеческие подвиги в битве. В конце Юкио и его люди были побеждены, но только после того, как убили более трех сотен монголов. Юкио, его жена и дети – совершили сеппуку. В веках будут рассказывать легенду о них!