Игорь Муромов - 100 великих любовников

• Название: 100 великих любовников
• Автор: Игорь Муромов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-9533-1444-2

На страницах книги «100 великих любовников» вырисовываются новые образы известных и талантливых людей, их любовные истории, а в любви, как известно, наиболее ярко и неожиданно проявляется характер человека. Среди героев книги такие имена, как Людовик XIV, Иван Грозный, Петр Великий, Казанова, Чаплин, Мастроянни, Синатра, Делон, Клинтон и многие другие.

---

Но это было позже. А тогда, после свадьбы, многие, очень многие девушки в мире завидовали Анне, ее счастью быть рядом с Марлоном Брандо. Но длилось оно не так уж и долго.

Все походило на приключенческий фильм с элементами мелодрамы. В гости приехал отец Анны Кашфи, и из разговора Марлон Брандо неожиданно узнал, что он по национальности не индус, а родился в Иране, в предместье Далбини, и Анна обычная иранская девушка, никогда не имевшая предков в Индии, и даже не жила в этой стране…

Это известие настолько ошеломило Марлона Брандо, что он, несмотря на рождение сына Кристиана, которого безумно любил, решил развестись. А вот как описала эту романтическую историю Анна Кашфи.

«Трудно описать очарование Брандо. Это был вихрь, водоворот… Он закрутил и меня. Я любила его, ненавидела и терпела. Когда он говорил, то нередко запинался, смущался, а часто просто нес совершенно бессмыслицу. Но вместе с тем он, как магнитом, притягивал к себе журналистов, интеллектуалов и целый полк поклонников.

Как соблазнитель Брандо был совершенно неуклюж, не заслуживал внимания и как любовник. Но это не помешало ему обзавестись неисчислимой когортой сексуальных партнеров: женщин, мужчин и созданий "среднего рода".

Первая моя встреча с Брандо произошла в октябре 1955 года в столовой студии "Парамаунт", своей шумной атмосферой напоминающей вокзал в Бомбее. Я никак не могла привыкнуть к американским нравам. Мне было непонятно, как такие звезды кино могут поглощать немыслимые количества пищи, стараясь при этом перекричать оглушительный гомон столовой, волнуясь и размахивая руками.

Я сидела за столиком с Гарри Минсем и А. Лилем, ассистентом продюсера фильма "Горы", в котором я тогда была занята. Неожиданно почувствовали, что какой-то мужчина пристально меня разглядывает. Заметив мой взгляд, мужчина поспешно отвернулся и принялся изучать затылок впереди сидящей блондинки. Но чуть позже он подошел к моему столику, и Лиль представил нас.

"Привет", – сказал он. Его голос напоминал скрежетание гусениц, а волосы были цвета соломы, тяжелые массивные челюсти выражали смесь ностальгии, чувственности и равнодушия одновременно, а в серо-голубых глазах в шалаше бровей угадывались страстность и неистощимая сила.

Я улыбнулась, он смутился. Я наклонила голову, он еще больше смутился и поспешил ретироваться. Так началось наше знакомство.

…Лишь позже из хроники голливудских газет, где я прочитала о нашем с ним обеде, я поняла, что Брандо, возможно, самый популярный актер Америки. А я даже не догадывалась об этом. Мое неведение относительно него забавляло Марлона.

Я переспала с ним больше из любопытства. Его манера ухаживать была полна хитростей гильотины. В тот вечер мы смотрели телевизор у меня дома. Не говоря ни слова, Марлон взял меня на руки и отнес в спальню. Когда я после поинтересовалась у него, было ли это что-то вроде изнасилования, он ответил: "Изнасилование – это просто атака дружественной армии".

В любви он был очень эгоистичным партнером, ищущим пыла и естественности, но в гамме его чувств абсолютно отсутствовала нежность. Я знала, что Брандо имеет сексуальные отношения "всех видов" со всеми «видами» партнеров. Он сам говорил, что хочет испробовать все.

Связь наша продолжалась, но я всегда ощущала ее непрочность. После занятий любовью Брандо мог исчезнуть, не говоря ни слова. Он никогда не плел таинственный кокон, обычный для многих любовников, редко вспоминал о маленьких знаках внимания, таких как цветы и шоколад, а после ссор со мной Марлон всегда звонил не иначе как в три часа ночи.

Появляться на публике с Брандо означало потакать причудам его многочисленных поклонников. Одни хотели "прикоснуться к девушке, к которой прикасался Марлон", другие, более агрессивные, стремились получить от меня перчатку или платок на память. Некоторые млели, другие становились идиотами, немыми, глухими, заиками или пытались, что еще хуже, перенять его грубую манеру общения. Это был "синдром звезды кино"…

Когда я заболела и меня положили в больницу, Марлона словно бы подменили: он стал необыкновенно нежен и внимателен ко мне. А однажды, войдя ко мне в палату, с порога заявил: "Должен сказать тебе кое-что важное. Ты знаешь мои чувства к тебе. Я хочу на тебе жениться".

Наша помолвка не изменила отношений. Брандо продолжал навещать меня в больнице, а в отъезде писал мне двусмысленные письма, в которых часто подсмеивался надо мной. С огромным удовольствием он обзывал меня "толстой задницей". И этому не было конца. Одно письмо он даже начал так: "Анна, должен уведомить тебя, что твой зад стал просто гигантским. Позволь мне тебе это говорить столько раз, сколько мне нравится. Я знаю, что только по своей природной чувствительности ты первое время будешь запрещать мне толкать тележку, на которой будет отдыхать твой зад, но через некоторое время ты к этому привыкнешь". С тем же ребячеством я возвращала ему в письмах всякие определения, относящиеся к его "нашпигованным окорокам".

Через неделю Марлон объявился с обручальным кольцом – четыре группы жемчужин, вделанных в платину. Прежде чем сообщить об этом "важном сюрпризе", он долго рассматривал мой мизинец.

Когда я вышла из больницы и в течение первых недель приходила в себя, Марлон часто сопровождал меня в кино или возил обедать в ресторан. При этом он неизменно использовал свою вторую машину, старый "фольксваген", забитую банками из-под пива, обертками «Макдональдса» и страницами из старых журналов. В чем бы я ни была – в вечернем платье или в шелковом сари, – эта мусорница на колесах постоянно отвозила меня в ресторан, как премьер-министра. А шикарный белый «Тандерберд» – подарок Марлону Сэма Голдвина за роль в одном из фильмов – неизменно оставался в гараже для сугубо частных поездок Брандо. Такой фетишизм был неотъемлемой чертой Марлона.

От Марлона всегда можно было ожидать "сюрпризов". Однажды, накануне Рождества, он уехал из Лос-Анджелеса. Я и все друзья были уверены, что он – в Японии, где начинались в это время съемки "Сайонаре". Ночью в сочельник Марлон мне позвонил, я говорила с "Коралловым берегом", отелем в Гонолулу.

"Марлон, что ты делаешь на Гавайях?"

"Понимаешь… Ну… (бормотание)… мне показалось, что тебе будет приятно ко мне приехать…"

Я, конечно, так и сделала. Отец Марлона отвез меня в аэропорт. Но в Гонолулу я два часа слонялась по зданию аэропорта в ожидании Марлона. Я была взбешена. Интуиция мне подсказывала, что это время он тратит на измену. Как я узнала позже, он приводил в порядок комнату, ликвидируя следы ночных шалостей. По дороге из аэропорта я упорно молчала. Марлон нарушил тишину: "Ты бесишься, что прождала меня два часа? Ну так сделай что-нибудь, взорвись!"

Мы ехали со скоростью 100 километров. Я повернулась и дала ему пощечину, он едва справился с управлением и затормозил.

"Почему ты это сделала?"

"Ты мне это сам посоветовал", – невозмутимо ответила я.

Я ударила кого-либо первый раз в жизни. Кто мог знать, что это предвещает наши многочисленные бои в будущем…

Последние дни моего безбрачия проходили в крайнем возбуждении. Были ли мы действительно влюблены друг в друга? Меня мучили сомнения. Способен ли Брандо на что-нибудь еще, кроме поверхностных чувств? Он, конечно, экстраординарный мужчина, но своей личностью, находящейся постоянно в штопоре, способен был пробуравить мне мозг. И еще – для него искусство заменяло жизнь.

Вернувшись из Японии, Марлон привез элементы восточной культуры и стал требовать от меня, чтобы наши вечера проходили "по-японски". Для Брандо это означало, что я должна была носить традиционную одежду гейш. В длинной юбке и в деревянных туфлях кланяться, стоя на коленях на циновке, подносить ему чашку сакэ, вытирать его лоб влажным полотенцем, смеяться его шуткам и позволять ему заглядывать мне под кимоно на предмет выяснения, есть ли там нижнее белье.

Нередко Марлон пускался в самокопание. "Нам необходимо любить, – говорил он в такие минуты. – Это единственный смысл нашей жизни. А я не могу любить. Не могу найти человека, который заставил бы меня забыть о себе. Но я этого очень хочу".

День свадьбы – 11 октября 1957 года – даже для калифорнийской осени выдался слишком жарким. Утром в «Пазадене» Марлон купил свадебную цепь, потом надел наряд, выбранный для этой церемонии: черный плащ-накидку на голубой костюм с воротничком, на голове – черная фетровая шляпа, прочно надвинутая на уши, в руках – трость. Только Марлону этот наряд мог показаться подходящим – у него было свое чувство изящного.

Вдруг до меня дошло, что я не могу венчаться в христианской церкви без букета белых лилий. После нескольких звонков в Сан-Франциско за ними был отправлен самолет, и церемония задержалась на несколько часов. Когда лилии наконец прибыли, я была так измучена, что сказала бы «да» и бабуину…

Первая брачная ночь ничем не отличалась от наших предыдущих ночей. Марлон не выказал ни особой галантности, ни рвения, ни энтузиазма, свойственных молодому новобрачному. Я была разочарована, что мы не отправляемся в свадебное путешествие, не пересечем Тихий океан, не посетим ни одну из европейских столиц.