Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы (сборник)

• Название: Серебряные рельсы (сборник)
• Автор: Владимир Чивилихин
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1972

Произведения лауреата премии Ленинского комсомола Владимира Чивилихина «Серебряные рельсы», «Над уровнем моря» и «Пестрый камень», собранные в этой книге, повествуют о сильных людях, идущих крутыми жизненными дорогами; подвергаются испытаниям их мужество, человечность, гражданское сознание. Остросюжетные, своеобразные по форме, овеянные романтикой открытий и побед повести знакомят с яркими характерами молодых наших современников, борцов за новую жизнь. Действенный, негромогласный патриотизм героев В.Чивилихина, их мысли и нравственные искания близки сегодняшней комсомолии, подрастающему поколению граждан нашего Отечества.

---

…Эх, Казыр, Казыр, злая, непутевая река!

МИХАЛЫЧ

Что-то неведомое тянуло вдаль, на труды и опасности. Обеспеченная, но обыденная жизнь не удовлетворяла жажды деятельности. Молодая кровь била горячо…

Н. Пржевальский

Шла первая военная весна. Но не до весны было москвичам. Большой город боролся с врагом, окольцованный сетями воздушного заграждения и лучами прожекторов, глубокими рвами и стальными ежами.

За темными шторами не было видно огня. Но в этой просторной комнате люди работали всю ночь – отвечали на резкие, требовательные звонки, советовались, подсчитывали, решали. Их покрасневшие от постоянного недосыпания глаза время от времени обращались к разноцветным картам фронтов и тыловых районов, к огромной, во всю стену, схеме железных дорог страны. Были намечены меры по ускорению строительства железной дороги на Воркуту, к заполярному углю, подписан приказ об организации новых восстановительных поездов, найдены на дальних магистралях тысячи вагонов для прифронтовых дорог. К утру состоялся один короткий разговор.

– Пора, товарищи, начинать изыскания в Саянах.

– Да, расправляет плечи Сибирь…

– То ли будет после победы! А в Саяны сильного мужика надо посылать.

– Начальником экспедиции предлагают Кошурникова.

– Как! Старик? Михаил Николаевич?

– Нет. Сын его, Александр. Знаем его, умеет работать. Кулунду в прошлом году сделал, помните?

– Ну, если в отца пошел – будет к зиме трасса. Затвердили?

…Изыскателю российских железных дорог Михаилу Кошурникову с детьми не везло – за Надеждой родилась Вера, потом Нина, Елена. Мрачный стоял он у своей палатки в калмыцкой степи меж Царицыном и Астраханью. Работы было невпроворот, а тут жена рожала, наверное, очередную, пятую по счету, дочь. Михаил ушел в степь и бродил там, пока кухарка, единственная в партии женщина, не окликнула его.

– Николаич! С сыном вас!

Он прибежал. Скинул тужурку с орлеными пуговицами. Топоча тяжелыми сапожищами, пустился в пляс вокруг палатки. Собрались рабочие партии. Улыбаясь, смотрели на своего начальника. Им нравилось, что он не таит от них ни горя, ни радости, и чуяли – поставит им сегодня Николаич не меньше ведра: ведь инженерша сыном разрешилась! А вечером счастливый отец палил из берданки в степи, восторженно крича перед каждым выстрелом:

Сын! Мужик! Изыскатель!

Не было и нет, наверно, на свете такого мальчишки, которого не манили бы морские дали и неведомые края. Побывать бы в далеких странах и совершить там такое, чтоб все ахнули! Всегда мечтали о соленой воде и маленькие сибиряки, хотя как ни крути глобус, а нету больше на земле города, который так же далеко, как Томск, отстоял бы от морей и океанов.

Но Саша Кошурников не хотел ни на море, ни в заморские страны. Ему б к отцу! Парнишке часто грезилось, как далеко-далеко за горами и реками идет через тайгу отец – веселый бородатый гигант. В руках у него волшебная медная трубка на треноге. Он направляет трубку на лесную чащобу, и тайга покорно расступается перед ним.

Обычно отец все лето вел вдалеке таинственную, полную – опасностей жизнь. Возвращался поздней осенью, к снегу. Медленно стаскивал мокрый плащ, огромные, в ошметках грязи сапоги. Для Саши не было большего удовольствия подхватить за ушки эти «бахилы», как называл их отец, выбежать на улицу к первой луже и вымыть их до жирного блеска. После бани отец спускал с потолка самую большую в доме лампу, доливал в нее керосину и садился чертить. Белые хрустящие листы покрывались загадочными линиями и значками.

Учился Саша шутя, над учебниками не корпел. Любил убегать из гимназии на речку Басандайку, вечерами засиживался в отцовской библиотеке, пробираясь с Миклухо-Маклаем сквозь тропические джунгли или путешествуя с Пржевальским в легендарную страну тангутов. Еще интереснее были рассказы отца. Высоко подняв кудрявую голову и раздувая крупные ноздри, завороженный парнишка слушал, как отец с товарищем и проводником где-то между Енисейском и Томском перетаскивали на брезенте лошадей через болота, как в Манском белогорье на них напали с дробовиками старообрядцы, требуя, чтобы «антихристы» со своими инструментами убирались из тайги, как наткнулся однажды отец на бешеного, так называемого «червивого» медведя и уходил его топором.

Отец, по мнению знавших его людей, был со странностями. Он до беспамятства любил природу и живопись. Самым прекрасным местом на земле для него был Алтай, а самым лучшим художником он считал никому не известного Гуркина, самородка-ойрота, который якобы заткнул за пояс даже Шишкина, своего учителя. В доме Кошурниковых на стенах висели копии гуркинских полотен: «Хан Алтай», «Озеро горных духов», «Камлание», «Черневая тайга».

Всю жизнь отец стремился воспитывать детей в труде, и когда перед революцией он оставил бродячую жизнь и перешел на преподавательскую работу, то срубил на Алтае, в верховьях Катуни, дом-пятистенок, куда на лето семья переезжала из Томска. Отец с сыном раскорчевали там небольшой участок, дочери развели огород. Отец часто брал Сашу в тайгу. Паренек научился вязать салики, делать балаганы, жечь в непогоду костер. Он уже неплохо стрелял и моментально взбирался на самые высокие кедры. А один раз отец отпустил его на целый месяц с артелью «золотничков». В соседнем селе у Саши завелись друзья-приятели, и он подолгу пропадал с ними в тайге, забредая в далекие урочища.

– С нами, Санька, куда хошь в тайге, – говорили ему деревенские ребята.

И томский гимназистик не раз убеждался, что это так. Маленькие кержачата умели самым чудесным образом вскипятить чай в бересте, одним топором сделать надежную «кулему» – кротовую ловушку, выдоить в лесу отбившуюся от стада какого-нибудь богатея корову, испечь в костре ароматного рябчика. По весне Санька ездил с ними на лошадях к кулакам-мараловодам зарабатывать дробь и мед. Ребята как черти носились по тайге, загоняя маралов в станок, где лесные красавцы в муках прощались с драгоценными пантами.

Потом ребята заманивали Саньку на горные речки – вязать и ставить на хариуса «морды» из лозняка. Осенью парнишки нанимались на купецкие хлеба бить кедровые шишки, потому что их отцам не на что было купить муки на зиму и не на чем было привезти ее из хлебородных мест.

Времена менялись и здесь. Молодежь в этом далеком таежном селе уже не могла жить по древним старообрядческим заветам – «тихо и смирно». Приходили с германской искалеченные парни, привозили с собой табачище и вольные разговоры, вводя в ярость степенных аскетических старцев. Подрастающие «неслухи» уже отлынивали от молитв, дрались насмерть с кулацкими сынками, а самые отчаянные убегали посмотреть жизнь в Бийск и еще дальше – на шахты, на железную дорогу.

Саша Кошурников смотрел и слушал. На селе одни его почитали, потому что он соглашался написать бесплатно любую бумагу, другие внушали своим сыновьям, чтобы они не водились с этим «нехристем», потому что бабка у него каторжанка и до самой войны получала из неметчины письма…

Докатился и сюда гром революции. Алтай заполыхал. Кошурниковы поспешили в Томск, оставив Сашу свертывать хозяйство, заколачивать дом. Но сын не вернулся домой. Отец кинулся разыскивать его. Бабы из ближайшего села шепнули, что Санька-грамотей ушел с мужиками в партизаны, и отсоветовали ехать в горы – там хозяйничала банда белогвардейца Кайгородова. Темнее тучи отец приехал обратно.

Вернулся Александр, когда его уже перестали ждать. В грязном полушубке и папахе с красной звездой он выглядел старше своих шестнадцати лет. Не раздеваясь, он сидел в прихожей, пока сбегали за отцом. Тот шумно ворвался в дом.

– Тише, тише, – освободился он от объятий сына. – Старые кости ломкие. Как? Уже бреешься?

– Ага. Ну чего плакать-то, пап?

– И курить, чую, научился?

– Смолю почем зря!

– И водку пил?

– Нет. Самогон пробовал.

– А дело ладно ли делал?

– Кайгородова ликвидировали.

– Хорошо, потом расскажешь. Учиться думаешь, блудный сын?

– За этим и приехал.

К экзаменам Александр готовился самостоятельно и через два года упорных занятий поступил в Томский политехнический институт. Каждое лето он бывал у своих алтайских друзей и после первого курса привез оттуда девушку – маленькую, черноглазую и пугливую. Молодые сняли комнату на окраине Томска. Там всегда было шумно и весело. В ней постоянно торчали однокашники хозяина. Уж больно артельский парень был этот Сашка Кошурников – гитарист, хохотун и заводила.

Летом отцу не сиделось дома, и три года подряд он ездил с сыном на Север, проектируя лесовозные дороги в бассейнах Вычегды, Мезени, Емцы. Александр совсем отказался от отцовских дотаций, перешел на свои хлеба. За комнатенку он не платил – зато всю зиму отапливал бесплатно большой дом, в котором жил. Нередко уходил на ночь грузить лес на баржи или подметать базарную площадь.