Гарольд Пинтер - Карлики

• Название: Карлики
• Автор: Гарольд Пинтер
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00218-8, 0-8021-3266-9

Роман лауреата Нобелевской премии Гарольда Пинтера – история сложных, запутанных отношений трех молодых людей и девушки, живущих в послевоенном Лондоне. «Карлики» написаны неожиданно легко и захватывающе, этот роман представляет еще одну грань творчества известного писателя и драматурга.

---

Гарольд Пинтер КАРЛИКИ

Посвящается Джуди Дейш

От автора

«Карликов» я написал в начале пятидесятых годов, еще до того, как начал писать пьесы. В то время я не стал предлагать их для публикации.

В 1960 году я выбросил из книги некоторые фрагменты и написал короткую пьесу с таким же названием. Пьеса получилась абсолютно абстрактной, в основном, мне кажется, потому, что я убрал одного из важнейших персонажей романа – Вирджинию.

В 1989 году я впервые за долгие годы перечитал эту книгу и решил, что над ней стоит еще поработать. Работа над текстом в основном заключалась в выбрасывании сцен и реплик, показавшихся мне лишними. Я полностью выкинул пять глав, которые считал избыточными, а также переработал или сжал ряд других эпизодов. Несмотря на эту редакторскую работу, сам текст в целом остался таким же, каким был написан в период 1952–1956 годов.

Часть I

Глава первая

Они пришли в квартиру незадолго до полуночи. Там было темно, шторы опущены. Лен повернул ключ в замке входной двери и распахнул ее. На коврике у порога лежал целый ворох писем. Он собрал их, поднял и положил на столик в прихожей. Потом они спустились по ступенькам. Пит открыл окно в гостиной и вынул из кармана пачку чая. Он прошел на кухню и налил в чайник воды.

Лен поправил очки и последовал за ним. Из внутреннего кармана он извлек старинную флейту. Продув ее, он посмотрел сквозь тонкую трубочку на свет и поднес флейту к губам. Набрав в легкие воздуха, он сильно встряхнул ее, обтер о свои брюки, поднял, потом снял с вешалки для полотенец какую-то тряпку и вытер пальцы. Затем протер флейту, покрутил ее между пальцами, снова поднес к губам, приложил пальцы к отверстиям и дунул. Ни звука.

– Смотри не перестарайся.

Лен постучал флейтой себе по голове.

– Да что с ней такое? – сказал он.

По крыше кухни барабанил дождь. Пит дождался, пока закипит чайник, заварил чай, принес его в гостиную и поставил на стол две чашки. У камина стояли друг против друга два кресла. Он уселся в одно из них и закурил сигарету.

– С этой флейтой что-то не в порядке, – сказал Лен.

– Давай чаю попьем.

– Не играет. Ничего не получается.

Лен разлил чай и похлопал себя по карманам.

– А где молоко? – спросил он.

– Ты же сам сказал, что принесешь.

– Было дело.

– Ну и где оно?

– Я забыл. Чего ж ты мне не напомнил?

– Давай чашку.

– Ну и что теперь делать?

– Дай мне чаю.

– Без молока.

– Давай.

– Совсем без молока?

– Нет же молока.

– А как насчет сахара? – спросил Лен, передавая чашку.

– Ты собирался и сахар принести.

– Так почему ты мне не напомнил?

Пит обвел взглядом комнату.

– Что ж, – сказал он, – тут, похоже, все в полном порядке.

– А у него тут, случайно, нет?

– Нет чего?

– Сахара.

– Я не нашел.

– Здесь как будто не квартира, а мастерская.

Пит снял с крюка у камина длинную вилку с ручкой в виде обезьяньей головы – для поджаривания хлеба – и стал внимательно ее рассматривать.

– Интересная вещица.

– Эта? – спросил Лен. – Tы что, раньше ее не видел? Она португальская. В этом доме вообще все португальское.

– Почему это?

– Да он же сам оттуда.

– Ну да, конечно.

– По крайней мере, его дедушка по материнской линии был португалец.

Пит повесил вилку обратно на крюк.

– Ну-ну.

– Или бабушка по отцовской линии.

Часы в прихожей пробили полночь. Они прислушались.

– Во сколько он собирался прийти?

– В полпервого.

– Ладно, как насчет прогуляться на свежем воздухе?

– На воздухе? – спросил Лен.

– Что случилось с этой штуковиной?

– Да ничего с ней не случилось. Это лучший образец из того, что есть в продаже. Но, наверное, сломалась. Я на ней уж целый год не играл.

Пит встал, зевнул и подошел к стеллажу с книгами. Книги, стоявшие плотными рядами, были покрыты толстым слоем пыли. На нижней полке он увидел Библию. Он посмотрел на дарственную надпись.

– Я подарил ему ее несколько лет назад, – сказал он.

– Что?

– Эту Библию.

– Зачем?

Пит запихнул книгу на место и потер пальцы, стряхивая пыль.

– Этот чай бьет прямо по печени, – сказал Лен.

– Ну так как?

– Что как?

– Насчет прогуляться по воздуху.

– Без меня.

– Почему?

– Дождь идет.

– Ты послушай, – сказал Пит.

– Ничего не слышу.

– Дождь перестал.

– Откуда ты знаешь?

– Ты его слышишь?

– Нет.

– Ты его не слышишь, потому что он перестал.

– Да все равно, – сказал Лен, – дождь тут ни при чем.

– Ну сделай одолжение.

– Нет, я же знаю, куда ты меня потащишь.

– Куда это?

– На тот берег Ли.

– И что?

– Ты даже не представляешь, как там сейчас, ночью.

– Не представляю?

– Ну ладно, представляешь. Может, и представляешь. Но ты готов опять тащиться туда ночью, а я нет.

– Знаешь, – сказал Пит, – по-моему, тебе самое время встряхнуться и разобраться, что происходит у тебя в башке. Ты уже на пороге смерти.

Он сел. Лен вынул носовой платок и, улыбаясь, стал протирать очки. Потом положил очки на стол, встал, дважды чихнул и покачал головой.

– Я подцепил такую жуткую простуду, какой у меня никогда в жизни не было.

Он высморкался.

– Хотя, по правде говоря, она не слишком меня беспокоит.

Пит сидел, глядя в камин, на полуобгоревшую, покрытую слоем сажи газету, и постукивал ногой по каменной плите у топки.

– Слушай, – сказал Лен, – давай я схожу возьму скрипку и сыграю тебе несколько вещичек, пока ты в настроении. Я тут разучил одну пьесу Альбана Берга – ты просто обалдеешь.

– Он когда-нибудь писал тебе красными чернилами? – спросил Пит.

– А?

– Красными чернилами. Вон на книжной полке пузырек стоит.

– Конечно. А что такого? А тебе он красными чернилами никогда не писал?

– Нет.

Лен чихнул и высморкался. Дождь снова пошел и забарабанил в окно. Перегнувшись через стол, Лен прижался носом к стеклу.

– Темно.

– Сделал бы себе ингаляцию с бальзамом, – сказал Пит.

– Зачем? А ты когда-нибудь писал ему красными чернилами?

Пит отнес чашку на кухню и ополоснул. Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что Лен держит очки в вытянутой руке и рассматривает их, прищурившись.

– Смотри, они там.

– Что это?

– Ты даже не можешь представить, как много ты теряешь из-за того, что не носишь очки.

– Что же это я теряю? – спросил Пит, наливая в свою чашку чаю.

– А вот что. Я тебе объясню. Смотри, в центре каждой линзы всегда есть светящаяся точка, и она прямо в центре твоего поля зрения. Ты не ошибешься. Не оступишься. Эти точки есть всегда, даже темной ночью, это такой спрессованный, законсервированный свет, который висит в воздухе прямо перед тобой. Понимаешь, есть такие люди, и мы с тобой оба их прекрасно знаем, которые живут с постоянно нахмуренным лбом. Если иногда им удается расправить эти морщины, мир оказывается совсем не плохим, и тогда они готовы вложиться во все что угодно. Ну хорошо, я не могу сказать, что вижу мир таким же образом, как они. Наверное, одного знания, что эти точки света существуют, недостаточно. Может, у нас даже нет ничего общего во взглядах. Я только вот что хотел сказать. Эта световая точка указывает тебе угол твоей орбиты. И нечего на меня так смотреть. Ты не понимаешь. Этот огонек дает тебе чувство направления, даже если ты не двигаешься с места.

– Ну и что мне теперь, на колени упасть?

– Это было бы очень разумно с твоей стороны.

– Ты лучше ответь мне на один вопрос, – сказал Пит. – Ты-то сам так и живешь с вечно нахмуренным лбом?

– А как же. Именно так. Поэтому я знаю, что говорю.

Часы в прихожей пробили час. Лен надел очки и сел неподвижно.

– Десять к одному, что он будет голодный.

– Почему?

– Спорим?

Пит закрыл глаза и откинулся в кресле.

– Этот парень жрет за троих, – сказал Лен. Он повертел в руках флейту.

– Он как-то раз сожрал целую буханку хлеба быстрее, чем я успел куртку снять.

Он приложил флейту к левому глазу и посмотрел сквозь нее.

– Раньше он ни крошки на тарелке не оставлял. Пит открыл глаз, чиркнул спичкой и стал смотреть, как она горит.

– Конечно, может, он изменился, – сказал Лен, встал и заходил по комнате. – Всё ведь меняется. Но я вот не изменился. Представляешь, на прошлой неделе я как-то за один день пять раз плотно поел. В одиннадцать, в два, в шесть, в десять и в час ночи. И ничего плохого не случилось. Меня от работы на жратву пробивает. А я в тот день как раз работал.

Он прислонился к буфету и зевнул.

– С утра мне всегда есть хочется. Дневной свет странно действует на меня. Ну а ночью – и говорить нечего. По мне, так вообще, если ночью не спишь, то можно только есть. Либо спишь, либо ешь. И это помогает мне поддерживать форму, особенно когда я дома. Мне надо спуститься на кухню, чтобы поставить чайник, потом подняться, чтобы закончить то, что я делал, потом спуститься, чтобы соорудить сэндвич или салат, потом подняться, чтобы закончить то, чем занимался, потом спуститься, чтобы посмотреть, как там сосиски, если у меня есть сосиски, потом подняться, чтобы доделать то, чем занимался, потом спуститься, чтобы накрыть на стол, потом подняться, чтобы закончить то, что делал, потом спуститься…