Ким Робинсон - Дикий берег

• Название: Дикий берег
• Автор: Ким Робинсон
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-88132-285-1

«Калифорнийскую трилогию» известного современного американского фантаста, многократного лауреата высших премий «Хьюго» и «Небюла», открывает роман-предупреждение «Дикий берег».

---

Красный солнечный диск коснулся океана, похолодало. Габби встал, потер зад и сказал, что на ужин у них дичь. Мы тоже встали.

– А что, ведь сделаем, – решительно сказал Николен. – И я, черт возьми, готов.

Я откололся от остальных и пошел по краю обрыва. На пляже внизу отливные озерца поблескивали темным серебром. У каждого была красная каемка – маленькие подобия огромного океана за ними. По другую руку от меня извивалась меж подступавших к морю холмов долина, наша долина. Деревья на холмах качали ветками под вечерним бризом, поздняя весенняя зелень в свете заходящего солнца казалась пожухлой. На многие мили вдоль берега ели, пихты и сосны колыхались, словно волосы огромного живого существа. Я шел, ветер колыхал и мои волосы. На изрезанных оврагами склонах не угадывалось никаких следов человека (хотя люди там были); только деревья – высокие и низкие, секвойи, сосны, эвкалипты – да темные холмы, спускающиеся к океану. Я шел по янтарному краю обрыва, и я был счастлив. Мне и в голову не приходило, что мы с друзьями вступаем в лето, которое… которое переменит нас всех. Сейчас, несколько месяцев спустя, когда я пишу об этом, а на дворе лютует зима, какой на моей памяти еще не было, у меня есть преимущество: я знаю, чем все кончилось, – все, что началось с нашей вылазки за серебром. И дело не столько в том, что после этого случилось, сколько в том, чего не случилось, в том, как мы обманулись. И в том, к чему почувствовали вкус. Понимаете, я изголодался: не в смысле – хотел есть (это всегда), но по другой жизни. Мне надоело только ловить рыбу, рубить дрова и проверять силки. А Николен изголодался еще сильнее.

Однако я забегаю вперед. Когда я шагал по крутому обрыву между лесом и морем, у меня не было ни предчувствий, ни опасений, ни желания прислушаться к советам старика – только радостное волнение. Я свернул на южную дорогу к нашей с отцом маленькой хижине. Запах сосновой смолы и соли щекотал ноздри. Я захмелел от голода и волнения и уже воображал куски серебра размером с дюжину десятицентовиков. Мне пришло в голову, что мы с друзьями наконец-то сделаем то, что много раз хвастливо обещали сделать, – и по телу у меня пробежала приятная дрожь. Я перепрыгивал с корня на корень и думал: мы вторгаемся на территорию мусорщиков, проникаем на север в развалины округа Ориндж.

В ночь, которую мы выбрали для похода, с океана тянуло туманом, белесые клочья призрачно отсвечивали под ущербной луной. Я ждал в хижине, у самой двери, слушая, как храпит отец. Час назад он заснул под мое чтение и теперь лежал на боку, положив мозолистую руку на вмятину возле уха. Отец у меня хромой и не шибко быстро соображает – это его лошадь покалечила, я тогда был еще маленький. Мама, пока была жива, всегда читала ему перед сном, а когда умерла, он послал меня к Тому учиться. «Пойдет нам обоим на пользу», – сказал он по обыкновению с растяжкой. И, похоже, не ошибся.

Я грел руки над потухшими углями, потому что дверь оставил приоткрытой и с улицы тянуло холодом. Снаружи большие эвкалипты у дороги качались на ветру, то появляясь в дверной щели, то исчезая. Раз я увидел, что кто-то под ними стоит, но тут в дом вплыл клок влажного тумана. Он принес запах речной сырости, а когда рассеялся, под деревьями уже никого не было. Мне стало не по себе. Скорее бы ребята пришли. Слышался только отцов храп, да еще капало с деревьев на крышу.

«У-уху, у-уху». Оказывается, я задремал, и Николен разбудил меня своим кличем. Очень похоже на большую ущельную сову, только совы кричат раз-два в году, так что, по-моему, для тайного зова это не очень. Впрочем, все лучше, чем кашлять кугуаром, как хотел сперва Николен – так и пулю схлопотать недолго.

Я выскользнул за дверь и побежал по тропке к эвкалиптам. Николен нес на плечах две лопаты Дела; сам Дел и Габби стояли у него за спиной.

– Надо еще за Мандо зайти, – сказал я. Дел и Габби переглянулись.

– За Костой? – переспросил Николен. Я посмотрел на него пристально.

– Мандо будет ждать.

Мы с Мандо моложе остальных, я на год, Мандо – на три, поэтому иногда я считал, что должен за него заступаться.

– Так и так мимо пойдем, – сказал ребятам Николен.

Вдоль речки мы добрались до моста, перешли на другую сторону и почесали вверх по склону к дому Косты.

Док Коста построил свое жилище из железных бочек, и выглядит оно таинственно, ни дать ни взять маленький черный замок из книжки Тома – приземистый, как лягушка, а в тумане еще и мрачный, как не знаю что, Николен прокричал совой, Мандо вышел почти сразу.

– Не передумали сегодня идти? – спросил он, вглядываясь в туман.

– Не, – быстро сказал я, пока остальные не заметили его колебаний и не велели, коли трусит, сидеть дома. – Фонарь принес?

– Забыл.

Он сбегал за фонарем, мы вернулись на бетонку и пошли к северу.

Шли быстро, чтобы согреться. Автострада в тумане тянулась двумя белыми лентами, бетон сильно потрескался, из трещин лезла черная трава. Скоро перевалили через хребет на севере нашей долины, пересекли узкое русло Сан-Матео и двинулись через холмы Сан-Клементе. Дорога шла вверх-вниз, мы старались держаться ближе друг к другу и почти не разговаривали. В лесу по обеим сторонам дороги виднелись развалины: стены из бетонных блоков, крыши на столбах, перекинутая с дерева на дерево запутанная проволока. Все было мрачно и неподвижно. Однако мы знали: где-то тут живут мусорщики, поэтому шли быстро и бесшумно, как привидения, о которых Дел с Габби шутили милю назад, пока их тоже не пробрало. Дальше автострада ныряла на дно каньона, и мы оказались в сыром тумане, как в молоке, виден был только растрескавшийся бетон под ногами. Из влажной темноты доносился треск и звук падающих капель, словно кто-то раздвигает мокрые ветки. Не нас ли выслеживает?

Николен остановился взглянуть на отходящую вправо дорожку.

– Та самая, – прошипел он. – Кладбище в конце этой долины.

– Откуда ты знаешь? – Обычный голос Габби прозвучал ужасно громко.

– Сходил сюда и разведал, – отвечал Николен. – Откуда еще?

Мы пошли за ним по проселку. Нас здорово потрясло, что он ходил сюда один. Даже мне не рассказал. В лесу зданий было чуть ли не больше, чем деревьев, больших зданий. Они обрушились как попало: двери и окна выбиты, словно зубы, из каждой щели лезут папоротники и ежевика, крыши холмами громоздятся на земле. Туман полз по улице вместе с нами, в темноте что-то шуршало, будто тысячи шаркающих ног. Местами прямо на дороге лежали столбы, между ними тянулись провода; мы перешагивали, стараясь не задеть проволоку.

Лай койота прорезал пропитанную влагой тишину. Мы замерли. Койот или мусорщик? Лай не повторялся, и мы двинулись дальше. Нервишки явно пошаливали. В конце долины улица круто поднималась в гору. Подъем вывел нас на прорезанное каньоном плато. Здесь когда-то был верхний город Сан-Клементе. Большие дома теснились ряд за рядом, как вяленая рыба на жердях – можно подумать, в городе жило столько народу, что нельзя было дать каждой семье по приличному садику. Многие дома осели и заросли травой, от других остались только полы да трубы, похожие на тянущиеся из могилы руки. Я и прежде слыхал, что мусорщики разбирают на дрова дом, в котором живут, а когда все сожгут, перебираются в следующий, но впервые своими глазами видел результат – разор и запустение.

Николен остановился на заваленном головешками перекрестке.

– Они и впрямь делали улицы крест-накрест, – заметил Дел.

– Сюда, – сказал Николен.

Он свернул на север, на улицу, которая шла по краю плато, параллельно океану. Под нами лежал еще один океан, туманный, и мы, можно сказать, снова шли по берегу. Иногда белесые волны набегали на нас. Дома кончились, началась ограда, железные перекладины между каменными столбиками. За оградой в густой траве виднелись каменные плиты – кладбище. Мы остановились. В тумане не видно было, где оно кончается. Сколько хватал глаз, холмистое плато было испещрено светлыми прямоугольниками. Наконец мы обнаружили дыру в ограде и вошли в густую траву между кустами и надгробиями.

Могилы тянулись такими же ровными рядами, как и дома. Вдруг Николен поднял лицо к небу и дурным голосом взвыл: йип-йип-иу-ии-у-и-у-иии – ни дать ни взять койот.

– Прекрати, – злобно сказал Габби. – Сейчас все собаки сбегутся.

– Или мусорщики, – боязливо добавил Мандо. Николен рассмеялся:

– Ребята, мы стоим на серебряной жиле. – Он наклонился прочесть надпись на плите – слишком темно, – перескочил через нее и нагнулся над следующей.

– Гляньте, какой здоровущий камень. – Он поднес лицо к самому надгробью и, нащупывая пальцами буквы, прочел: – «Мистер Джон Эпплби. 1904—1984». Умер, когда надо, жил, небось, в одном из тех больших домов, камень у него большой – точно богач, а?

– Если он был богатый, на камне должно быть много написано, – сказал я.

– Написано, будь спок, – сказал Николен. – «Любимому отцу…», кажись, и все такое. Ну что, пробуем этого?