Поль Феваль - Черные Мантии

• Название: Черные Мантии
• Автор: Поль Феваль
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-195-8

В 1825 году в Кане – провинциальном французском городке – происходит дерзкое ограбление местного банкира. В преступлении обвиняют молодого чеканщика Андре Мэйнотто и его жену Жюли. Суд выносит обоим суровый приговор. Но кто же в действительности организовал ограбление? И какое отношение к нему имеет тайная организация под загадочным названием «Черные Мантии»?

Об этом читатель узнает, прочитав роман «Черные Мантии» известного французского писателя прошлого века Поля Феваля.

---

Презрев на миг законы перспективы, мы приблизимся к боевой рукавице и рассмотрим вблизи результат таинственной работы, произведенной Андре Мэйноттом прошлой ночью в кузнице по соседству с трактиром «Срезанный колос». Внутри рукавица имела подкладку из кордовской кожи, а там, где помещалась ладонь, – небольшую подушечку. Сегодня ночью латы были развинчены, и можно было увидеть, что за крючки вставил в нее господин Брюно. Вдоль панциря, прикрывающего руку вверх от кисти, были прикреплены узкие стальные пластины, усеянные свободно закрепленными иглами, тонкими, острыми и загнутыми на концах. Когда рука входила в перчатку, они ложились в направлении ладони; но когда рука хотела выйти, они топорщили свои заостренные концы и больно жалили плоть. С каждой новой попыткой высвободиться они кололи все сильнее.

Господин Лекок вырывался долго – об этом свидетельствовал залитый кровью паркет возле сейфа. В луже крови и вокруг нее валялись четыре связки банковских билетов Французского банка по тысяче франков, каждая связка в два раза толще величественного экземпляра Альманаха Боттена.

Это были фальшивые банковские билеты, предназначенные для сообщества Черные Мантии, которое должно было их забрать после того, как настоящие билеты были бы похищены Лекоком. Таким образом, этот изобретательный человек прибирал к рукам все богатство, сделав при этом вид, что отдает его своим собратьям. Одним ударом он убивал двух зайцев, исполняя тем самым один из фундаментальных догматов Милосердия. Каждый фальшивый казначейский билет в руках членов ассоциации становилась клочком хитона Несса. В интересах Лекока, отныне богатого и жаждущего прорваться в высшие слои общества, было уничтожить сообщество Черных Мантий. Он уплывал в открытое море и сжигал за собой корабли.

Сейф был набит банкнотами: они были подлинные, а посему должны были доставить Лекоку звание протектора принца.

Заметьте, что не вмешайся Трехлапый, Лекок бы уже давно совершил свое дерзкое и превосходно подготовленное ограбление. Дом барона Шварца, полиция и сами Черные Мантии должны были быть поглощены огнем. Подозрения, ловко отведенные от Лекока, пали бы на тех, кого он изначально наметил бросить в пасть правосудия. Боевая рукавица во второй раз навела бы следствие на ложный след; суд присяжных в Кане должен был повториться. Все меры были приняты; Лекок до тонкостей изучил сейф, который он успел уже дважды сбыть с рук и который стал его Троянским конем; у него было достаточно времени. К двум часам, сроку прибытия Пиклюса и Кокотта, он без особого труда успел бы все сделать и был бы уже далеко, то есть танцевал в гостиных барона Шварца.

Что касается барона, то предполагалось, что он займется своей кассой только перед отъездом, то есть после бала.

Но зачем ему уезжать? Лекок сеял панику с вполне определенной целью, и сумел достичь ее. Банкирский дом Шварца обладал огромными богатствами; разорить его могло только бегство его главы, но уж никак не потеря четырех миллионов. Лекок явился к банкиру, чтобы воскресить его дерзость и мужество, некогда им же самим и уничтоженные. Соглашение было заключено, перед его участниками открывалось новое будущее.

Пока крайне запутанное судебное разбирательство шло бы своим ходом и в него были бы втянуты и Черные Мантии, и все те, кого Лекок решил погубить, он сам стоял бы в стороне от этого трагического поединка и, вращаясь в высоких политических кругах, сохранял бы за собой право появиться в какой-либо торжественный момент, словно Deus ex machina.[27]

Справедливо замечено, что свобода действий, предоставленная индивиду, нередко оказывает нашей цивилизации заметную услугу. Когда Лекок, заняв место отважного странствующего рыцаря, поставил для себя целью задушить в смертельных объятиях сообщество Черные Мантии, он, бесспорно, завоевал привилегию Курциев, которые, как известно, не судимы по общим законам. Но кто сказал «а», должен сказать и «б».Чтобы победить бандитов, надо войти в лес. Курций получил аудиенцию у короля; общество посмеивалось, но тем не менее взволнованно обсуждало эту аудиенцию. У Курция сегодня было на четыре миллиона больше, чем вчера. Собственными руками Курций держал за горло главу огромного банкирского дома: он мог задушить его или вознести. Курций вознесся на сто локтей над своим опасным прошлым; очутившийся под его крылом юный герцог с бурбоновским профилем, увешанный титулами, способными убедить самых завзятых скептиков, имеющий надежных приверженцев в Сен-Жермен, хотя и испытывал в отношении его действий вполне резонные сомнения, тем не менее был искреннее к нему привязан. Но история с герцогом требовала золота, вот почему Лекок и барон Шварц собирались заключить соглашение и сыграть ва-банк, дабы не упустить сей феерический шанс; юный же герцог, исполнив в Нотр-Дам роль статиста, теперь был готов сыграть главную роль и вписать свою страницу в заслуживающую всяческого почтению драму, именуемую Историей…

Только наш Курций поскользнулся, поднимаясь из пропасти к лучезарным вершинам, где избранника ждет героический ореол, а посему по-прежнему носил имя Лекока. Мало того, он еще и прозывался Приятелем-Тулонцем. Сейчас же это был и вовсе обычный мошенник, попавшийся с поличным, и свет, проникший в помещение кассы, падал на его черное от засохшей крови лицо, в то время как он сам в бессильной злобе извивался под каблуком Андре Мэйнотта, наступавшего ногой ему на горло.

XIII СЕЙФ БАНСЕЛЛЯ

Андре Мэйнотт стоял, держа в руке кинжал, вырванный им из сведенных судорогой пальцев Лекока. Мы знаем, сколь ловок и силен был этот господин, да к тому же вооруженный тонким корсиканским стилетом, так что победитель его должен был быть действительно наделен необычайной физической силой: Лекок распростерся на паркете словно безжизненный куль. На его мертвенно-бледное лицо, покрытое черными и багровыми пятнами, было страшно смотреть. Привычная маска дерзкого и наглого фанфарона исчезла, непобедимый Аякс Черных Мантий как-то стушевался. На полу корчился побежденный негодяй с разбитой физиономией.

Его правое запястье было до крови исколото боевой рукавицей, разорванный ворот рубашки обнажал шею, где чернели два огромных синяка, решивших исход стремительной борьбы в темноте. Если сначала Лекок бился в конвульсиях, то теперь он затих, впившись ногтями в пол; дыхание с хрипом и свистом вырывалось у него из груди. Налитые кровью глаза были скрыты под полуопущенными веками, но время от времени он бросал по сторонам яростный, злобный взор. Нога Андре по-прежнему прижимала к полу его шею.

Только что описанные нами события разворачивались столь стремительно, что в момент, когда в гостиной Шампиона зажгли свет, проникший и в помещение кассы, в воздухе еще не стих звон часов, пробивших два. Андре взглянул на открытую дверь, за порогом которой толпились любопытные полицейские агенты, затем перевел взор на Лекока, неподвижного, словно мертвец. Андре не доверял Приятелю-Тулонцу и внимательно следил за ним.

– Давайте сюда свет, – приказал он.

Господин Ролан сам взял лампу из рук стоящего поблизости агента.

– Теперь прикажите закрыть эту дверь! – добавил Андре. – Всем потушить светильники и молча ждать: сейчас сюда придут новые злоумышленники и попадутся в ту же самую ловушку.

Губы Лекока дрогнули в едва заметной улыбке. Означало ли это, что к нему возвращалась надежда?

Бывший комиссар полиции, равно как и советник, мгновенно исполнили приказание Андре Мэйнотта, словно именно ему и надлежало здесь командовать. Действительно, Андре держался гордо, и, сам того не замечая, вел себя словно главнокомандующий на поле битвы: глаза его блестели, щеки были бледны, при дыхании ноздри его раздувались, как у льва, победившего в тяжелой схватке с врагом.

От прежнего Андре Мэйнотта не осталось и следа. Семнадцать лет страданий облагородили его простонародную красоту, придали отпечаток мужественной силы чертам его лица, во взоре его читались великодушие и готовность к самопожертвованию.

Разумеется, исчезла без остатка застывшая, циничная маска Трехлапого, не было и в помине добродушного выражения лица господина Брюно, нормандца, торговца верхним платьем.

В нем все было прежнее, но, если можно так сказать, вознесенное на недосягаемую высоту, избавленное от морального маскарада, в котором этому человеку с несгибаемой волей пришлось так долго участвовать. Между его молодым, горделивым, торжествующим лицом, обрамленным совершенно седыми волосами, и скромной физиономией торговца платьем была такая же разница, как между его стройный фигурой, напоминавшей античную статую, и искривленным телом человека-рептилии, парализованным комиссионером со двора Мессажери.

Чтобы в течение долгих лет выдерживать муку этой двойной лжи, надо было обладать поистине железной выдержкой. Андре был силен, а его спокойствие равнялось его силе. Как только дверь была закрыта, он произнес: