Чарльз де Линт - Волчья тень

• Название: Волчья тень
• Автор: Чарльз де Линт
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02139-2

Чарльз де Линт – всемирно известный писатель, автор знаменитого цикла «Легенды Ньюфорда».

В своих произведениях де Линту удается мастерски сочетать элементы магического реализма, мистики и триллера. Богатство языка, тонкий психологизм образов и непредсказуемость сюжетных ходов снискали этому автору любовь миллионов читателей по всему свету.

Таинственная авария ставит под угрозу жизнь известной художницы Джилли Копперкорн. Ее лучшие полотна жестоко погублены загадочным злоумышленником. Кто мог желать зла безобидной Джилли? Кто хотел сломить ее гений? Находясь на волосок от смерти, художница обнаруживает в себе способность пересекать границу реальности и в поисках ответов переносится в мир снов. Но там, где оживают прежние страхи, прошлое, словно кровожадная волчица, выходит на охоту. Оно гонится по пятам и требует расплаты, заставляя снова и снова испытывать ужас, казавшийся давно забытым. Чтобы вырваться из мира снов, нужно спастись от волчьей тени. Но что если это твоя собственная тень?

---

– Ладно, как раз для твоего дерева, – говорю я и рассказываю ей о Тоби и Джолене.

5

Слушая рассказ подруги, Венди следила за ее лицом. У Джилли за целый день воодушевление в голосе и на лице появляется только в те минуты, когда она делится своими приключениями в стране снов. Но Венди, хотя не меньше Софи боялась лишиться подруги, не видела ничего плохого в том, что Джилли проводит там время. Как-никак, страна снов дарит ей счастье в то время, как остальная жизнь стала унылой и жалкой.

Венди тревожило другое. Слушая о последних встречах Джилли в мире фантазии, погрузившись в чудо, она все же успевала дивиться, какое же у ее подруг живое воображение. Потому что, правду сказать, сама Венди не так уж твердо верила в страну снов. Когда раньше они с Джилли слушали рассказы Софи, все было по-другому. Восторг и беспредельная вера Джилли гасили всякие сомнения. Она безоговорочно верила в сказку и не задумывалась, существует ли страна снов независимо от Мира Как Он Есть или только в воображении Софи. Но когда рассказывала сама Джилли и некому было, сидя рядом с Венди, кивать и улыбаться и хлопать в ладоши, все было сложнее. Маленькое кусачее «как будто» заметно портило удовольствие.

Правда, немного позже она догадалась, что сегодня неловкое чувство вызвано не сомнениями, верить или нет, а тем, что она старалась отогнать мысли о болезни Джилли и беде с ее студией. Нелегко было, слушая рассказы о крутом эльфе с наколками на руках и об огромной матушке, воплощавшей дух земли, вспоминать, что все волшебные картины Джилли погибли. Уничтожены. И может быть, тем самым человеком, из-за которого она попала в больницу.

– А я какому животному родня? – спросила Джилли, и Венди виновато вскинулась. Откуда такой странный вопросик?.. Она не сразу увидела связь.

– Ты хочешь сказать, в зверином народе Джека?

– Я не утверждаю, что сама из них, – добавила Джилли, – но если бы была, как ты думаешь, кем?

«Вот это больше похоже на прежнюю Джилли», – подумалось Венди.

– Пожалуй, обезьянкой, – сказала она, – или кошкой. А может, вороной – неспроста же они тебе по душе. Скажем, черной кошкомартышкой с вороньими крылышками. А я кто, по-твоему?

– Ты? Наверняка птица-муха.

– Колибри? Птица-муха?

– Не удивляйся. Джо говорит, они считаются первыми создателями духов-зверей, а ты ведь прирожденная поэтесса и рассказчица, это раз. И еще они очень могущественные и красивые и разносят счастье – точно как ты.

«Как странно видят тебя другие люди», – думала Венди. Сама себе она казалась совсем не такой.

– Пусть будет так, – сказала она. – Хотя я бы скорее выбрала мышку или крота. Что-нибудь маленькое, непритязательное, и чтоб жить в уютной норке. – Она улыбнулась новой мысли. – Или я могла бы стать мышкой с крылышками колибри и летать вместе с кошкомартышкой, если бы ты пообещала меня не есть.

– Ну разве что погоняла бы иногда, шутки ради.

Венди улыбнулась:

– Только пока я не скажу «чур-чура», и чтоб тогда уж сразу переставала.

– Ох, вот бы нарисовать такую парочку, – начала Джилли, – чтоб порхали в воздухе как… как… – Голос ее сорвался, и она опустила взгляд на свою руку.

– Ты снова сможешь рисовать, – сказала Венди.

– А если не смогу?

Венди подумала о пропавших картинах, которые Мона и Софи снесли в подвал. В любом случае их гибель – большая беда, но если Джилли не будет иметь возможности рисовать, воскресить своих волшебных знакомых на новых полотнах… Об этом даже думать было невыносимо.

– Обязательно сможешь, – сказала Венди. – Ты просто не имеешь права не поправиться.

– Может, у меня не будет выбора. Венди покачала головой:

– Не смей так говорить. Это не ты. Где тот отчаянный и уверенный в себе мушкетер, который никогда не сдается?

– Превратился в Сломанную Девочку, – сказала Джилли, – которая, если ей удастся когда-нибудь отсюда выбраться, станет Девочкой-банкротом. Не представляю, как мне за все расплатиться.

– Страховка все покроет, – успокоила она Джилли.

Та озадаченно взглянула на нее:

– У меня нет страховки.

– А вот и есть. Профессор застраховал тебя, еще когда ты училась в университете, и с тех пор платил взносы.

– Но…

– Ты об этом не знала, потому что никогда не болела.

– Просто не верится, как он добр ко мне, – сказала Джилли. – Почему все ко мне так добры?

– Как аукнется, так и откликнется, – объяснила ей Венди. – Я ни разу не видела человека, который делал бы для других столько, сколько ты.

Но при этих словах перед ее глазами снова встали изрезанные картины и в груди заныло. Нет, не всегда эта поговорка справедлива – ведь не могла Джилли причинить кому-то столько зла, чтоб за него так отомстить.

– Ты меня в краску вогнала, – сказала Джилли и тут же озабоченно уставилась на подругу. – Что с тобой?

– Ничего.

– Нет, что-то случилось. Ты от меня скрываешь.

– Не мне об этом говорить… – начала Венди.

Но кому же, если не ей? Никто не хочет рассказывать… еще бы хотеть! Добавить такой ужас ко всему, что и так свалилось на Джилли… Но рано или поздно кто-то должен сказать.

Венди поднялась с кресла и пересела на край кровати, взяла левую руку подруги, погладила кончики пальцев, торчавшие из гипса.

– Что-то очень плохое, да? – спросила Джилли.

Венди кивнула:

– Ты уж соберись с силами.

– О господи! Паралич? Это навсегда?

– Нет, совсем другое, – решилась Венди. – Беда с твоими картинами. Когда ты легла в больницу, кто-то вломился в студию…

6

Не знаю, почему мне не так тяжело, как могло бы быть. Разве что дело в том, что я так остро ощущаю себя в разводе с Миром Как Он Есть, и какие бы ужасные вещи ни случались в нем, они случаются не со мной – со Сломанной Девочкой.

– Ты точно ничего? В порядке? – натягивая плащ, засовывая дневник в свой рюкзачок, Венди повторяет этот вопрос чуть ли не в сотый раз.

– Какой уж там порядок, – слабо улыбаюсь я ей. – Ты только посмотри на меня. Лежу здесь, как туша.

– Я про картины.

– Понимаю, – говорю я.

Почему-то потеря фантастических картин кажется естественной после потери руки, которой я держала кисть. По правде сказать, сразу вслед за потрясением от ужасной новости, которую принесла мне Венди, я чувствую и некоторое облегчение. Исчезла еще одна нить, привязывавшая меня к Миру Как Он Есть. Но говорить ей этого нельзя – она только больше расстроится.

– Все идет по плану, составленному давным-давно, – говорю я. – Какие-то частности могут нас не устраивать, и путешествие не всегда приятное, но мы справимся. Быть живым – проклятие и благословение.

Какой маленькой и несчастной кажется сейчас Венди! Рюкзачок волочится по полу, словно она забыла о нем, зажав лямку в одной руке.

– Господи, какая ты фаталистка! – говорит она.

– Знаю. И это не я, – добавляю я, угадывая ее мысль.

– Ну и верно ведь не ты.

Я сочувственно смотрю на нее и утешаю:

– Бывало хуже.

– Не могу себе представить, – отзывается она и исчезает в пасти коридора.

– Очень рада, что ты не можешь представить, – говорю я в пустоту палаты. – И не надо человеку такого представлять. А все-таки худшее случается иногда и нас не спрашивает.

Я смотрю в потолок.

Бывает, я пытаюсь пересчитать пятнышки на потолке. Если смогу, не сбившись, сосчитать все на одной плитке, то, умножив их на число плиток в комнате, узнаю, сколько их в моей палате. Может быть, даже удастся сообразить, сколько их на всем этаже. Или во всей больнице.

Надо же чем-то заниматься, лежа в постели. Если не это, так вспоминаешь и вспоминаешь, пока воспоминания не заходят слишком далеко в прошлое, в темные времена, до того, как моя жизнь началась заново.

Но сегодня вечером пятнышкам не под силу меня отвлечь. Я начинаю вспоминать, когда впервые стала рисовать. Не те жалкие наброски, которыми пыталась торговать по дешевке, когда жила на улице, а раньше, в детстве.

Порой мне кажется, рисовать детям хочется так же сильно, как говорить. Не знаю, что их привлекает, – мои воспоминания так далеко не заходят, по крайней мере отчетливые. Помню, как рисовала, но что толкнуло меня взять в руки карандаши, не знаю. Может быть, просто тот факт, что они были цветные. Цветные карандаши, кружочки акварельных красок, такие яркие, что устоять невозможно. Но ведь простой карандаш и оберточная бумага доставляли мне не меньше радости. Так что, возможно, дело было в том, что мне надо было увидеть мир и перенести кусочек его на бумагу. Помнится, я рисовала даже прутиком в пыли на заднем дворе.

Детишки-счастливчики рождаются в семьях, где их первую мазню расхваливают и хранят как драгоценность, приклеивают магнитиком к дверце холодильника или вставляют в рамочку и вешают на стену. Они живут с людьми, которые их любят, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.