Арсений Гулыга - Кант

• Название: Кант
• Автор: Арсений Гулыга
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

Жизнь Канта – основоположника немецкой классической философии – почти лишена внешних событий, она однообразна, протекает в основном в четырех стенах, за письменным столом. Однако как поучительна эта жизнь! Прежде всего это история самовоспитания – физического и духовного. Девиз Канта «Если ты не повелеваешь своей натурой, она повелевает тобой!» актуален для всех поколений.

---

Решение Канта было диалектическим – ни положительным, ни отрицательным. Кант никогда не подавал милостыню на улице, но охотно передавал своему пастору значительные суммы на помощь бедным. Когда в безденежье оказался его ученик Плессинг (вынужденный спешно покинуть Кенигсберг из опасения предстать перед судом по поводу уплаты алиментов), Кант, не раздумывая, выложил за него 30 талеров. (Плессинг вернул ему их через девять лет, прибавив, как тогда полагалось, пять процентов за каждый год.) Фихте не получил от Канта ни гроша, но получил нечто большее – учительское место в богатой семье и, главное, «путевку в жизнь» большой философии. Кант предложил издать «Опыт критики любого откровения», нашел издателя и добился немедленной выплаты гонорара.

Книга привлекла внимание. Она вышла анонимно, и хотя при вдумчивом чтении можно было обнаружить и смысловое и стилистическое отличие ее от кантовских работ, молва приписала авторство Кенигсбергскому философу: от него давно ждали трактата но философии религии. Возможно, что издатель выпустил книгу (вопреки желанию Фихте) без указания автора, рассчитывая именно на то, что ее припишут Канту. Маленькая хитрость принесла большой барыш. Канту пришлось выступить в печати с заявлением и назвать новое литературное имя. Фихте стал известен.

При печатании «Опыта критики любого откровения» возникли цензурные трудности, новые времена давали о себе знать. Фихте, однако, повезло: цензор сменился, и книга увидела свет. Кант же при публикации своего труда о религии столкнулся с более серьезными препятствиями. Первая часть трактата под названием «Об изначально злом в человеческой природе» получила цензорское разрешение в самом начале 1792 года и была напечатана в «Берлинском ежемесячнике» Бистера. Но затем последовал новый королевский указ об усилении контроля за прессой. У всех на глазах, говорилось в указе, печальный пример великой страны, где чрезмерное свободомыслие привело к крушению государственных устоев.

Речь шла о Франции, переживавшей великую революцию. Французский король был пленником народа и ждал суда. Влияние духовенства падало, дехристианизаторы закрывали приходы и громили церкви. Страхи прусского короля и его приспешников, опасавшихся любой крамолы в собственной стране, можно было понять.

Бистер, получив из Кенигсберга вторую статью Канта – «О борьбе доброго принципа со злым за господство над человеком», предлагал действовать в обход прусской цензуры (такая возможность была). Но Кант не хотел скандала по мелкому поводу и поэтому настаивал на соблюдении буквы закона. Статья не прошла. Тот же цензор, что пропустил первую статью, задержал вторую. Апелляция к королю не увенчалась успехом.

У Канта уже был готов весь трактат, все его четыре части. Теперь игра стоила свеч, философ мог пойти на риск скандала. Обмануть бдительность цензуры не составляло труда. Дело в том, что за университетами оставалось право выдавать разрешения на публикацию научной литературы. Кант представил рукопись богословскому факультету «Альбертины» и получил ответ, что поскольку его трактат носит философский характер, то рассмотрению подлежит на соответствующем факультете. Тогда он отправил «Религию в пределах только разума» в либеральную Иену, где декан философского факультета без колебаний поставил визу. Весной 1793 года книга была напечатана, не вызвав никакого переполоха.

Взамен непошедшей статьи Кант послал в «Берлинский ежемесячник» другую – «О поговорке „Может быть, это и верно в теории, но не годится для практики“. Речь шла о морали и праве. Последнее все более привлекало внимание Канта, именно здесь он искал теперь ответ на вопрос о том, на что же все-таки следует надеяться человеку. Прусские правовые порядки не внушали оптимизма, но Кант рассуждал в общей форме. Он осуждал деспотизм. Нельзя принудить меня быть счастливым так, как того хочет другой. Каждый вправе искать своего счастья на том пути, который ему самому представляется хорошим (если только он этим не нанесет ущерба свободе других стремиться к подобной цели). Правление отеческое, при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них полезно, а что вредно (за них это решает глава государства), – такое правление есть величайший деспотизм. Правление должно быть не отеческим, а отечественным, объединяющим правоспособных граждан.

Затем последовала статья «Нечто о влиянии Луны на погоду». И здесь содержалась ироническая шпилька власть предержащим. С наукой, говорил Кант, дело обстоит как с катехизисом. Чем старше мы становимся, тем меньше мы в нем понимаем, нас следовало бы снова послать в школу, если бы только нашелся человек, о котором мы могли бы подумать, что он понимает что-либо лучше нас самих.

Статья была написана в апреле 1794 года, накануне семидесятилетия. Юбилейных торжеств не было – Кант радовался уже тому, что о нем не вспоминают. Со дня на день он ждал какой-нибудь крутой меры правительства. «Жизнь коротка, особенно то, что остается после прожитых 70 лет, но я надеюсь: найдется на Земле уголок, где можно будет беззаботно закончить свои дни. Если Вы сообщите мне что-нибудь, что не является тайной, но в наши места может прийти не сразу и в искаженном виде, буду рад». Просьба обращена к Бистеру, издателю «Берлинскою ежемесячника». Посылая ему новую статью «Конец всего сущего», Кант просит опубликовать ее, «прежде чем наступит конец Вашей и моей писательской деятельности». Оба уже давно находятся под угрозой. И тем не менее один пишет, а другой печатает статью, которая представляет собой шедевр философской иронии. И это была последняя капля, переполнившая чашу терпения властей.

Что могло вызвать высочайшее неудовольствие в статье «Конец всего сущего»? Кант непочтительно обходился с Библией. Он иронизировал над идеей Страшного суда и другими догматами воры. «Если конец сущегопредставить себе как конец света в той форме, как он существует ныне, а именно, что звезды упадут с неба, рухнет небосвод (или рассыплется, как листы книги), и всё сгорит, и будет создано новое небо и новая земля как обитель блаженных и ад для грешников, то такой судный день, конечно, не может стать последним, ибо за ним последуют другие дни. Сама идея конца всего сущего ведет свое происхождение от размышлений не о физической, а о моральной стороне дела». Речь, следовательно, может идти о конечной цели человеческого бытия. Если последняя оказывается недостижимой, то в глазах обывателя «сотворенное бытие теряет смысл, как спектакль без развязки и замысла».

По ироническому мнению Канта, конец всего сущего может быть троякого рода: 1) естественный, соответствующий моральным целям божественной мудрости, 2) сверхъестественный – под воздействием причин, нашему пониманию недоступных, 3) противоестественный, который «мы вызовем сами вследствие неправильного понимания конечной цели». Говоря о последнем, Кант явно намекал на противоестественный характер тех насильственных мер, которыми министерство Вёльнера пыталось укрепить положение религии. Что же делать для укрепления веры? Лучше всего, по мнению Канта, не вмешиваться в естественное течение дел.

«Я слишком хорошо осознаю свою неспособность внести какое-либо новое, счастливое предложение и хочу лишь дать совет, для чего, конечно, не нужна большая изобретательность, – оставить всё в том состоянии, которое уже сложилось и на протяжении почти поколения сносно проявило себя в своих последствиях. Естественно, это не может быть мнением мужей великого или предприимчивого духа, но да будет мне позволено скромно обратить внимание не на то, что они хотели совершить, а на то, что им придется преступить, чтобы не действовать вопреки своим (пусть даже самым лучшим) намерениям». Кантовская ирония окрашивается в меланхолические тона. Статью читать «и грустно, и смешно», признавался автор.

Есть в статье определенная, и притом довольно дерзкая перекличка с французским свободомыслием. В свое время Вольтер иронизировал: среди заповедей Моисея не забыты указания насчет устройства отхожих мест. Кант в духе Вольтера пародирует библейскую легенду о появлении человека на земле, излагая ее в терминах ассенизации. Земной мир, пишет он, сравнивают «с клоакой, куда спускаются нечистоты из других миров. Эта весьма остроумная мысль пришла в голову одному персидскому острослову, который поместил рай, местопребывание первых людей, на небо. Там было много деревьев, отягощенных роскошными плодами, остатки которых после еды незаметно испарялись из организма. Исключение составляло одно дерево, соблазнительные плоды которого оставляли иного рода выделения. Поскольку наши прародители дали себя соблазнить и, вопреки запрету, вкусили от этих плодов, то, чтобы не запачкать небо, пришлось воспользоваться советом одного из ангелов, который показал на Землю и сказал: „Вон отхожее место для всей Вселенной“. Он их свел туда по нужде и, оставив там, вознесся на небо. Так появился на Земле человеческий род…» Гнев начальства можно было понять.