Яков Харон - Злые песни Гийома дю Вентре : Прозаический комментарий к поэтической биографии.

• Название: Злые песни Гийома дю Вентре : Прозаический комментарий к поэтической биографии.
• Автор: Яков Харон
• Издательство: «Книга»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-212-00226-5

Пишу и сам себе не верю. Неужели сбылось? Неужели правда мне оказана честь вывести и представить вам, читатель, этого бретера и гуляку, друга моей юности, дравшегося в Варфоломеевскую ночь на стороне избиваемых гугенотов, еретика и атеиста, осужденного по 58-й с несколькими пунктами, гасконца, потому что им был д'Артаньян, и друга Генриха Наваррца, потому что мы все читали «Королеву Марго», великого и никому не известного зека Гийома дю Вентре?

Сорок лет назад я впервые запомнил его строки. Мне было тогда восемь лет, и он, похожий на другого моего кумира, Сирано де Бержерака, участвовал в наших мальчишеских ристалищах. «Свой фетр снимая грациозно, на землю плащ спускаю я» соседствовало в моем рыцарском лексиконе со строками: «Пустить вам кварту крови квартой шпаги поклялся тот, кто вами оскорблен». Но, в отличие от Сирано, который жил только в моем воображении да в старой серовато-чернильной книжке Ростана, Гийом (это я уже тогда знал) существовал в реальности — в городе Абан за Уральским хребтом. У меня было даже доказательство его присутствия на земле — часы, подаренные мне, часы, на золотом корпусе которых стояли мои инициалы АКС, сплетенные в причудливый вензель.

Нет, нет, читатель, это не бред воспаленного воображения—это наша жизнь, умеющая сплести из нитей чистой, неприкрашенной правды ковер-самолет, или шапку-невидимку, или судьбу Гийома дю Вентре.

Извольте, оставим романтическую часть этой истории, возьмем ее вполне реальные очертания, которые можно подтвердить документами из личного дела, досье, переписки или метрикой, ратентом, справкой о реабилитации.

Жил-был человек по фамилии Харон, хромировал бабки и преподавал во ВГИКе, дирижировал оркестром и валил двуручной пилой кедры, изобретал многоканальную систему звукозаписи и карусельный станок по непрерывной разливке чугуна, присутствовал на премьере «Броненосца „Потемкин"» в Берлине и при убийстве царевича Димитрия в Угличе, бил ломом лунки под взрывчатку и учил сына произносить букву «р» непременно в слове «синхрофазотрон». Был поэтом и педантом, вольнодумцем и ортодоксом, болел всеми болезнями своего времени и имел к ним пожизненный иммунитет. Был похож на птицу и вообще, и в смысле «мы вольные птицы; пора, брат, пора». И умер в благополучной Москве от лагерного туберкулезного удушья, перехватившего вздох легких.

Вам уже стало понятнее, читатель? Значит, мы на верном пути.

---

Пусть светит в небе ярче звезд-жемчужин

Последний мой сонет: он — о тебе!

42 ИЗ ПИСЕМ

Маркизе Л.

Я болен сплином, модным в этих странах:

Меня томят туманы, и тоска,

И томность бледных рыжих англичанок,

Как палка, длинных, плоских, как доска…

Я как-то заглянул от скуки в «Глобус» [30] :

Битком набиты ложи и балкон!

Жрец — в стихаре, в камзоле — Аполлон;

У них бочонок — трон, ведро — колодец…

Я англичанами по горло сыт.

Их чопорный язык, их чванный вид,

Их лошадиный хохот — хуже пытки.

Прощай, мой ангел. Пусть я грустен, пусть!

Лишь бы тобой не завладела грусть:

Люблю. Люблю! — хоть жизнь висит на нитке.

43 ПЬЕРУ ДЕ РОНСАРУ

Я не завидую тебе, поэт!

Когда бы лавры мне служили целью,

Я б не писал стихов — ни в час безделья,

Ни в час тоски, когда исхода нет.

Не мнишь ли ты, что озарит потемки

И в памяти людской оставит след

Твой тонкий, твой изысканный сонет?

А что, коль злопыхатели-потомки

Иную вспомнят из твоих ролей:

Кого христианнейший из королей,

Палач, герой парижского пожара,

Имел в наставниках? — Ах, да: Ронсара!..

…Я пошутил. Ведь не дурак народ,

Ты прав — и будет все наоборот…

44 БЕССОННИЦА

Маркизе Л.

Мороз начистил лунный диск до блеска,

Рассыпал искры снег по мостовым.

Проснется Вестминстер совсем седым,

А львы у Темзы — в серебристых фесках.

Святого Павла разукрасил иней,

Преобразил трущобы в замки фей.

Немые силуэты кораблей

Окутаны вуалью мглисто-синей.

Биг-Бен спросонья полночь пробубнил —

Я все бродил по пристани в печали,

Рассеянно сметая снег с перил…

Я неминуемо замерз бы там,

Когда бы кровь мою не согревали

Любовь к тебе — и ненависть к врагам.

45 ПОЭТ В РАЮ

Ворчал апостол у преддверья рая,

Но я толкнул нетерпеливо дверь:

«Заткнись, старик! Я — дю Вентре, ты знаешь?

И я всего на миг сюда, поверь!»

Как пели ангелы вкруг Бога звонко!

И каждый кланялся, и каждый льстил…

Взглянув на все, я тихо загрустил

О Франции, бургонском, о девчонках…

Увидел Бог: «Да ты судьбе не рад?!

Сакр-кер! Желаешь прогуляться в ад?

Уж там тебя покорности научат!»

– О нет. Господь! Здесь прямо… как в раю!

Ей-богу, счастлив я!.. Но все же лучше

Вернусь-ка я во Францию мою!

46 ПИСЬМО К ДРУГУ

В такие дни, гнетущие, как камень,

Часами я сижу перед окном,

Измученный туманом и дождем,

Свинцовый лоб сжимая кулаками.

Тоскую. Писем нет. И нет Агриппы —

Мне не с кем ни дружить, ни воевать.

Лишь изредка заходит пьяный шкипер:

Его хандра — моей тоске под стать.

Ему не по нутру мои сонеты —

Мы с ним молчим и мрачно глушим ром.

Агриппа, друг, пойми: тебя здесь нету,

И некого мне обзывать ослом.

В такие дни — считай меня пропащим…

Писал бы ты, vieux diable [31] , хоть почаще!

47 ГОЛУБИНАЯ ПОЧТА

Маркизе Л.

Пусть принесет сорока на хвосте

Из дальней Англии мои остроты —

Они скупы, они совсем не те:

Смеюсь лишь над собой, и то — для счета

Пусть пересмешник-дрозд, залетный гость,

Треща и щелкая у окон Ваших,

Вам передразнит желчь мою и злость —

Посмейтесь… и поплачьте над вчерашним

Я так любил Вас!.. На закате дней

Тоске не выжечь память едким дымом!

Так пусть хоть птицы, пролетая мимо,

О верности, о нежности моей —

Отчизне скажут и моей любимой:

Сейчас люблю их в сотни раз сильней!

48 ВОСПОМИНАНИЯ

Сокровища моих воспоминаний

Не погрузятся в Лету небытья,

Не растворятся в лондонском тумане…

Моя Гасконь! — Нет: Франция моя!

Стихи мои — лишь эхо волн Бретони,

Шурша, кладущих завитки гребней

На прибережья жаркие ладони…

Что на земле дороже и родней?!

Как позабыть мой город — мой Париж,

Изящный, легкомысленный и страшный;

Наваррских гор задумчивую важность,

Гасконских утр серебряную тишь!

Горька судьба, и горек хлеб изгнанья.

Но горше их — мои воспоминанья…

49 ЗВЕРИНЕЦ

Завел меня мой шкипер в цирк бродячий.

Глазея в клетки, я зевал до плача.

«Вот кобра. Ядовитей не сыскать!»

– А ты слыхал про королеву-мать?

«Вот страус. Не летает, всех боится».

– Таков удел не только данной птицы.

«Узрев опасность, прячет нос в песок».

– Ив этом он, увы, не одинок!

«Вот крокодил, противная персона:

Хитер и жаден».— Вроде д'Алансона [32] …

«Гиена. Свирепеет с каждым днем!»

– А ты знаком с французским королем?

Пойдем домой! Напрасно день потерян.

Поверь мне: в Лувре — вот где нынче звери!

50 В ИЗГНАНИИ

Огонь в камине, бросив алый блик,

Совсем по-зимнему пятная стены,

Трепещет меж поленьев — злобный, пленный.

И он к своей неволе не привык.

Во Франции — весна, и каждый куст

Расцвел и пахнет трепетным апрелем.

А здесь в апреле — сырость подземелья,

Мир вымочен дождем, и нем, и пуст…

Лишь капель стук по черепицам крыши

Звучит в ночи. И сердце бьется тише —

Смерть кажется желаннейшим из благ…

Нет, не блеснуть уж вдохновенной одой:

Родник души забит пустой породой.

…И лишь рука сжимается в кулак.

51 МЕЧТЫ

В семнадцать лет кто хочет умереть?..

Я думал: что мне лавры Ариосто [33] —

Я гений сам! Я проживу лет до ста,

А там посмотрим, стоит ли стареть.

От дураков и слишком умных прячусь

В седой парик, в грим старческих морщин,

Чтобы никто, имущий власть и чин,

Не разгадал вовек моих чудачеств.

Жизнь исчерпав, свершу метаморфозу:

Приму глубокомысленную позу

И — бронзой став — издам последний вздох.

…Сейчас мне двадцать. Я б хотел случайно

Исчезнуть — так, чтобы осталось тайной,

Под чьим забором блудный бард издох.

52 НОКТЮРН

Маркизе Л.

Прости, что я так холоден с тобой,—

Все тот же я, быть может,— суше, строже.

Гоним по свету мачехой-судьбой,

Я столько видел, я так много прожил!

Казалось — рушится земная твердь,

Над Францией справляют волки тризну…

Порой, как милость, призывал я смерть —

За что и кем приговорен я к жизни?!

…Когда забудут слово «гугенот»

И выветрится вонь папистской дряни,

Когда гиена Карл в гробу сгниет

И кровь французов литься перестанет,—

Тогда я снова стану сам собой.

Прости, что я так холоден с тобой.

53 ХИМЕРЫ

Агриппе д`Обинье

Ночь. Тишина. Бой башенных часов…

Их ржавый стон так нестерпимо резок:

В нем слышен труб нетерпеливый зов

И злобный лязг железа о железо.

Сквозь мглу я вижу, как, оскалив пасть,

Друг друга разорвать стремятся кони;

Как труп безглавый, не успев упасть,

Несется вскачь в неистовой погоне…

Гляди: Конде, как прежде,— впереди!

В веселье яростном, коня пришпоря,

Бросаюсь в это бешеное море;

Или — погибни, или — победи!

…Ни смерти, ни побед: одни мечтанья!

Ночь. Тишина. Бессонница. Изгнанье.

54 МИНИАТЮРА

Маркизе Л.

В моих руках — предмет заветных грез,

Бесценный сувенир: миниатюра.

Ее мне рыжий шкипер мой привез —

Готов с него содрать за это шкуру!

Какой-то бесталанный шарлатан

Достоин счастья видеть Вас воочью,

Вас рисовать! — тогда как Ваш Тристан

Изольдой нежной бредит днем и ночью!

Пока меня разлукой мучит бес,

За два денье парижский Апеллес [34]

Ваш тонкий профиль смеет пачкать кистью..

В душе вскипает бешенство и грусть:

Que diable [35] ! Хотя бы для того вернусь,