Василий Шукшин - Любавины

• Название: Любавины
• Автор: Василий Шукшин
• Жанр: Историческая проза

В романе Любавины (1965 г.) Шукшин показал историю большой семьи, тесно сплетенную с историей России в 20 в. – в частности, во время Гражданской войны.

---

Егор глотнул слюну и стал закуривать. С недавнего времени, когда он видел Яшу, он испытывал такое же чувство, какое испытывал, когда целился в зайца.

– Может, настрелял все же? – опять спросил Яша.

– Та-а… чего там…

– Что у тебя за ружье? – Яша встал с нар, снял со стенки Егорово ружье, долго разглядывал его. – Осечки не дает?

– Нет.

Яша повесил ружье.

– Эх, какое у меня ружье было!… В двадцатом году в тайге отобрали. Золото, а не ружье. Сейчас и то жалко.

Михеюшка тоже хотел поделиться воспоминаниями:

– Эх, а вот я помню… Мы это под вечер…

Но Егор оборвал его:

– Ну что, ужин сварганим?

– Это дело, – согласился Михеюшка.

Спал Егор плохо, несмотря на усталость. Вставал, пил теплую воду, курил. Подолгу смотрел на спящего Яшу. Подкидывал в камелек дров, снова ложился и ненадолго забывался неглубоким, чутким сном. И даже во сне слышал, как ворочается и чмокает губами Яша. Только под утро заснул Егор. Заснул и тотчас увидел странный сон… Как будто живет он еще у отца… Откуда-то пришел Макар – в папахе, в плисовых шароварах. Веселый. Дал деньги и говорит: «Сбегай возьми бутылку». Пошел Егор к бабке, а там народу – битком набито. Егор стал дожидаться, когда все уйдут. А люди все не уходят. Егор еще подумал: «Макар теперь злится сидит». Потом к бабке-самогонщице вошла Марья, вела за руку какого-то мальчика. Егору сделалось неловко, что она пришла на люди с ребенком. Он подошел к ней и спросил: «Чей это?». И хотел погладить мальчика по голове, а мальчик вдруг зарычал по-собачьи и укусил Егора за руку.

Егор проснулся и сел: «Что за сон такой?…». И сразу, как кто в бок толкнул, подумал: «Марья рожает». Вскочил, оделся, стал на лыжи и побежал домой.

Было еще темно и очень морозно. Даже быстрая ходьба плохо согревала. Снег громко звенел под лыжами. Вокруг лица все закуржавело, веки слипались. Егор часто останавливался и протирал глаза варежкой.

«Наверно, сын будет», – думал он.

Пришел домой, когда на востоке только пробивался свет. Огня в избе не было. Егор постучался. Через некоторое время промерзшая избная дверь со скрипом разодралась.

– Кто там? – спрашивала Марья.

– Я.

– Ты, Егор?

– Кто же еще?

Марья отодвинула засов, вошла в избу, зажгла лампу. В избе было тепло, пахло хлебом.

Егор долго распутывал закоченевшими пальцами опояску.

Огляделся по избе, увидел на печке чьи-то ноги – кто-то спал.

– Кто это?

– Учительша. Читала нам вечером… Она ходит по избам, книжки читает. Вчера припозднилась – я оставила.

Учительница зашевелилась, приподняла голову.

– Это ваш муж пришел? – Галина Петровна смотрела на Егора большими сонными глазами. – Здравствуйте.

– Здорово живешь, – откликнулся Егор и повернулся к жене: – У нас самогонки нисколько нету? Продрало меня крепко.

– Маленько, однако, есть, – Марья полезла в шкаф.

Егор развязал наконец опояску, скинул полушубок, зябко повел плечами.

– Хотите, я пущу вас на печку погреться? – предложила Галина Петровна. Она свесила с печки босые ноги и смотрела на хозяина с любопытством.

– Сейчас согреемся, – Егор взял у Марьи бутылку, налил полный стакан и одним духом осушил. Понюхал корку хлеба и только после этого выдохнул: – Кхо-ох!

– Вы же сожжете себе все горло, – заметила Галина Петровна. Она все еще смотрела на Егора.

Егор стал закуривать.

– Ничего.

– Вы похожи… знаете, на кого? На Андрия.

– На какого Андрея?

– На Андрия. Из «Тараса Бульбы». Только характер у вас, наверно, не такой. Почему вы такой мрачный?

«Балаболка какая-то», – подумал Егор и ничего не сказал.

– Постели на полу, я сосну маленько, – сказал он жене.

Вспомнил сон, посмотрел мельком на ее живот.

– Ложись на кровать, а я к ней на печку полезу.

– Куда полезу!… Полезу… – Егор сам снял со стенки большой бараний тулуп, раскинул на полу, сбросил с кровати одну подушку, скинул валенки, рубаху, лег и с хрустом, сладко потянулся. Закинул руки за голову. – Накрой полушубком.

Галина Петровна смотрела на крупного красивого хозяина, шевелила пальцами босых ног.

Марья укрыла мужа полушубком, он зевнул и повернулся на бок, спиной к учительнице.

Марья дунула в лампу, долго шуршала платьем, потом тяжело завалилась на кровать и затихла.

Своей бани у Егора не было еще, ходили по субботам к Емельяну Спиридонычу.

Вечером Егор засобирался к отцу.

– А меня не возьмешь, что ли? – обиделась Марья.

– Куда тебе… И так еле ходишь.

– Я хоть в вольном пару посижу. Мне шибко охота, Егор.

Егор подумал, вышел на улицу. Минут через пять вернулся:

– Собирайся. На подводе поедем.

Марья накутала на себя поверх шубейки две вязаные шали и еще набросила сверху одеяло. Еле пролезла в дверь. Егор не выдержал, засмеялся:

– На кого ты похожа сейчас!

– Ничего. Зато не простыну, когда оттуда поедем.

Поехали.

На половине пути Марья вдруг позвала мужа:

– Егор!

– Ну.

– Однако у меня… господи!… Поворачивай!

Егор оглянулся. Марья посинела… Глаза сделались невозможно большими. Он подстегнул коня, – до своих было ближе, чем до дома,

– Говорил ведь, русским языком говорил! Нет! – свое…

Сани подкидывало на выбоинах.

Марье стало хуже.

– Ой, умираю! Смертонька моя пришла, мама родимая! – закричала она.

– Ну, я потише поеду.

– Ой, да все равно. Останови ты, ради Христа!…

Егор остановил коня, огляделся – на улице ни души.

– А что делать-то?! – заорал он. Выпрыгнул из саней, склонился над Марьей. – Мань!

Марья кусала затвердевшие губы.

– Мамочка милая… смерть пришла, – шептала она; из больших глаз текли слезы.

Егор подхватил ее на руки и бегом понес в ближайший двор. Пинком отворил тяжелые ворота, вбежал на высокое крыльцо… И тут только увидел, куда забежал, – к Николаю Колокольникову.

Дверь открыла Агафья.

– Господи Исусе!… Что с ней!

– Помирает, – кратко пояснил Егор, он был бледен.

– Рожает, что ли?

– Ну…

– Неси в горницу… заполошный.

Егор пронес Марью в горницу, положил на пол… Засуетился вокруг нее, начал раздевать. Руки тряслись.

– Да не пужайся ты, дурной! Ну, рожает. Делов-то. Вези бабку скорей.

– Где?

– Куксиху – она ближе всех.

Егор вылетел из избы, в сенях ударился головой о притолоку, чуть не упал от боли… Доплелся до саней, свалился в них, подстегнул коня…

Минут через десять он летел обратно. Вез бабку-повитуху.

Марья кричала так, что в ушах звенело.

Егор сидел на припечье, зажав руками голову… Не выдержал, сунулся было в горницу, но на него зашикали бабы. А Марья, увидев его, каким-то не своим голосом, страшно крикнула:

– Уйди, проклятый! Ненавижу тебя!…

Егор опять сел на припечье.

Кузьма был дома. Он забился в угол и смотрел на все испуганными глазами. С Егором они не обмолвились еще ни словом. Только когда Марья закричала на Егора и когда он сел и зажал руками голову, Кузьма почувствовал что-то похожее на жалость.

– Не переживай. Это всегда так бывает, – сказал он.

Егор поднял голову, посмотрел на Кузьму затравленным зверем.

– Бывает, – сказал он тихо. И опустил голову.

– На, закури, – Кузьма подошел к нему, с кисетом. – Надо было заранее в больницу.

– Да, – согласился Егор.

– Больно, поэтому они кричат.

Егор промолчал.

– Кого ждешь?

– Сын должен…

Кузьма несколько раз подряд затянулся.

– Как назовешь?

– Ванькой.

– А я – Василием.

Марья все кричала.

– Главное – помочь никак нельзя. Как поможешь? – Кузьма погасил окурок о подошву валенка и стал закуривать снова.

– В том-то и дело, – согласился Егор. – Сижу как связанный… Дай, я тоже закурю. Треснулся у вас давеча… как пьяный сейчас, – Егор потер ушибленное место.

– Дверь низкая. Я с непривычки тоже долго бился.

Марья перестала кричать.

Из горницы вышла Агафья. Егор поднялся навстречу ей.

– Сын, – сказала Агафья. – Здоровенный, дьяволенок… насилу выворотился.

– Так, – сказал Егор и вытер со лба пот. – Правильно.

– Здорово! – с завистью сказал Кузьма. – Как думал, так и вышло. У меня бы так.

– Ванька… – Егор устало улыбнулся. – Не горюй, тоже так будет.

– Посмотрим.

Крестины справили пышные. Гуляли у старших Любавиных. Два дня пластались.

Сергей Федорыч, пьяненький, обнимал Емельяна Спиридоныча, дергал его за дремучую бороду и кричал:

– Ты с этой поры не шибко выкобенивайся! Это – мой внук!… Понял? Дупло ты! – а Егору грозил пальцем и говорил: – И ты тоже – сопи не сопи, все равно приду. К внуку приду, не к тебе. К Ваньке. Понял?

Марья побыла немного со всеми и пошла домой. Дорогой, не в силах сдержать радость, то и дело останавливалась, откидывала одеяльце, смотрела на сына.

– Сынуленька мой хороший, кровиночка моя! – шептала она.