Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

• Название: Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение
• Автор: Вильфрид Штрик-Штрикфельдт
• Издательство: М.: Посев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Из библиотеки «Военная литература»: militera.lib.ru

Hoaxer: Известные мемуары бывшего куратора бывшего генерала РККА Власова, неисчерпаемый источник аргументов для любителей власовцев. Понятно, что Штрикфельдт всячески обеляет предателя Власова, приписывая ему намерения такого благородства и чистоты, что аж глаза режет. Ещё бы, трудно сознаться остзейскому немцу в том, что четыре военных года он был «ближайшим сотрудником и другом» подонка, демагога и труса, деятельно изменившего своему народу в самое тяжелое время Отечественной войны, и главный побудительный мотив поведения которого исчерпывающе объяснён в названии этих же мемуаров: «Против Сталина и Гитлера», т. е., «за себя». Ну, а как источник информации, книга, безусловно, ценная и и дает много пищи для размышлений (за исключением пассажей, восхваляющих Власова).

Об авторе:Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт родился в 1897 году в Риге. Учился в Реформатской гимназии в Петербурге и окончил ее в 1915 году. В том же году вступил добровольцем в русскую армию, получил офицерское звание, воевал до конца первой мировой войны. В 1918—20 гг. участвовал в освободительной борьбе против большевиков в Прибалтике и под Петербургом. Затем в течение четырех лет работал по мандату Международного Красного Креста и Нансеновской службы по оказанию помощи голодающим в России. После этого учился (экономика, право). В 1924—39 гг. представлял в Риге германские и английские предприятия. В 1941—45 гг. – переводчик и офицер германской армии. Ближайший сотрудник и друг А. А. Власова. Скончался 7 сентября 1977 года в Оберштауфене (южная Бавария).

---

– Направление политики. – сказал Шверин-Крозигк, – решает, конечно, по-прежнему фюрер, но теперь у меня создалась по крайней мере ясная картина в той области, о которой мы говорили. – И он прибавил, что будет всё это иметь в виду, если ему представится возможность действовать.

Граф Шверин-Крозигк произвел на меня благоприятное впечатление всей своей личностью и открытостью своей натуры, а весь разговор вдохнул в меня новую надежду. Я всё еще верил, что мнение министра в Третьем рейхе должно иметь какой-то вес.

По дороге к выходу меня перехватили и пригласили поговорить с одним из статс-секретарей министра Рейнхардтом. Он знал о цели моего визита и хотел также прослушать мою информацию о Власовском движении.

– В наше время, – сказал он, – не последнюю роль играют и статс-секретари. Иной раз они могут сделать даже больше министра.

Он обещал передать мою информацию расположенным к нам статс-секретарям других министерств. Больше я о нем, однако, никогда не слышал. Без сомнения, он так же натыкался на глухие стены.

Мелитта Видеманн, главный редактор антикоммунистического журнала «Акцион», была привлечена к нашему делу неутомимым Дюрксеном. Госпожа Видеманн поставила себе задачей установить связи с офицерами войск СС, критически настроенными по отношению к режиму. С их помощью она надеялась добиться поддержки стараниям Власова облегчить положение военнопленных, восточных рабочих и гражданского населения. К этому кругу офицеров войск СС принадлежали влиятельные лица, вроде фон Герфа, Гильдебранда и губернатора Галиции доктора Вехтера. Опыт, приобретенный ими в оккупированных восточных областях и показавший им всю порочность теории «унтерменшей», сблизил их взгляды с нашими.

В офицерском корпусе вермахта, каждый, кого госпожа Видеманн знакомила с Власовым, становился его новым союзником. Госпожа Видеманн была искренней и в то же время хорошим тактиком. Она, конечно, не могла добиться, чтобы Гиммлер и его организация изменили свой курс. Ее усилия были направлены на привлечение отдельных людей среди высших офицеров войск СС на сторону Освободительного Движения. Что могла еще сделать женщина? Если бы было побольше мужчин с ее мужеством и убежденностью.

Без сомнения, изменение расположения к нам отдельных офицеров СС происходило часто из чистейшей воды практических соображений, как это было к в вермахте. Но и это уже был прогресс.

Проходили недели, и я всё более убеждался, что Третий рейх управляется не элитой и не партией, а одним человеком, чей разум, должно быть помутнен…

– Одним человеком? – Жиленков улыбнулся. – Это невозможно. Диктатор тоже не может обойтись без вспомогательных инструментов – своих начальников полиции, своих военных отрядов. Надо бы добраться до Гиммлера и попытаться использовать его. Может быть, можно найти пути.

Власов, Малышкин и Трухин с этим не соглашались. Но прошло некоторое время, и это стало судьбой Движения. Судьба эта сама нашла к нему пути.

Тяжелое впечатление произвел на нас разговор Власова с рейхслейтером доктором Робертом Леем, но и он заслуживает передачи. Разговор этот принял характер острого спора.

– Офицер из ОКХ в качестве переводчика? – спросил Лей еще прежде, чем мы заняли места. – Плевать мне на этот ОКХ. – добавил он и сказал, обращаясь ко мне:

– Не в обиду будь сказано, у меня свой переводчик.

Власов не любил чужих переводчиков, он опасался неточной передачи своих слов. Но переводчиком у Лея был мой петербургский школьный товарищ Пауль Вальтер, тотчас же мне по-русски шепнувший:

– Не беспокойтесь, я уже знаю… всё знаю…

Я мог на него положиться. Для Власова эта интермедия не прошла, конечно, незамеченной.

Начиная разговор, Лей спросил – почему генерал, награжденный орденом Ленина и другими советскими орденами, теперь борется с большевизмом? Власов стал подробно рассказывать о своем революционном настроении в 1918–20 гг., о своем участии в борьбе с белогвардейскими генералами Деникиным и Врангелем и о своей вере в народ и в дело революции.

– Когда я сегодня обо всем этом вспоминаю, я спрашиваю себя: может быть, те генералы были такими же подлинными русскими патриотами и борцами за свободу, как и мы.

Он, раздумывая, помолчал, а Лей, который до сих пор слушал, заявил:

– Это всё меня не интересует; что вы рассказываете, было уже давно.

И он просил Вальтера передать генералу, чтобы тот говорил более кратко.

До 1930 года – продолжал Власов – он не был членом партии. Затем всё же вступил в нее, так как иначе, при тогдашних условиях, была бы поставлена под вопрос вся его карьера. Он же хотел оставаться в армии. Он описывал, как открылись его глаза и он постепенно стал понимать советскую действительность, и как с течением лет и по мере служебного возвышения оценка его становилась всё более отрицательной. Он видел, что хотя Кремль проводил один пятилетний план за другим, народ продолжал жить в нужде. Наконец, он пережил чистки и террор сталинского режима.

Лей прервал его:

– Это тоже меня не интересует. Я знаю ваше Открытое письмо, но ведь оно написано для дураков, то есть для быдла. Меня интересуют действительные причины перемены ваших взглядов.

Вальтер перевел. Власов встал и сказал:

– Тогда не лучше ли нам распрощаться? Если обо всем этом я не должен говорить, доктор Лей никогда не поймет, почему я начал борьбу с большевизмом.

На это Лей, обратясь к Вальтеру, заметил:

– Я думал, что этот человек рассорился со Сталиным потому, что тот его обидел.

Власов к этому времени достаточно понимал по-немецки, а кроме того он услышал и пренебрежительный тон, которым были сказаны эти слова. Сдерживая себя, он сказал:

– Речь идет совсем не о моей личности, а о деле, о моем страдающем народе.

Лей попросил Власова продолжать рассказ. Власов начал описывать свое пребывание в Китае в 1938–39 гг. и, как всегда, при этом оживился. Он с похвалой отозвался о генералиссимусе Чан Кай-ши и предсказал поражение японцев. Лею не понравились такие речи о японских союзниках, и Вальтеру потребовалось много такта для продолжения разговора.

Когда зашла речь о проблеме «восточных рабочих» и их дискриминации, о теме «унтерменшей», Власов не скупился на критику. А затем он стал предсказывать (как он теперь любил) и нарисовал картину будущего Германии в самых мрачных красках, если – Господи избави – Красная армия перейдет ее границы. Тогда порабощенные и униженные восстанут и, грабя, прокатятся по всей Германии. Горе немецким женщинам и невинным детям! Но вина за то, что наступит, – на тех, кто сегодня попирает ногами права человека.

– Довольно предсказаний! – прервал его Лей. Видно было, что он старается сдерживать себя. Он перевел разговор на свою деятельность и заслуги по созданию Германского рабочего фронта. При этом он хвастливо расплывался в деталях. Затем он сказал, что он, Лей, хотел бы хорошего отношения к русским рабочим. Но ведь восточную политику делают другие – Розенберг, Кох, Заукель! На это их поставил фюрер. А фюрер – гений! Он знает, чего он хочет.

– Ну, что уж знает ваш фюрер о России! – откликнулся Власов. – Может быть, вы сможете это ему сказать как-нибудь. Я вижу, что вы сильная личность. Скажите Гитлеру, что если он так будет продолжать свою восточную политику, он потеряет не только восточные области, но и войну.

Лей отмахнулся:

– Фюрер уж справится. Мы заняли Украину, и пусть Сталин попробует ее у нас отнять.

Власов бросил свои попытки объяснить ему хоть что-то. Лей был представителем тех, кто кадил фимиам культу голой силы, к тому же ему еще, очевидно, в голову не приходило, что всё их здание покоится на пороховой бочке. И это был человек, которого Гитлер когда-то назвал своим «самым большим идеалистом».

Власов поднялся и в вежливой форме выразил свое сожаление, что ему не удалось разъяснить, почему миллионы людей в России борются против большевизма. А сам он – только один из многих, человек из народа.

Лей также выразил свое сожаление. Он сказал, что генерал излагал всё слишком напыщенно и сложно. Он, Лей, тоже простой человек из народа.

– Если бы вы, генерал, сказали мне просто, что вы ненавидите жидов и что вы боретесь против Сталина потому, что он окружил себя жидами, я понял бы вас. Особенно если, как вы сказали, вы лично не обижены Сталиным. А так я теперь вообще больше ничего не понимаю.

– Точно так же, как и я не могу понять вашего отношения к евреям, которые сегодня не имеют никакого влияния на Сталина. Вы воюете против невинных еврейских детей, вместо того, чтобы воевать против Сталина. Это то, чего я не понимаю и что вы должны сказать вашему фюреру.

Едва Вальтер начал переводить – Лей вскочил с побагровевшим лицом. Вальтер, который, как мне кажется, был когда-то воодушевленным национал-социалистом, даже рейхскомиссаром по топливу, видимо, стыдился за Лея.