Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

• Название: Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение
• Автор: Вильфрид Штрик-Штрикфельдт
• Издательство: М.: Посев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Из библиотеки «Военная литература»: militera.lib.ru

Hoaxer: Известные мемуары бывшего куратора бывшего генерала РККА Власова, неисчерпаемый источник аргументов для любителей власовцев. Понятно, что Штрикфельдт всячески обеляет предателя Власова, приписывая ему намерения такого благородства и чистоты, что аж глаза режет. Ещё бы, трудно сознаться остзейскому немцу в том, что четыре военных года он был «ближайшим сотрудником и другом» подонка, демагога и труса, деятельно изменившего своему народу в самое тяжелое время Отечественной войны, и главный побудительный мотив поведения которого исчерпывающе объяснён в названии этих же мемуаров: «Против Сталина и Гитлера», т. е., «за себя». Ну, а как источник информации, книга, безусловно, ценная и и дает много пищи для размышлений (за исключением пассажей, восхваляющих Власова).

Об авторе:Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт родился в 1897 году в Риге. Учился в Реформатской гимназии в Петербурге и окончил ее в 1915 году. В том же году вступил добровольцем в русскую армию, получил офицерское звание, воевал до конца первой мировой войны. В 1918—20 гг. участвовал в освободительной борьбе против большевиков в Прибалтике и под Петербургом. Затем в течение четырех лет работал по мандату Международного Красного Креста и Нансеновской службы по оказанию помощи голодающим в России. После этого учился (экономика, право). В 1924—39 гг. представлял в Риге германские и английские предприятия. В 1941—45 гг. – переводчик и офицер германской армии. Ближайший сотрудник и друг А. А. Власова. Скончался 7 сентября 1977 года в Оберштауфене (южная Бавария).

---

В противовес этому Власов подчеркивал, что он не собирается служить Гитлеру и немцам, а стремится помочь своим. Многие миллионы страдают под обоими диктаторами – и Сталиным, и Гитлером, но главный враг русского народа всё же Сталин. И только Гитлер объявил войну Сталину. Дело было бы ясным, если бы не нацистское отношение к русскому народу. Но всё же, разве могут ведущие представители народа стоять сложа руки и смотреть на страдания миллионов людей под советской властью и под немецкой оккупацией? Он, Власов, не может пассивно наблюдать за ходом событий; он будет делать, что возможно и в этой необычайно трудной политической и военной обстановке. Сталин объявил изменниками всех, попавших в плен. Он, Власов, считает изменниками тех, кто не хочет действовать. Ему же, в этой запутанной ситуации, приходится бороться на два фронта – против Сталина и против другого угнетателя.

Видно было, насколько Власову хотелось убедить этого ценного человека, и отказ Лукина был для него тяжелым ударом. Но теперь это был не колеблющийся Власов времен Винницы, он полностью владел собой.

Лукин сказал:

– Я – калека. Вы, Власов, еще не сломлены. Если вы решились на борьбу на два фронта, которая, как вы говорите, в действительности есть борьба на одном фронте за свободу нашего народа, то я желаю вам успеха, хотя я сам в него не верю. Как я сказал, немцы никогда не изменят своей политики.

– А если немецким офицерам, которые нам помогают, всё же удастся добиться изменения политики, Михаил Федорович?..

Я видел, что Власов цеплялся за эту последнюю надежду, которая была и моею.

Лукин ответил коротко:

– Тогда, Андрей Андреевич, мы, пожалуй, смогли бы и договориться.

Власов был подавлен. Лукин, в какой-то мере, был прав. Он хотел заключения официального договора с Гитлером о союзе против Сталина. Власов был против обоих.

– Это необъяснимо, – сказал мне Власов, – как немецкие вожди Гитлер, Геринг, Геббельс не понимают, что их теперешняя политика равносильна подписанию собственного смертного приговора! Или они в самом деле, как говорит Жиленков, основали клуб самоубийц?

(В окружении Власова часто можно было слышать этот термин, пущенный Жиленковым.)

Наряду с военнопленными офицерами, к «штабу Власова» на Викториаштрассе принадлежал также ряд свободных сотрудников русской национальности. Среди них был Александр Степанович Казанцев, член русской эмигрантской организации НТС (Национально-Трудовой Союз). Этот союз существовал уже ряд лет и был политически активен. Он состоял из национально мыслящих русских, но, в противоположность иным эмигрантским организациям, не был сторонником реставрации монархии, а придерживался философски обоснованных воззрений так называемого солидаризма.

По служебной линии меня (и, конечно, Гроте) предупреждали не иметь контактов с этой организацией, очевидно, из-за подчеркнутой и твердой национальной позиции ее членов.

Гроте, выросший среди балтийцев и русских, с присущей ему чуткостью распознал качества и цельность характера Казанцева, а это было для него решающим. Он пригласил его в сотрудники.

А. С. Казанцев любил Россию и русских, хотя и прожил почти всю жизнь в эмиграции. Он был умным и тактичным посредником между людьми с Запада и из Советского Союза. Он как бы вводил свежих людей из Советского Союза в западный мир.

«Отдел Восточной пропаганды особого назначения» в Дабендорфе

Прошло почти три месяца со времени переговоров о русском центре в ОКХ. Тогда уже намечалось организовать, в первую очередь, координационный центр, который должен был изучать политические и психологические проблемы русского освободительного движения.

Конечно, лишь под флагом «пропаганды» можно было в тех условиях создать без помех такой центр политического ведения войны или, точнее, «русский центр для генерала Власова».

Из этого вытекало, что такой центр лучше всего прикрепить к Отделу ОКВ/ВПр под начальством генерала фон Веделя. Это и было сделано с согласия Веделя и при содействии генерала Гелена и полковника графа фон Штауфенберга. Итак, был создан «Отдел восточной пропаганды особого назначения», а начальником его был назначен я.

Отстройка этой своеобразной организации была связана с трудностями как политического, так и административно-технического порядка. Прежде всего мы занялись вопросом о размещении лагеря и выяснением штатных возможностей.

Хотя это ни в коей мере нельзя сравнивать с нашей попыткой, обучение русских пропагандистов было организовано уже с весны 1942 года в лагере военнопленных в Вульхайде под Берлином, где советских военнопленных подготавливали для работы в прессе и на радио по линии Министерства пропаганды, а также для работы в лагерях военнопленных.

Но у них не было ни программы, ни даже наметок на какое-то будущее для людей за колючей проволокой. Заключенные и бесправные, они должны были бы обращаться к населению оккупированных областей. Что они могли им сказать? Они не могли ни накормить их, ни уберечь от издевательств завоевателей. Они не могли дать им ни тени надежды. Они были бессильны перед все более распространяющейся в лагерях советской пропагандой, которая разжигалась поведением нацистов. Многие немецкие коменданты лагерей набирали подонков среди военнопленных в лагерную полицию. Их очень скоро дружно возненавидели и военнопленные, и остовцы. В Москве не могли бы желать себе лучших союзников. Оказалось позднее, что многие из этих людей, которым присвоена была кличка «полицаи», работали и на НКВД.

Посмотрев обстановку, я отклонил предложение перенять этот учебный лагерь в Вульхайде. В нем, несмотря на все усилия прекрасного руководителя обучения, барона фон дер Роппа, и коменданта лагеря, бывшего ротмистра императорской австро-венгерской армии Вайсбека, жилищные условия и снабжение были несовместимы с понятиями человеческого достоинства. Лагерь был в ведении управления железными дорогами. Поэтому военнопленные, работавшие на путях, получали довольно сносное питание, а пропагандисты, занятые умственным трудом, голодали.

Я получил, в конце концов, барачный лагерь неподалеку от деревушки Дабендорф, к югу от Берлина. Он использовался раньше для французских военнопленных и был подчинен командующему III-м военным округом (Берлин). Командующего я привлек на свою сторону тем, что ему, человеку очень любезному, но с русскими проблемами совершенно незнакомому, сделал целый доклад, произведший на него такое впечатление, что он, предоставляя мне этот барачный лагерь, сказал:

– Как вы мне тут рассказываете, этот генерал Власов может еще изменить положение. Впрочем, это я слыхал и в ОКХ. Давно пора признать русских союзниками.

При этом генерал поглядывал на белый орденский крест на моем воротнике, тактично ничего о нем не спросив. По совету Рённе, я надел этот крест вместе с другими, известными всем орденами. Это же был латвийский крест за заслуги «Pour les honnetes gens», имевший отдаленное сходство с орденским крестом «Pour le merite». Может быть, старый генерал, думая, что это испанский знак отличия, принимал меня за весьма заслуженного человека и молчал.

Власов и его штаб приняли возникновение Дабендорфского лагеря как успех, особенно в данных условиях.

Отдел восточной пропаганды особого назначения был приравнен к батальону. Когда я представил моему начальнику в Отделе ВПр/IV полковнику Мартину, бывшему в то же время «полковым командиром» моего батальона, запрос на разрешение штатов в 1200 человек (сам он предполагал первоначально штат на 40–50 человек), он сказал со своим обычным юмором:

– Если бы вы мне дали запрос на 120 человек, я бы послал вас ко всем чертам. А так как вы тут требуете 1200 человек, то это значит, что либо у вас в кармане гарантия на бюджет сверху, либо… – он постучал пальцем по лбу, – но в таком случае я бессилен помочь вам.

С этим он и подписал.

Этот «Учебный лагерь Дабендорф под Берлином» (в просторечии – Дабендорф) в его начальной стадии можно сравнить с ростком идеи Освободительного Движения. Почва была неблагоприятной, и нам всем пришлось приложить много сил и труда, чтобы после появления на свет сохранить в живых это столь нежное политическое растение. Однако Дабендорф не только выжил, но и стал духовным центром Освободительного Движения генерала Власова и его приверженцев. Это политическое немецко-русское детище вошло в историю борьбы против обеих диктатур и в соответствующую литературу, причем в последней облик Дабендорфа, конечно, в той или иной степени искажен.

Дабендорф обязан был своим существованием умелому использованию множества взаимно пересекавшихся компетенции, охватывающих все области военного руководства. Так, Дабендорф был подчинен: в области управления – 111-му военному округу (Берлин); в части заданий – Отделу пропаганды ОКВ (ВПр/IV); «внутриполитически», благодаря моей личной принадлежности, – ФХО (Гелен) и, наконец, «генералу добровольческих частей» (сперва генералу Гельмиху, потом генералу Кёстрингу).