Владимир Солоухин - Славянская тетрадь

• Название: Славянская тетрадь
• Автор: Владимир Солоухин
• Издательство: Издательство: «Советская Россия»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

«Славянская тетрадь» – это как бы еще первая, «робкая» попытка установить связь, духовное родство народных культур, выявить общность, закономерность и показать, насколько это возможно в жанре повести-путешествии, своеобразие культуры болгарского народа. Автор делает это с величайшей бережностью, даже можно сказать с нежностью. В этом произведении он наиболее поэт.

---

prose_su_classics ВладимирАлексеевичСолоухин3eb385c1-2a93-102a-9ac3-800cba805322Славянская тетрадь

«Славянская тетрадь» – это как бы еще первая, «робкая» попытка установить связь, духовное родство народных культур, выявить общность, закономерность и показать, насколько это возможно в жанре повести-путешествии, своеобразие культуры болгарского народа. Автор делает это с величайшей бережностью, даже можно сказать с нежностью. В этом произведении он наиболее поэт.

1965 ru LT Nemo FBTools, XML Spy, MS Word, FB Editor v2.0 23 February 2008 LT Nemo Soloukhin_Slavyanskaya_Tetrad 1.0

v 2.0 – коррекция структуры fb2, перерелиз Chernov Sergey февраль 2008 г.

Владимир Алексеевич Солоухин; Славянская тетрадь Издательство: «Советская Россия» Москва 1972

Владимир Алексеевич Солоухин (1924-1997) Славянская тетрадь

ЭТЮД ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ

С Болгарией мне как-то не повезло. Сейчас постараюсь объяснить, в чем дело. Дело-то, собственно, в том, что не было страны, в которой мне так же сильно хотелось бы побывать, как в Болгарии. Всему причиной скорей всего болгарские друзья, учившиеся вместе с нами в Литературном институте. Они так красиво, так вдохновенно рассказывали нам о своей Болгарии, пели такие задушевные песни, что не могли не растрогать, не заразить и нас.

Однако первая моя поездка была не в Болгарию… Проплывая мимо болгарских берегов, пароход остановился на полдня в Варне, и нам разрешили сойти на берег. С какой жадностью вглядывался я в каждое болгарское лицо, в каждый болгарский дворик, в каждую вывеску на магазине. Особенно взволновали меня пропыленные автобусы. Они брали пассажиров, чтобы увезти их в глубину болгарской земли, в какие-то деревни и города, неведомые, как бы даже сказочные и оттого еще более страстно манящие.

Действительно, сесть бы сейчас в автобус и ехать я бродить по прекрасной земле, среди радушных прекрасных людей: виноград, молодое вино, кукурузные желтые лепешки.

Помнится, я даже написал тогда стихи о своей мимолетной встрече с Болгарией, настолько мимолетной, что в стихах я вовсе, хотя бы и на несколько часов, не вступаю на болгарскую землю, а смотрю издали.

Вдоль берегов Болгарии прошли мы,
Я все стоял на палубе, когда
Плыла, плыла и проплывала мимо
Ее холмов прибрежная гряда.
Волнистая – повыше и пониже,
Красивая, не надо ей прикрас.
Еще чуть-чуть: дома, людей увижу,
Еще чуть-чуть и… не хватает глаз.
Гряда холмов туманится, синея,
Какие там за нею города?
Какие там селения за нею,
Которых я не видел никогда?
Так вот они, неведомые страны!
Но там живут, и это знаю я,
Мои друзья – Георгий и Лиляна,
Димитр и Блага – верные друзья.
Да что друзья, мне так отрадно верить,
Что я чужим совсем бы не был тут.
В любом селе, когда б сойти на берег,
И хлеб, и соль, и братом назовут.
Ах, капитан! Торжественно и строго
Произнеси командные слова.
Привстанем здесь, пред дальнею дорогой,
В чужой Босфор легко ли уплывать!
Корабль идет, и сердце заболело,
И чайки так крикливы надо мной,
Что будто не болгарские пределы,
А родина осталась за кормой.
Вдоль берегов Болгарии прошли мы,
Я все стоял на палубе, пока
Туманились, уже неразличимы,
Быть может, берег, может – облака…

Вторая встреча была еще мимолетнее. И тоже с парохода. Мы плыли тогда по Дунаю из Будапешта в Измаил и остановились в болгарском городе Русо.

Наконец, в 1956 году мне предложили в одном иллюстрированном журнале поездку в Болгарию на целый месяц, а я как на грех собрался идти пешком по родной владимирской земле, не ради прогулки, разумеется, а ради дела. К походу готовился всю зиму, сидя в Ленинской библиотеке, и откладывать его не было никакой моральной возможности – пришлось переложить на осень поездку в Болгарию.

После владимирского похода меня на две недели послали на целину, да еще неделю я писал целинные очерки (а владимирский-то материал лежит и остывает, как железо, вынутое из горна и положенное на наковальню).

После целины наконец произошла долгожданная встреча с Болгарией.

Как сейчас помню, маршруты всех поездок по Болгарии составлял для нас (для меня и для фотокорреспондента Н. Козловского) замечательный болгарский поэт, этакий патриарх болгарской поэзии, седовласый красивый старик Ламар. Он пешком исходил всю свою родину и знает каждый уголок, каждую тропинку. На составление маршрута он попросил три дня.

Через три дня несколько страниц плотного печатного текста были у нас в руках.

– Ну вот, – шутили болгарские друзья, – то, что Ламар сумел увидеть за шестьдесят лет, вы теперь должны будете объехать за две недели.

В ламаровской разработке имелись даже и примечания. Так, например, в пункте о городе Казанлыке значилось: «Тука сидит Чудомир». В спешке мы не успели тогда заехать в Казанлык, и Чудомир остался для меня загадкой, прямо-таки таинственной личностью. Лет пять спустя около гостиницы «Украина» в Москве увидел я автобус с болгарскими туристами, услышал болгарскую речь, подошел, чтобы разговориться. Первым болгарином, к которому я обратился (высокий, худощавый старик), был Чудомир из Казанлыка. Ничего таинственного в нем не было, он оказался юмористическим писателем и большим приятелем Ламара.

Впопыхах, смотря на все глазами тонкого иллюстрированного журнала (а владимирский-то материал лежит, остывая, как железо, вынутое из горна, и положенное на наковальню), проехали мы всю Болгарию, побывав и в Родопах – на родине Спартака, и на Балканах, и во Фракийской низменности, и в Рильском монастыре… По горячему следу я составил план будущих очерков, чтобы хоть как-нибудь разложить по порядку сумбурные, одно на другое нагромоздившиеся впечатления. План по случайности сохранился.

1. Первые впечатления. Центр Софии. Двадцать четыре пункта. Гостиница и экран.

2. Партизанское шествие.

3. Правительственный прием и вопрос с автомобилем.

4. Улица Ивана Аксакова.

5. Маршрут Ламара. Бай Кристю и ковшичек. Витоша и скалы.

6. Город Димитров. Первая домна. Стамен Монасиев. Шопы. Канатная дорога на цементный завод. Разговор с крестьянками. Красивые ли русначки в Мариуполе?

7. Яблоки и плодохранилища. Священник на ослике. Как сушить яблоки.

8. Рильский монастырь. Монах-филателист.

9. Якоруд. Помаки и Помачки. Консервация расы, языка, обычаев.

10. Язовир Васил Коларов и каскад.

11. Велинград и история партизана. Баня. Табак. Живица. Смолокурня. Военная тайна.

12. Пловдив. Международная выставка. Смешение языков. Извозчики.

13. Перуштица. Первенец и его председатель.

14. Родопы. Родина Спартака. Райково и ресторан с музыкантами. Холодно.

15. Рудозем. Шахта и фабрика. Помаки.

16. Димитровград. Сварщик. Станка из Димитровграда.

17. Дорога в Старую Загору. Перец. Ярмарка. Цены на ишака и лошадь.

18. Бургас. Осенние пляжи.

19. Созополь. Рыбаки и частники.

20. Ропотамо.

21. Котлинские ковры. Основатель музея.

22. Тырново. Улочки. Раскопки на Царвеце.

23. Ночлег в Троянском монастыре. Пиротехника и горшки.

Вот какие были благие намерения. А владимирский-то материал все лежит и все больше и больше остывает. Пока он не совершенно остыл, нужно было ковать. Я и начал ковать и ковал несколько месяцев без передышки и назвал то, что получилось, «Владимирские проселки». И не жалею о том, что ковал. Зато, когда кончилась горячая работа, и немножечко отдохнул (надо было ведь немножечко отдохнуть) и пошел ворошить болгарские записки и планы, было поздно. Глазами вижу – написано: «Язовир Васил Коларов и каскад». Знаю, можно вычитать про этот каскад в какой-нибудь книге, уточнить, оживить, вспомнить. Или ярмарка, или первая домна. А перо, как все равно онемело, одеревенело, не хочет двигаться по бумаге. Материал умер, ороговел. Горячие капилляры больше не достигали ороговевших клеток. А жаль, правда, жаль!

Например, вижу в плане двадцать четыре пункта. Так ведь это вот что за пункты: Лиляна Стефанова – болгарская поэтесса, прожившая пять лет в Москве, рассказывала мне двадцать четыре пункта пожеланий, то есть что бы она хотела посоветовать Москве на примере своей столицы Софии. Помнится, в одном из самых первых пунктов значилось: «Ввести униформу для кондукторов трамваев, троллейбусов, автобусов». Это пожелание, интересное само по себе, пожалуй, немного устарело. Теперь троллейбусы ходят все больше без кондукторов.

Или шел разговор о сладкарницах. Это такие заведения (в Болгарии они на каждом шагу), открывающиеся в пять часов утра, где можно быстро, дешево, вкусно и питательно позавтракать. В продаже главным образом молоко и сласти. Но молоко в разных видах: и «млеко кисло», и «млеко пресно», и горячее, и холодное, и по-всякому. То же и сласти. Главное же – буза. Этакий густой, похожий на хлебную гущу, действительно хлебный напиток, какой-то уж очень повышенной калорийности и полезности. Дешевый. Безалкогольный. Вкусный и сытный. Его пьют и дети, и старики, и молодежь. Пуще же всего кормящие матери. Представляете теперь, сколько всего полезного было бы во всех 24 пунктах Лиляны Стефановой!