Геннадий Семенихин - Старая дама и две ее дочери

• Название: Старая дама и две ее дочери
• Автор: Геннадий Семенихин
• Издательство: Современник
• Жанр: О войне
• Год: 1979

---

Старая дама и две ее дочери

Она действительно была очень старой, эта дама с благородной осанкой и седыми, еще не утратившими красоту, волнистыми мягкими волосами. В свое время она окончила знаменитые бестужевские курсы, на спор с подругами выпивала две рюмки настоящего шутовского коньяку, ездила на «империале», однажды слушала длинную сумбурную речь Керенского, а прославившийся в ту пору поэт Игорь Северянин на одном из своих вечеров собственноручно подарил ей белую лилию, а затем при переполненном зале, глядя на нее, прочитал свои коронные стихи: «Шампанское в лилию, лилию в шампанское».

Потом бывшую выпускницу бестужевских курсов жизнь втянула в свой водоворот. Она уехала учительствовать в далекое заволжское село, а когда грянула гражданская война, оказалась в кавалерийском полку санитаркой и там нашла свое личное счастье, полюбив сурового командира эскадрона, с которым впоследствии дружно прожила сорок лет, нажив двух дочерей.

Младшей – Марии Сергеевне, черноволосой, веселой и очень подвижной с ямочками и здоровым румянцем на щеках (мать ее до сих пор ласково называла Манечкой), было уже сорок пять. Старшей, худой, очень стройной блондинке с голубыми глазами и нервным лицом – сорок девять. Обе они выглядели гораздо моложе своих лет, обеих старая дама называла «девочками», за что ей в ответ те платили «мамочкой».

У них давно уже были свои семьи и взрослые дети, но каждое второе воскресенье месяца старая дама приглашала их в гости в свою заставленную древней резной мебелью квартиру, угощала вишневым и айвовым вареньем и вкусным бисквитом, испеченным по какому-то редкостному древнему рецепту. На столе стоял старый семейный серебряный самовар, душисто пахло чаем. И текла беседа, веселая, непринужденная, какая бывает лишь между самыми близкими, понимающими друг друга с полуслова.

А вот на этот раз что-то не ладилось. Варенье и самовар и бисквит не были в силах вернуть тот уют, который всегда наступал в комнате, когда появлялись дочери. Старшая, Елена Сергеевна, непрерывно курила и, когда стряхивала в оранжевую раковину пепел, пальцы ее заметно дрожали. Обратив на ее расстроенный вид внимание, старая дама попыталась занять разговором младшую.

– Как живешь, Манечка? Как дети, как твой муж Игорь?

– Игорь ничего, – весело рассмеялась младшая дочь, блеснув ямочками на щеках, и в ее глазах засияли ласковые искорки, какие загораются у всякой женщины, когда речь заходит о любимом человеке. – Он у меня по своим строительным делам на БАМ улетел. Смешной такой, мамочка. Понимаешь, приходит накануне отлета поздно-поздно и крепко навеселе. Оказывается, сослуживцы проводы ему устроили. А он, знаешь, какой потешный, когда во хмелю. Стал шляпу вешать да промахнулся, и она на пол упала. Он поднимать, руками по воздуху водит и вместо вешалки на меня натолкнулся. Целовались, как молодые.

– Ну вот еще, – мрачно перебила старшая дочь, – много мы им позволяем. Больше твоему Игорю нечего делать, кроме того, как водку с подчиненными пить.

У брюнетки глаза стали широкими и удивленными.

– Но позволь, Леночка, зачем же так, во множественном лице. Я же ведь не о твоем, а о своем муже говорю.

– Вот именно о своем, – вспыхнула блондинка, и лицо ее стало каким-то отрешенно-жестоким. – У меня тоже с этого начиналось, а теперь… – Она бросила папиросу и заплакала.

Старая дама сделала к ней движение, взяла за опущенный подбородок, как маленькую.

– Ну что с тобой, Леночка, что случилось?

– Он от меня ушел, – всхлипнула старшая дочь, – и, кажется, навсегда.

– Володя?! – вскричала старая дама. – Да быть того не может. Он у тебя такой умный, такой талантливый. От своего знакомого старого строителя своими ушами слышала, что Володя считается одним из наших лучших инженеров по строительству мостов и его проекты один лучше другого.

Старшая дочь достала маленький платочек, тотчас же распространивший тонкий запах французских духов, утерла слезы.

– Это уже давно начиналось, мамочка, – сбивчиво заговорила она. – Только Маня восторгается этим, а я не могу терпеть. То встречи, то проводы, то защиты дипломов и диссертаций, то дни рождения, то юбилеи, и вечно он возвращается хмельной, а ты ведь знаешь, как я ненавижу алкоголь.

– Но позволь, – перебила старая дама, – какой же он алкоголик. Разве твой Володя пропивает вещи?

– Да что ты! – вспыхнула старшая дочь и потянулась за новой папироской. – Еще этого не хватало. Конечно, нет.

– Может, получку пропивает, а детям надо на питание, одежду?

– Нет, никогда. Я бы ему не так показала.

– Может, он после встречи с друзьями не выходит на работу и дома пьет в одиночку горькую?

– Что ты, мамочка, дома он никогда не пьет, если один.

– Так в чем же этот самый его агкоголизм выражается?

– Как в чем? Неужели тебе непонятно? Он же употребляет алкоголь, этот самый страшный из всех земных ядов. Он приходит домой с опухшими глазами, иногда пытается запеть, тычется из угла в угол вместо того, чтобы сидеть и молчать. Я пробовала с этим бороться, не разговаривала с ним целыми неделями, переставала подавать ему обеды и ужины, один раз ударила даже его по лицу, пригрозила пойти в партийное бюро и рассказать всю правду о его поведении.

– А он?

– Он ответил, что если я это сделаю, то навсегда упаду в его глазах.

– А ты?

– Я не выдержала и пошла к секретарю партбюро.

– И чем же все кончилось?

– Володя вернулся в тот день со службы, молча упаковал чемодан и ушел из нашего дома.

Дочь после этих слов залилась снова слезами, а старая дама приблизилась к ней и стала гладить светлые крашеные волосы.

– Милая девочка, – задумчиво произнесла она. – Как мне тебя жаль. Твой Володя поступил совершенно правильно.