Андрей Салов - Семь смертей Лешего

• Название: Семь смертей Лешего
• Автор: Андрей Салов
• Жанр: Прочие приключения

---

Он спал, его мозг блуждал в неведомых, навеянных алкогольным дурманом мирах, в то время как ноги жили самостоятельной жизнью, неся бездыханное тело в неведомое, направляемые твердыми руками собутыльников. Они куда-то шли, спотыкались и падали. Так продолжалось бесконечно долго, казалось этому движению, бесполезному и бессмысленному, вовек не будет конца. Но по прошествии времени, движение кончилось и тело Никанора опустилось пусть и на жесткую, но такую неподвижную поверхность. Он не заметил, как чьи-то руки скользнули по руке, отстегивая браслет с золотыми, именными часами, не чувствовал как эти же руки ловко прошлись по карманам, выгребая оттуда остатки премии. Не видел, да и не мог он видеть того, как самовар, блеснув на прощание отполированным до зеркального блеска боком, ушел вслед за часами. А затем распрощались с Никанорычем новая форменная шинель, и ботинки.

А потом было пробуждение. Холодное, серое утро, небо затянутое свинцовыми тучами и начавший накрапывать дождь. И самочувствие, и настроение Никанора, были подстать разгулявшейся на дворе, непогоде. Жутко болело все тело, не пошевельнуться. Единственное, что не вызывало приступов жуткой боли в голове и ломоты во всем теле, это бесцельное разглядывание грязных, обшарпанных ступеней над головой.

Он долго силился понять, как очутился здесь, но тщетно. Память упорно молчала, не желая делиться информацией. Напрасно он напрягал мозги, пытаясь вспомнить хронологию вчерашних событий. Было начало, был конец, главного не было. Он отчетливо помнил торжественное собрание, митинг в его честь, вручение премии, золотые часы и самовар с именной гравировкой на начищенном до зеркального блеска, боку. Затем он вспомнил рюмочную и первый заказ, что было дальше, не помнил совершенно.

Всего чего он добился невероятным напряжением воли, эта два смутных, словно в тумане силуэта, две небритые рожи, с которыми у него были какие-то дела. Что у него могло быть с общего с этими помятыми личностями, он и представить себе не мог, но наверняка это именно они доставили его сюда, в грязный и заплеванный подъезд, и уложили под лестницу, чтобы он здесь проспался. Наверное, именно эти заботливые личности порадели о том, чтобы ему было легче добираться домой, налегке, не обремененным грузом материальных благ.

Он проснулся от холода. Бетонные плиты пола ломили спину, грозя серьезной простудой и воспалением, ежели он в срочном порядке не предпримет решительных мер, и не уберется отсюда подобру-поздорову. Шинель его исчезла, как и форменные ботинки. Все было новым, с иголочки. Никанорыч одел их впервые, желая покрасоваться перед сослуживцами в столь знаменательный для него день, 60 летний юбилей, закончившийся так печально.

Одежду и обувку было жаль, но это терпимо. За долгие годы службы у бережливого и экономного Никанора скопился изрядный запас как летнего, так и зимнего обмундирования. Эту потерю он переживет. Черт с ними, с деньгами, от которых не осталось и следа. Деньги дело наживное, он никогда не гнался за ними, ему хватало их по жизни. С его немудреными запросами и отсутствием семьи, скромной зарплаты хватало и на жизнь, и на то, чтобы ежемесячно откладывать на сберкнижку по 10 рублей. Этих десяточек на сегодняшний день набралось довольно приличное количество. Этих денег, плюс назначенная ему государством пенсия, хватит, чтобы сносно, как он и привык, провести остаток отмеренных ему дней.

Жалко было именных наручных часов из благородного металла, которыми его поощрило начальство за многолетнюю и безупречную службу на благо Отечества. Подобного знака внимания редко кто удостаивался. Было бы, чем гордиться, что показать внимательному слушателю. Часы они всегда с собой, совмещают полезное, указание времени, с приятным, греют душу воспоминаниями своему владельцу. Не станешь же везде ходить с ворохом почетных грамот и дипломов, суя их под нос каждому встречному. В лучшем случае тебя могут просто не правильно понять и принять за сумасшедшего, в худшем можно схлопотать по роже, за назойливость. С часами все было бы гораздо проще, но, увы, вчерашний срыв с катушек, идиотский поступок, отмоченный на старости лет, лишил того, ради чего трудился десятки лет, всю сознательную жизнь.

Безумная выходка лишила его и прекрасного самовара, которому и без гравировки, мог позавидовать любой, а с ней цена увеличивалась десятикратно, по крайней мере, для Никанора.

Все рухнуло в одночасье. Слава, почет, уважение начальства и коллег. Знаки их признания его заслуг на поприще охраны интересов государства исчезли в один миг, и во всем виноват лишь он один. Канули его ценные вещи в водоворот городской жизни, и кто знает, может быть в тот самый момент, когда он обнаружил пропажу, часы и самовар обрели нового хозяина, который будет благоразумнее Никанорыча.

Пытаться вернуть украденное бесполезно, он и не думал об этом всерьез, решительно отринув эту мысль, едва она посетила его бедовую головушку. Он понимал всю бессмысленность этой затеи. Как всегда окажется, что никто ничего не видел, а если и видел что-то, то не вспомнит, а если и видел, и помнит, то все равно ответит отказом. Никто не захочется вляпаться в историю из-за постороннего человека. Рисковать шкурой ради него никто не станет, тем более что знающий человек может поиметь с этого случая свою выгоду. Заставить поделиться частью украденного более удачливых собратьев.

Конечно, был еще вариант. Пойти в милицию и написать заявление о пропаже. Они обязаны принять его к рассмотрению, и предпринять необходимые меры к поиску, и возвращению украденного законному владельцу. Но в этом случае придется объяснить стражам правопорядка, что делал он, человек с безупречной репутацией, в забегаловке, имеющей дурную репутацию, месте скоплению люмпенов и прочего деклассированного элемента. Как он, советский человек и член коммунистической партии мог так низко пасть, чтобы нажраться до скотского состояния, до полной невменяемости в низкопробной рюмочной, места, от которого нормальный человек должен шарахаться, как черт от ладана. Придется объяснить слишком многое, но это еще не самое страшное. Страшнее другое, - дело непременно получит огласку. И хотя он со вчерашнего дня пенсионер и находится на заслуженном отдыхе, официальная бумага обязательно уйдет по месту прежней работы, ославит его так, что до конца жизни не отмоешься от позора. И уж будьте уверены, что даже при строжайшем наказе держать информацию в тайне, обязательно найдутся доброжелатели, что по секрету разнесут новость по заводу, и институту. Не пройдет и недели, как весь город будет знать эту историю во всех подробностях, и потешаться, сплетничая о Никаноре, ретивом служаке, попавшим в дурацкую историю. А потом, когда все будут знать обо всем, появится стенгазета, в которой будут клеймить позором бывшего охранника, на протяжении многих лет умело скрывавшего подлинную сущность. Расскажут о том, что выйдя на пенсию он сбросил личину добропорядочного человека, которой прикрывался все эти годы. Что наконец-то обнажил истинное лицо алкоголика и дебошира. Заклеймят позором, уча на его примере других тому, как должен жить нормальный, советский человек.

Подобного позора на старости лет ему не перенести. По этой причине вариант с милицией отпадал также быстро, как и самостоятельные поиски случайных собутыльников, раздевших и обчистивших его, лиц которых он не смотря на все старания, так и не смог вспомнить.

Ничего не оставалось Никанору, как оторвать кости от холодного пола и осторожно выбраться из подъезда. Отряхнувшись, стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания, скользнул за угол дома, на котором красовался его номер и название улицы. Теперь он мог сориентироваться в пространстве и выбрать кратчайшую дорогу для возвращения домой. Улица оказалась в противоположной стороне от того места, где на протяжение многих лет, в маленькой квартирке жил Никанорыч, ведя жизнь добропорядочного советского гражданина. Он вздохнул с облегчением. Хоть в этом повезло, и никто из соседей не видел, как его, ничего не соображающего, тащили в темноту подъезда две запойные и небритые, бандитского вида, рожи.

Он еще раз огляделся по сторонам, словно желая убедиться, что никто не наблюдает за ним, одетым слишком легко для прохладного утра, к тому же еще и без ботинок. Все было в порядке и Никанорыч, пригнув голову, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из редких прохожих в столь ранний час, панически боясь встретить знакомого, что начнет задавать неудобные вопросы. Ссутулившись, низко опустив голову, не глядя на прохожих встречающихся изредка на его пути, трусцой припустил он по направлению к родному дому, квартире, за прочными стенами которой можно отлежаться, дать отдохнуть раскалывающейся от боли голове, а заодно обдумать дальнейшую жизнь, в которой никуда не нужно идти, и ничего не нужно делать.