Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

• Название: Перекресток: недопущенные ошибки
• Автор: Михаил Пузанов
• Жанр: Фэнтези

---

Людское владение основали на континенте не коренные его жители: большую часть земли здесь занимали южные степи и лесостепи, а следовательно, кочевые племена и прочие, привыкшие к постоянным перемещениям народы. Говорят, где-то на востоке жили хачеги — существа в полтора человеческих роста, с четырьмя руками и тремя глазами, один из которых располагался на лбу существ. О мудрости этого народа ходили сотни легенд, хачеги практиковали также магические ритуалы, хотя изредка среди них попадались и чародеи. Но главной особенностью народа оставалась их неповторимая миролюбивость, в которой хачеги превосходили даже нейтральных эльфов: ни один из них за всю историю существования народа не совершил убийства. В случае опасности хачеги использовали свои тайные знания для того, чтобы переместить неприятеля в более-менее отдаленные земли. Чаще всего потрясенные вояки возвращались в родные пенаты с юга, хотя иногда случалось им оказываться и в лесах эльфов, которые «милостиво» разрешали им мгновенно покинуть свои владения. Астрону совершенно не нужны были в качестве гостей горе-вояки, осмелившиеся напасть на абсолютно безвредный, не представляющий никакой опасности народ. Хачеги не обладали бессмертием, однако их народ практически не изменял численности — по всей видимости, существа умели искусственно контролировать рождаемость внутри своего замкнутого сообщества.

Все это Тауросс знал, благодаря многолетнему исследованию летописей в обширных архивах библиотеки Ксаросс'Торга. Его совершенно искренне интересовали все существующие народы, а также разнообразные тайны и загадки — по ним лорд просто сходил с ума. Это, кстати, весьма удивляло его подданных — в силу своих привычек Тауросс напоминал скорее книжника или исследователя, а правители с подобной характеристикой встречались реже, чем эльфийские сообщества в человеческих городах. Тауросс не знал и не мог знать, что такой его интерес к знаниям хорошо известен Астрону, как не мог знать он и того, что некоторые древние источники, прочитанные им, были написаны рукой самого герцога и лично переданы в дар зарождающемуся государству. Сам Астрон сопроводил дар почти пророческой фразой: "на тот случай, если найдется среди вашего народа человек, способный оценить интересные примеры использования разума и его многочисленные проявления в нашем мире".

Однако даже в этих древних источниках никаких упоминаний о мертвом корабле или ему подобных лорду не встретилась. Так что все упиралось лишь в одну легенду. В ней рассказывалось о встрече Алкина, первого лорда людского государства, со странствующим по Карабаду хачегу. Представитель мирного народа был одет, подобающе отшельнику: в длинное черное облачение, наподобие мантии, но без парадного лилового оттенка, с посохом, покрытым многочисленными узорами и завершающимся изумрудной пирамидой. При разговоре Алкин чрезвычайно волновался, один раз даже накричал на незнакомца, бесплотно пытаясь опровергнуть его слова и заставить замолчать. Однако отшельник предупреждал его о неизбежности кары, которая постигнет людей, о необходимости, пока не поздно, принять волевое решение и вернуть похищенное Шартарату, о том, что старые долги будут взыскивать во времена наслоения лун — в мистическую эпоху Шатар. Слова незнакомца и без того, видимо, оказались достаточно туманными, а тут еще и сам разговор происходил при небольшом числе свидетелей — в общем, кроме этого предложения из речи незнакомца никому более ничего не запомнилось. Хачег говорил загадками, но Алкин его, определенно, понял, а большего странник и не желал. На прощание гость сплел четыре руки в подобие каната, что на языке его народа означало благословение ("По всей видимости, из-за того, что жест символизирует крепость и связанность всего сущего", — дал свою трактовку незнакомому ритуалу Тауросс), и еще раз напомнил лорду о том, что все же более благоразумно было бы вернуть вещь законному владельцу. Алкин лишь усмехнулся и сказал, что в этом конкретно взятом случае разумно как раз обратное. На том полный недомолвок разговор и завершился.

— Да, Астрон, наверняка, знает, о чем шла речь. В конце концов, он мог присутствовать при этом разговоре или хотя бы знать о нем и о том, какая именно вещь подразумевалась!

На этой фразе Тауросса, сказанной самому себе (что свидетельствовало о глубоком погружении лорда в мысли), небо внезапно осветилось тусклой луной, едва просвечивающей из-за туч. Наступила полночь… И на этот раз Тауроссу «повезло» больше, чем в предыдущие ночи: едва отраженные лучи охватили небесный саван своим мягким свечением, над морем стал подниматься туман, постепенно принимающий воронкообразную форму. У Тауросса возникла единственная ассоциация и далеко не самая приятная — с вратами, через которые смерть приходит в мир, чтобы забрать душу и дух погибшего существа.

Потом туман, как и в прошлые «явления», растворился, а на месте его начали проявляться смутные контуры чего-то громоздкого. Тауросс, заранее готовый к подобному, наблюдал ныне за появлением корабля-призрака почти хладнокровно. Он рассчитывал изучить все детали «явления»: от появления тумана до момента растворения галеона. Например, сейчас он отметил, что на самом деле судно не "выплывает из ниоткуда" по частям, как с пеной у рта утверждали видевшие «явление» воочию, а появляется целиком. Просто в дальнейшем лунный свет падает на темный контур, и мистический корабль начинает «проявляться», обретать материальную форму, переходя из призрачного видения во вполне реальный и осязаемый галеон.

"Можно сказать, дух постепенно обрастает материей, выходя из иного пространства, где для этой самой материи места нет. А источником ее служит, как ни странно, лунный свет — потому «Шартарат» и является лишь с наступлением темноты и только в лунные ночи. Здесь все просто", — размышлял лорд, рассматривая детали оснастки корабля. Рваные черные паруса, мрачно и траурно блестящие пушки, отчего-то заранее выставленные командой корабля в отсеки для стрельбы, покрытые плесенью мачты — все это его волновало мало. Однако одно заключение он сделал: "дух-то насквозь прогнил, раз материя принимает такие формы. Был бы дух благороден — обрамления из плесени и рванины не пожелал бы".

Тем временем луна выпустила из-под покрова облаков столько света, что стало возможным разглядеть команду корабля-призрака. Тауросс плотно прислонил к верхнему веку увеличительный аппарат: устройство некогда передали ему эльфы в обмен на десяток прелестных платьев, изготовленных и расшитых лучшими ткачами лордесса. Кроме того, Тауросс, будучи наслышан о юной дочери герцога, даже среди эльфов пользующейся славой девушки необычной и в высшей мере загадочной, решил сделать и небольшой персональный дар. В подарок юной Наре он преподнес… подушку из черного бархата. Особенным в подушке был не только цвет (для Тауросса означающий далеко не траур, а тайну и загадку, цвет безлунного неба, ночи), но и вышитый рукой самого лорда рисунок на ней: золотые крылья из бисера, застывшие в момент парения существа, которому они принадлежали. Правда, существо к крыльям не прилагалось, ведь и сам Тауросс не смог бы его описать: просто туманный образ-ассоциация, из тех, что нередко посещали его в часы размышлений. Кроме того, крылья не имели перьев — скорее, они напоминали крылья существ, обитающих в прибрежных пещерах северо-восточной части побережья. Лорд не знал, видел ли он когда-либо странное существо воочию — в пределах континента разумных крылатых человекоподобных жителей не встречалось, не нашлось упоминаний о ком-то подобном и в архивах. Однако Тауросс знал, что рисунок — не плод его богатого воображения, а нечто неразрывно связанное с реальностью и, как ни странно, с самой дочерью герцога.

Помимо таких мистических мотивов, лорд хотел отразить в вышивке свое понимание человеческой сущности, в лучших своих проявлениях способной «парить» над миром, словно на незримых крыльях. Ну и конечно, он не мог ни слышать о любви девушки к полетам на спинах крылатых существ! Главной же причиной поступка Тауросса стало опять же одно из проявлений внутреннего благородства: он знал о долгом отсутствии герцога на континенте, и лорд примерно представлял себе, какие чувства должна испытывать человеческая девушка возраста юной эльфийской леди в связи с такой «потерей». Потому и решил принести в дар подарок, позволяющий упражнять свой разум, фантазировать и, как итог, разгонять грусть и одиночество. Если бы на месте Нары оказалась любая другая эльфийка, лорд никогда не добился бы поставленной цели: все же расчет делался, исходя из человеческой скорости взросления, а у двадцатилетних эльфов разум слишком медленно цепляется за смыслы, скрытые в символической форме. Однако дочь герцога развивалась в соответствии с человеческими ритмами, и в двадцать два вполне могла оценить, хотя бы частично, глубину подарка… А затем последовал момент, когда лорд испытал доселе неизвестное ему радостное, почти отцовское чувство, когда получил вместе с биноклем письмо от леди, поблагодарившей человека за галантность и умение делать своевременные подарки. "Все же для эльфа она на удивление саркастична, чем, впрочем, напоминает собственного отца, судя по рассказам о нем".