Михаил Алексеев - Грозное лето (Солдаты - 1)

• Название: Грозное лето (Солдаты - 1)
• Автор: Михаил Алексеев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

-- Совершенно правильно, товарищ Гунько.

Офицеры быстро оглянулись.

Приподняв плащ-палатку, в блиндаж протискивался полковник Демин.

Судя по его бледному, осунувшемуся лицу и утомленным глазам, он давно не спал.

-- Совершенно правильно! -- повторил он, войдя в блиндаж и присаживаясь у столика. Он посмотрел на Марченко. -- Мы только недавно на партийном активе говорили, что надо готовить личный состав к тяжелым испытаниям. И очень хорошo, что вы ужо это делаете, товарищ Гунько.

Хотя начальник политотдела появился в блиндаже неожиданно, это нисколько не удивило ни Гунько, ни Марченко. Они знали, что Демин имел привычку появляться в самых, казалось бы, неожиданных местах. То его увидят в боевом охранении какого-нибудь батальона и тоже не удивятся этому; то вдруг он придет на санитарный пункт; то на артиллерийские позиции; вдруг нагрянет в склады АХЧ и там учинит настоящий разнос начальнику административно-хозяйственной части старшему лейтенанту Докторовичу; чаще же всего бывал он в стрелковых ротах -- любил поговорить с коммунистами; инструкторов политотдела также редко можно было увидеть в штабе дивизии, -они приходили из полков, делали доклад начальнику или его заместителю и, помывшись в бане, снова уходили в полки, в батальоны, роты.

Демин так же, как и генерал Сизов, знал по фамилии всех офицеров соединения.

-- Но вы, товарищ Гунько, не обижайтесь на Марченко за его слова. Разведчика можно понять. Его профессия -- это прежде всего осторожность, -вдруг сказал Демин и улыбнулся. -- Иногда она бывает, может быть, немного излишней, эта осторожность... Проводите меня, товарищ Гунько, на свою батарею. Мне надо с вашими коммунистами потолковать.

-- Я и сам сейчас собирался провести с бойцами беседу, -- сообщил Гунько.

-- Тогда совсем хорошо! -- оживился полковник. -- Побеседуем с ними вместе.

Выйдя из блиндажа, Демин вспомнил:

-- В штабе на вас жаловались, товарищ Гунько. Не высылаете вовремя сведений.

-- Да замучили они меня ими, товарищ полковник!

-- Нет, нет, -- твердо перебил Демин. -- Сведения высылать надо. Война -- дело серьезное. Это не только храбрость солдат, но и учет. Точный учет всего, вплоть до последнего патрона и тренчика на солдатском ремне. Вы с нами останетесь? -- спросил Демин Марченко, видя, что тот собирается уходить.

-- Нет, я пойду, товарищ полковник. Начальник разведки может потребовать, а меня нет.

-- Это верно. Идите. У разведчиков сейчас дел много. Да и в штабе теперь никто не спит. От генерала до писаря -- все работают до седьмого поту.

-- Заходи, как сможешь! -- попросил Гунько друга. Он был рад, что сегодняшний спор не оставил неприятного осадка, как нередко случалось прежде. Командиру батареи показалось, что Марченко уже и сам в душе понял, что был нe прав.-- Заходи! ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Второго июля из Ставки Верховного Главнокомандующего пришла знаменательная телеграмма: Сталин предупреждал о возможном переходе немцев в наступление между 3 и 6 июля. Огромный фронт по Курскому выступу глухо заволновался.

О телеграмме генерал Сизов узнал от командующего армией. Он тотчас же возвратился в свою дивизию и поехал на НП. Здесь, на опушке Шебекинского леса, под могучими кронами дубов, его уже ожидали командиры полков и приданных подразделений.

-- Получена очень важная телеграмма, товарищи! -- начал свое сообщение генерал, смахивая пыль с фуражки и кителя.

С этого часа еще напряженнее заработали штабы соединения Сизова. В блиндажах не умолкали зуммеры. Телефонисты не отрывали трубок от уха. Люди забыли об отдыхе. Политотдел дивизии опустел, -- его работники отправились в полки, батальоны и роты. Общее напряжение передалось и солдатам. Пехотинцы снова и снова протирали и без того чистые винтовки и пулеметы, пересчитывали в нишах патроны, старшины проверяли в солдатских вещевых мешках НЗ, артиллеристы неотступно находились у своих орудий; танкисты опробовали моторы машин; гвардейские минометчики, укрывшиеся в лесу, снимали со своих установок брезентовые покрывала; по многочисленным извилинам траншей и окопов, из отверстий дзотов и блиндажей тек сдерживаемый солдатский говорок:

-- Карасев, табачком запасся?

-- Есть малость. Да будет ли время для курева?

-- Иван, смотри не отходи от пулемета!

-- Что я -- дурной?

-- Ануфриев, ты еще, кажется, не спал в эту ночь. Шел бы вздремнул...

-- Какой тут, к черту, сон! Того и гляди -- заденет...

-- Хлопцы, а меня чуть было наш танк не придавил...

-- А ты смотри -- глаза-то есть у тебя!

-- Углядишь за ними. Отовсюду ползут.

В ночь на 4 июля полковник Павлов инструктировал офицеров-артиллеристов:

-- Контрартподготовку будем проводить так, -- пожилой, сухощавый, седовласый, он говорил, все время встряхивая контуженым плечом. Сообщив о часе начала контрартподготовки, он продолжал сухим спокойным голосом: -- Для фашистов она явится полнейшей и весьма неприятнейшей неожиданностью. Это раз. Наступательная возможность неприятеля пострадает еще до начала атаки. И наконец, немцы лишатся такого серьезного оружия, как элемент внезапности...

Комдив приказывал по телефону:

-- Проверьте еще раз связь, и чтобы все были на своих местах!.. Ни одного солдата не снимать с обороны. Командирам полков без моего разрешения не покидать наблюдательных пунктов!

Не ведали фашисты, что их планы внезапного и решительного нападения были уже известны советскому командованию. Телеграмма из Ставки побудила левый берег тоже приготовиться к бою, чутко прислушиваясь к скрытой жизни за Донцом. В ночь на 5 июля по всем земляным норам нашего переднего края среди бойцов находились политработники, -- с ними спокойнее и увереннее чувствовали себя солдаты; разведчики расползлись по всем направлениям, растаяли во тьме, и ни одно движение неприятеля не оставалось не замеченным ими; уже подкатили на своих быстрых машинах к наблюдательным пунктам командующие армий и фронтов.

Гигантский лук, вошедший в историю под названием Курской дуги, натянул тетиву, чтобы пустить в неприятеля смертельную стрелу.

А перед немецкими солдатами, в полной боевой выкладке заполнившими окопы и тускло посвечивающими плоскими касками, офицеры лающими, отрывистыми голосами зачитывали приказ Гитлера:

"Германская армия переходит к генеральному наступлению на Восточном фронте... Удар, который нанесут немецкие войска, должен быть решающим и послужит поворотным пунктом в ходе войны... Это -- последнее сражение за победу Германии".

Потея под пузатыми рыжими ранцами, солдаты вполголоса отвечали:

-- Хайль Гитлер!..

А ночь ползла к ним огромной черной кошкой. Она была тиха и вкрадчива, эта ночь перед кровавым сражением.

Ровно в четыре часа утра началось. После долгой, мучительной и страшной для фронтовиков тишины где-то прошумела "катюша". В ту же секунду из тысячи стволов ударили наши пушки. За Донцом сразу потемнело. Это советские снаряды всех калибров обрушились на огневые позиции вражеских артиллеристов и минометчиков. Снаряды рвались также на переднем крае неприятеля, где скопились для наступления немецкие войска. Потом заговорила немецкая артиллерия, слившись с ревом наших орудий в один оглушающий, потрясающий землю и воздух гул. Казалось, разверзлось небо и обрушило на землю море огня и металла. И земля задрожала, забилась в буйном припадке.

Когда немцы начали свою артподготовку, старший лейтенант Гунько находился в нескольких метрах впереди своих противотанковых орудий. Не добежав до своего окопа, он был опрокинут страшной силой взрывной волны. Едва он успел подняться, как неподалеку от него второй снаряд с оглушающим звоном встряхнул окутанную дымом и пылью землю. Старший лейтенант упал второй раз и тут же вскочил на ноги, несколько удивленный тем, что остался живым. В воздухе, как огромные шмели, нудно стонали и пели осколки. Добежав до окопа, Гунько упал в него, придавив собой телефониста. Тот сидел, прислонившись к земляной стене и закрыв голову руками, словно желая защитить ее от вражеских осколков. Старший лейтенант схватил трубку и закричал в нее, но тут же сообразил, что провод порван.

-- Сорокин!.. Сорокин!.. Сорокин, черт тебя побери!.. -- кричал он телефонисту и с досады резко тряхнул его за плечо. Солдат тихо сполз на дно окопа, все еще закрывая голову руками. Гунько только сейчас заметил между пальцами бойца кровь и понял, что телефонист убит.

Около часа уже длилась немецкая артподготовка. Вскоре Гунько заметил, что фашисты под прикрытием своего огня начали переправляться через реку. Гунько открыл огонь и со злорадным торжеством увидел, как первый же снаряд, выпущенный из четвертого орудия, опрокинул резиновую лодку с гитлеровскими солдатами. Уцелевшие фашисты барахтались в воде.

-- Что, гады! Получили!.. -- закричали артиллеристы, но их голосов не было слышно: все тонуло в сплошном реве орудий и разрывов. Батарейцы стреляли прямой наводкой и вскоре потопили еще три. лодки противника.