Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

• Название: Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета
• Автор: Стефан Грабинский
• Издательство: Энигма
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-94698-005-X, 5-94698-007-6

Первое отдельное издание сочинений в 2-х томах классика польской литературы Стефана Грабинского, работавшего в жанре «магического реализма».

Писатель принадлежит той же когорте авторов, что и Г. Майринк, Ф.Г. Лавкрафт, Ж. Рэй, Х.Х. Эверс. Злотворные огненные креатуры, стихийные духи, поезда-призраки, стрейги, ревенанты, беззаконные таинства шабаша, каббалистические заклятия, чудовищные совпадения, ведущие к не менее чудовищной развязке — все это мир Грабинского.

---

Гостеприимный альков открыл нам свои объятия, мягкое ложе манило. Я взглянул на Ядвигу, она ответила восхитительной улыбкой.

….

Еще одно любопытное «открытие». У нее на теле совершенно такие же родимые пятна, как у меня. Собственно говоря, пятна у нас абсолютно идентичны. Забавное совпадение, не правда ли! Тем более забавное, что и расположены они на тех же самых местах. Одно, темно-красное, напоминающее виноградину величиной с орех, — на правой лопатке, а другое, в форме так называемой «мышки», — высоко в левом паху. Совпадение таких примет вызывает по меньшей мере недоумение, ведь форма пятен вовсе нетипична, да и вообще такие знаки исключительно характерны и индивидуальны. Смешная история…

Заметил я и еще кое-что. Кожа у Ядвиги, особенно на груди и на спине, — смуглая, загорелая, как у меня. Я люблю загорать и много бываю на солнце каждое лето, поэтому понятно, откуда у меня стойкий загар. Но очень сомневаюсь, что смуглый оттенок кожи у Ядвиги того же происхождения. Она тщательно избегает солнца и всегда поспешно опускает жалюзи. А я, напротив, очень люблю солнце, и моя комната всегда залита солнечными лучами…

….

Странности в поведении Ядвиги решительно не поддаются никаким объяснениям. Последние недели она принимает меня в полуосвещенной, иногда просто темной комнате и заставляет ждать целыми часами. Наконец появляется откуда-то из темного угла спальни, вся закутанная в омерзительную чадру, и порой кажется призраком. На прошлой неделе выглядывала из щели накидок, как из крепостной бойницы.

Зато наши отношения переживают апогей. Эта женщина безумствует! Она беспредельно эротична, разнузданно предается страсти, бьется в конвульсиях вожделения. Часто мне не удается разделить ее поистине сатанинское буйство, я впадаю в какую-то одурь, слабость. Черт возьми! Да, не знал я Ядвиги Калергис!

К тому же с некоторых пор происходит нечто необъяснимое — это явление, пожалуй, можно бы назвать «неуловимостью». То ли из-за белых одежд, в которые она постоянно кутается, то ли из-за слабого освещения, только порой она словно исчезает. Возникают какие-то неожиданные и загадочные оптические обманы. То она как бы двоится, то я вижу ее где-то вдали. Совсем как в «танце семи покрывал» или на картинах кубистов. А порой она — словно незавершенное изваяние, произведение незаконченное, неопределенное.

Эта «неуловимость» обманывает и осязание. Не раз меня неприятно поражало, что ее плечи и грудь, еще недавно округлые и упругие, сделались дряблыми. Одежда под моей рукой сминалась, казалось, под одеждой нет тела — некогда плотное, крепкое, оно будто избегало моих объятий…

Недоумения множились, однажды, в очередной раз чем-то неприятно пораженный, я решился на опыт. Осторожно извлек из галстука опаловую булавку и вонзил в ее обнаженную ногу. Брызнула кровь, и раздался крик — но вскрикнул я сам от острой боли в ноге. Ядвига же, странно улыбаясь, молча смотрела на кровь, стекавшую у нее из раны крупными рубиновыми каплями. С ее уст не сорвалось ни слова жалобы.

Вернувшись поздно ночью домой, я сменил залитое кровью белье. На ноге до сих пор остался след от укола булавкой…

….

Больше я никогда не пойду туда. После всего случившегося на вилле «Под липами» в последнюю субботу августа, месяц тому назад, жизнь потеряла всякий смысл. Я поседел за одну ночь. Знакомые не узнают меня на улице. Кажется, я пролежал неделю в горячке и бредил. Сегодня впервые вышел из дому. Передвигаюсь с трудом, опираясь на трость, словно древний старец. Ужасный конец!…

Вот что произошло в памятный день 28 сентября, когда минул почти год со дня первого рокового свидания.

В тот вечер я опоздал. Необходимо было срочно сдать в набор рецензию или статью, работа отняла два часа — я пришел только в восемь.

В спальне царила полная темнота. Спотыкаясь и налетая на мебель, я раздраженно сказал:

— Добрый вечер, Ядвига! Почему ты не зажгла свет? Так немудрено и шею сломать!

Ответа не последовало. Ни шороха. Наверное, Ядвиги нет. Я нервно искал спички. Видимо, она поняла мое намерение и решила помешать — по щеке скользнуло что-то холодное, как будто рука, и я услышал тихий, едва различимый шепот:

— Не зажигай свет. Иди ко мне, Ежи… в альков.

Я вздрогнул: впервые за наше знакомство слышал ее голос, вернее, шепот. Ощупью добрался до постели. Шепот замер и больше не повторился. В полной темноте я не различал ее лица; на постели неясно что-то белело. Верно, она уже разделась. Протянув руку, чтобы обнять ее, я натолкнулся на обнаженные бедра. Задрожал, кровь забурлила горячей волной. Она безумствовала. Головокружительный аромат ее тела дурманил, распалял желание. Страстный ритм божественных бедер разжигал безумие… Но тщетно искал я ее уста, напрасно жаждал заключить в объятия. Дрожащими руками шарил в изголовье постели: под руку попадались лишь какие-то накидки, ткани… Она отняла у меня все, оставив доступным лишь секс… Средоточие пола…

Оскорбленная гордость, униженное достоинство — все во мне противилось этой мысли. Я во что бы то ни стало желал целовать ее уста. Почему она прячется от меня? Разве я не имею права на ее глаза, волосы, губы?

А, тут повыше, на стене, есть выключатель. Встав на колени, я нащупал его, повернул… и в безграничном ужасе вскочил с постели.

Передо мной в пене кружев и шелков бесстыдно раскинулось обнаженное до живота женское лоно — одно лишь лоно… ни груди, ни плеч, ни головы…

В ужасе бежал я из спальни, промчался по лестнице, метнулся на улицу. В ночной тишине глухо отдавался топот моих ног на мосту…

К утру меня нашли в беспамятстве где-то в парке, на скамье…

….

Спустя два месяца, случайно проходя мимо виллы «Под липами», я увидел в парке работников — они соломой укутывали на зиму розовые кусты. Элегантный мужчина шел по алее и отдавал какие-то распоряжения.

Повинуясь непреодолимому порыву, я подошел к нему:

— Простите, это дом госпожи Ядвиги Калергис?

— Да, вилла принадлежала ей, — услышал я. — Неделю назад она перешла по наследству к семье.

У меня перехватило горло.

— По наследству? — переспросил я, удерживая дрожь и пытаясь сохранить равнодушный тон.

— Да, по наследству. Ядвига Калергис у м е р л а д в а г о д а н а з а д, вскоре после отъезда за границу она погибла в Альпах — несчастный случай. Что с вами? Вам плохо?…

— Нет… Все прошло… Извините. Спасибо за сообщение.

Шатаясь, побрел я по набережной, прочь к городу…

В ДОМЕ САРЫ

Стославский не понравился мне во время последней встречи в клубе. Обычно веселый и открытый, он изменился до неузнаваемости. В разговоре участия на принимал, бормотал что-то невнятное, не имеющее отношение к теме, присутствующие недоумевали, кое-кто уже иронически посматривал на моего незадачливого друга. Я пытался помочь ему, подхватив отрывистые фразы и введя их в нужное русло, — он слабо улыбнулся, благодаря за поддержку; все оставшееся время упорно молчал.

И вообще он произвел неприятное впечатление. Поражала не только странная молчаливость, столь чуждая его характеру, но и разительные перемены во внешности.

Всегда подтянутый, даже излишне элегантный, в этот вечер Стославский появился небрежно одетый, в измятом костюме. Молодое, прежде брызжущее буйным здоровьем лицо его болезненно побледнело, в глазах затаилась тоска, какая-то безвольная отрешенность странно контрастировала с благородными чертами.

В душу закрались недобрые подозрения, и после заседания клуба я пригласил его к себе и внимательно обследовал.

Он не противился, хотя был уже поздний час, и терпеливо позволил осмотреть себя. Ничего особенно подозрительного обнаружить не удалось: довольно сильное нервное истощение и общая слабость. Надо бы выяснить причину.

— Э-э-э, Казимеж! — шутливо погрозил я пальцем. — Слишком много развлечений! Женщины, да? Многовато, дорогой, советую обзавестись одной избранницей! Побереги-ка себя. Пора и честь знать. Сильное истощение.

Случайно я напал на нужную тему.

— Женщины, — повторил он задумчиво, — женщины… Почему ты говоришь о многих, а не об одной?

— Насколько мне известно, дорогой, — улыбнулся я, — ни одной из дам пока не удалось поймать в силки такого баловня прекрасного пола. Вряд ли ты изменил своим привычкам. Как-то не верится, что ты влюблен.

— Слишком неточное выражение. Полагаешь, кроме любви и минутной страсти, нет иных вариантов?

— Что ты имеешь в виду?

— Сексуальную одержимость. Понимаешь?

— Не очень.

— Что тут непонятного! В один прекрасный день встречаешь женщину — воплощение секса, и с самой первой встречи у тебя уже нет сил расстаться с ней. Ненавидишь и рад бы вырваться из тенет, да не тут-то было. Ты уже одержим ею: думаешь только о ее теле, жестах, прикосновениях, обладание ею становится формой твоего бытия. Женщина превращается в зловещее, ненавистное божество, но оттого она не менее привлекательна, ты предан ей беззаветно…