Иван Шмелев - История любовная

• Название: История любовная
• Автор: Иван Шмелев
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-268-01460-9

Основной сюжет книги – борьба Добра и Зла, чистоты и греха. Герой произведения И.С. Шмелева, пятнадцатилетний гимназист, «бедный рыцарь», вступает в эту борьбу.

---

– Хотел в последний разок поцеловаться…

– Зна-ю, какие последние! Никогда не смейте, нехорошо…

– Я видел, как ты погасила лампочку!

– Потому и погасила! Не глядите. Мало ли… раздетая была, может… Бесстыдники! Подсматривали?… – сказала она, стыдясь.

– Ей-Богу, Паша, я не подсматривал! Это бы подло было! – старался уверить я.

– Все вы одинаки, знаю… Образованные-то еще хуже! Мне до того понравилось, что она так стыдлива, и я поцеловал ей руку.

– Ай, разве можно!… Это попам целуют да мамаше! – отдернула она руку.

Мы шептались, пока не окликнула ее кухарка.

Но вчерашнего я не чувствовал. Не было в ней чего-то, что манило меня вчера. Она была в затрапезном платье. Ни фартучка на ней не было, ни голубого бантика. Я видел из окошка, как вытрясала она ковры, потом полоскала у колодца. Совсем простая! И хвост даже подмочила. А ноги – в разношенных башмаках, ушастых!

День был совсем весенний. Распушившийся за ночь то-поль стоял зеленый, и в комнате стало по-другому. И старые сараи обновились; за ними зеленело. Прохаживался с метлой Карих, толстуха выносила ведра. Было отлично слышно.

– Ночью будто звонок к вам был? – спрашивал толстуху Карих.

– Наше такое дело. Симочку на практику вызывали.

– Государственное ваше дело, да больно беспокойно. А для нежной особы!… Лучше жить в покое. У кого капитал, спишь до сколько хочешь, чайку попил – то-се… «Листок» почитаешь, кого обокрали… А тут в самую полночь с-под одеяла выхватют! Беспокойное ваше дело…

– Как можно, с капиталом! Будь у нас капитал… – Яишничиху мне сватают с Серпуховки, две у ней лавки… ну, только необразованная, и из роту пахнет. А моя мечта… даже рояль купить, чтобы всякие романцы, как приятно! Вон, пастух завел для «молодой» рояль… одну польку и выучилась, глядел я. И то, знаете, приятно. Сядет у окошка, а она польку играет.

– Да что… сына бьет, а сам со снохой живет!

– Сказать по правде, мне ее сватали. Она, я вам скажу, такой породы, что… деликатно нельзя сказать. Я ее отверг. Мне надо существо тонкое, в мечтах! – сказал вдохновенно Карих. – Я ищу существо с манерами, только счастья не задается. У пастуха один-разъединый был билет внутренний заем, и выиграл в прошлом годе сорок тыщ! А я владетель сороками билетами от папаши-покойника, и пятнадцать годов все жду. А могу двести тыщ выиграть!

– Co-рок билетов! – выкрикнула толстуха.

– Это для подарка только. У меня капитал Кредитного банка, по шесть процентов! Имейте в виду!…

– Капитал… как же можно!

– И я человек определенный! – постучал метлой Карих.

Обедать по случаю «живота» не пришлось, но Паша принесла мне украдкой вчерашнего супу с потрохами и хороший кусок телятины.

– На Рыжего свалила, утащил будто. Лупила его кухарка!…

– Зачем ты, Паша?…

– А вас-то еще жальче… одни вон глаза остались! – сказала она сердечно. – Стишки дадите?…

Я дал бумажку. Она тут же запрятала за лифчик. Женька почему-то не заявлялся, – а всегда заносил уроки. Фуражку мою забрали.

– Надо узнать уроки!… – просился я. – Дайте же, наконец, фуражку! И когда экзамены, не знаю…

Наконец заступилась тетка:

– На нашей душе грех будет, если провалится! Весь день, видела я, учился…

Я получил фуражку и сказал тете Маше:

– Видел я сон… вам будет радость. Что-то необыкновенное…

– Голубчик, Тоничка… – стала она просить.

– Только возьму уроки, а то уйдет… – торопился я: сна еще я не выдумал.

Я дошел до часовни на уголке… Но тут случилось событие, которое все перевернуло…

XIX

Это была любимая моя часовня. Несешь единицу или двойку, станешь перед иконой и горячо помолишься. Я знал наизусть молитву, написанную под образом. «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго…» И в этот раз я остановился помолиться. На душе было тяжело, тревожно: грехи, экзамены… Я горячо молился – и вдруг услышал:

– Не оборачивайтесь и не обращайте внимания…

Это был чудный голос, ее голос! И рука замерла на лбу.

– Это вы… бросили мне письмо?…

У меня онемел язык. Кажется, и она молилась.

– Я вам отвечу… Куда писать?…

– Я… напишу вам… – прошептал я растерянно.

– Не оборачивайтесь… нас знают.

Когда я обернулся, она уже переходила улицу. Я видел волны ее волос, пышный, изящный стан, стянутый синей кофточкой, и что-то розовое на шее. Уже синяя шапочка-беретик придавала ей бойкий вид. Можно было подумать, что это гимназистка.

Я шел, как пьяный, очутился в каком-то переулке.

Хочет ответить мне… подошла сама! Письмо увлекло ее…

Не хотела скомпрометировать, шепнула. Может быть, ее тронуло, как я молился? Может быть, это… перст судьбы… Владычица… Видела один раз, через щель забора, и так запомнила!…

Я понесся, как сумасшедший, к Женьке. Мчались и пели мысли, складывались экспромтом…

Ворвавшись к Женьке, – он хлебал что-то торопливо, – я дико крикнул:

– Слушай!…

Она… явилась мне в пути,
Шепнула: «я люблю ужасно!»
Велела… вечерком прийти!

– И врешь, – сказал Женька, дохлебывая. – А тебя, кажется, не допустят. «Штучкин» сказал… не успеет поправиться – на солонину!

– Чепуха, – сказал я лихо. – А знаешь… только, ради Бога, никому… Я начинаю чувствовать, что такое полюбить женщину!…

– Ого!… – усмехнулся он, перекосив рот. – Купи ей под-солнушков.

– У тебя только гадости! Пусть она не совсем образованная…

– Знаю, не хвастай. Образованную увлеки… вот! А с горничными не считается. Так я и ожидал, что скажет, и подосадовал на себя.

– Может быть, и увлек уже! – вызывающе сказал я. – Ну, а она ответила? свиданье было?…

Он втянул подбородок в грудь, так что образовались складочки, и внушительно пробасил:

– Она была занята… на практике!

– Вовсе и не была на практике, а у них были гости!

– И нельзя было отлучиться!

– И за ней ухаживает чернобородый студент!

– Ничего не значит! Я не требую иде-альности! «Мне все р-равно, мне все-о… рравно!» – деланно пропел он.

Но это больно его задело: он стал потягивать себя за нос.

– Женька, – не удержался я, – я должен тебе открыться. Я… тоже написал ей!

– Ты?… – вымолвил он презрительно.

– Я, кажется, тоже имею право высказывать свои чувства!

Он пробасил «полковником»:

– Мо-ло-ко-сос-маль-чи-шка!

Меня захлестнуло вихрем. Чудесная встреча у часовни!…

– Во-первых, они соседи и… она заинтересовалась мной!…

– Ффф… – презрительно сделал он губами, но по натянувшемуся лицу его я понял, что он ревнует.

– И… я вовсе не виноват, что две женщины мною интересуются!…

– Дульцинея с тряпкой, и… – кто?…

– Это уж мое дело! И я написал свое, а не сдирал у Пушкина! Пусть она сама решит, кто\…

Он презрительно выпятил кадык и фыркнул:

– Ду-рак!

Я чуть не крикнул ему: «А над твоим письмом издевались все вместе с нею!»

XX

Надо мной открывалось небо.

Прекрасная, неземная, к которой так все влекутся, а она, как лучезарная Зинаида, властно играет ими, – она мною интересуется! И как поэтично вышло! Этот божественный Шепот у часовни, этот смущенный лепет!… Словно ниспосланная мне с неба, рядом со мной молилась! Быть может, это судьба… кто знает?

И я стал сочинять письмо.

– Я слежу за каждым звуком ее шагов, за вибрацией ее неземного голоса, за каждым ее движением, за каждым вздохом… О, мне ничего не надо! Только в благоговейном молчании созерцать светлый образ, слышать напевы рая! Оцените же мои чувства, как подскажет вам ваше сердце исключительно чуткой, чистой, прекрасной женщины и просто человека! Одно ваше – «нет», один ваш жест, – и я покорно отдамся участи и не потревожу вашего взгляда своим вниманием! Да! я… «погасну в мраке дней моих!» – как уже написал я вам, и лишь прибавлю:

Но, умирая в жажде ласки,
Я образ чудный сохраню
И слез горючих уроню
Моря на дивную из сказки!

Я просил положить ответ – в столбике нашего забора, под рябиной: там много дырок.

В комнату заглянула Паша. Я даже не заметил.

– И все-то пишете! и все-то учитесь-мучитесь…

– Ах, это ты, Паша… – сказал я, чувствуя перед ней неловкость. – Ужасно трудно… экзамены!

– Теперь скоро, будете отдыхать. А когда у вас екзамен-ты-то будут, в который день? Помолиться хочу за вас…

Во мне защемила совесть.

– В субботу, латинское экстемпоралэ!…

– Самый злющий? которого боитесь?…

– Геометрии я боюсь и «грека».

– Вы мне тогда скажите. Ну, учитесь, учитесь…

Я поглядел на исписанный листочек. Если бы она знала!

Перед ужином поймала меня тетка. У ней сильно болели зубы, – «ходячий флюс»! – и она была вся обвязана. На весь коридор воняло камфарным маслом. Я даже испугался, как она вынырнула из передней.