Рейчел Сейфферт - Темная комната

• Название: Темная комната
• Автор: Рейчел Сейфферт
• Издательство: ООО «Издательство «РОСМЭН-ПРЕСС»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003

В этой книге – Германия, которую мы не знали: довоенный Берлин глазами молодого фотографа, дети-беженцы весны 1945-го, внук эсэсовца, спустя полвека расследующий преступления деда в Белоруссии. Трагедия Второй мировой особым образом отразилась на судьбах простых граждан страны, развязавшей самую жестокую войну XX века. Попытка разобраться «изнутри» в опыте войны, прошедшей через каждый дом и каждую семью, приводит порой к неожиданным и шокирующим откровениям.

«Темная комната», дебютный роман Рейчел Сейфферт (р. 1971), дочери немки и австралийца, в 2001 году был включен в шорт-лист премии Букера.

---

Мина вздыхает. Глаза по-прежнему закрыты. Натягивает одеяло на грудь, зажав кулачками под подбородком. Миха вздрагивает.

– Так как ты его различаешь? Когда он опа, а когда фашист?

– Не знаю, разные ощущения. Холодно.

– Холодно?

Подавшись вперед, Миха вытягивает одеяло из Мининых кулачков. Она открывает глаза и хмурится.

– Прости. Просто ты так нехорошо держала одеяло.

* * *

Мина приносит с работы видеокассету.

– Я подумала, что тебе это будет интересно. Ее Сабина принесла. Она говорит, что это здорово. Это один ее друг. В прошлом году он ездил в Израиль и снял кассету.

– Ты рассказала Сабине об опа?

Михаэль забаррикадировался за кухонным столом, курит. Мина садится.

– Нет, Миха, нет, конечно. Мы просто разговаривали. Само всплыло. Будем смотреть? Кажется, это и впрямь здорово.

Под палящим солнцем стоит старик и вспоминает свою школу, которая была там, где холода. Тогда у него семья была немецкая, говорит он. Немцы, которые были евреями. Евреи, которые были немцами. Между ними не было дефиса, не было черты: не было внутри места, где бы начинался один и заканчивался другой.

На широкой софе рядом с автором фильма сидит старуха. Он обнаружил снимок дома, где она родилась, и привез его ей в подарок, из Берлина в Тель-Авив. Она берет снимок и смотрит, и какое-то время они молчат. Режиссер спрашивает: «Что вы испытываете, глядя на эту фотографию?» Старуха отвечает: «Ничего». По-немецки: Gar nichts. Ничего. Когда интервью окончено, она не отдает снимок. «Можно, я возьму его себе? Можно, я возьму?» – «Да, конечно. Это для вас».

Мина плачет над старухой и ее старым домом, и Михаэль, обхватив ее руками, растягивается на софе.

– Поразительно. Она по-прежнему любит это место, этот кусочек Германии. После всего, что было, после всего этого.

Михе удивительно; так вот из-за чего она плачет. По нему, так старуха сердилась. Gar nichts. Вот отчего ему хочется плакать. Оттого, что она сердилась; оттого, что он понимает, что у нее есть право сердиться; оттого, что он не знает, на кого она сердится. На Гитлера, Эйхмана, охрану в Берген-Бельзене, соседей, которые задергивали шторы, когда приходила полиция. На опа. На него.

– А тебе не кажется, что она сердилась?

– Да нет, она была так счастлива снова увидеть свой дом. Сам посмотри.

Поцеловав его, Мина останавливает кассету и гасит свет. Она выходит из комнаты, а Михаэль долго еще сидит на одном месте.

Глупо чувствовать вину за то, что случилось до твоего рождения.

* * *

Объявление в библиотеке разодрано в клочья. Кто-то нацарапал на нем свастику, подписав внизу красным «жид». Кто-то другой намарал это слово еще раз, черным. Простое, ксерокопированное объявление. База данных участников войны и их свидетельства, опубликованные и неопубликованные. База данных преступников, судебные процессы от Нюрнберга до наших дней. Миха записывает телефон, но проходит почти неделя, прежде чем он звонит.

Он дожидается момента, когда Мина спускается в прачечную. Она взяла с собой книгу. Спустя пять гудков трубку снимает мужчина. Похоже, он запыхался. Миха говорит, что звонит по поводу базы данных.

– Участников войны?

– Нет, преступников.

– Угу.

Просит Миху не класть трубку. Миха слышит на том конце провода его дыхание, щелчок и писк включенного компьютера. Внезапно ему становится стыдно за свою невежливость. Извинившись, он называет себя, и мужчина смеется, но вполне дружелюбно. Тоже представляется, говорит «добрый вечер». Дыхание у него выровнялось.

– Как зовут? Я имею в виду, как зовут того, кого вы ищете?

– Аскан Белль. Б-Е-Л-Л-Ь.

– Белль. Аскан.

Говорит и печатает. Шумит вентилятор в компьютере.

– Идет поиск. Это займет несколько минут.

Миха нарушает тишину.

– Это мой дедушка.

– Угу.

Мужчина не удивляется. Они снова молчат, Миха ждет. Ему хотелось бы, чтобы мужчина удивился, хотелось почувствовать себя храбрецом. Михе интересно, храбрец он или нет.

– Нет. Никаких данных на это имя. Есть у него второе имя?

– Нет.

– Угу.

Такого Миха не ожидал. Так быстро, всего пара вопросов, просто имя и больше ничего.

– Он был в Waffen SS. На Восточном фронте.

– Угу.

Человеку на телефоне эти сведения не нужны. Просто Миха хочет, чтобы он знал. Знал то, что знает он.

– Его схватили русские. После войны держали в лагере, девять лет.

– Да.

– На него может быть где-нибудь досье?

– Так ведь это русские. Они держатся за свои материалы. Нам мало что известно о том, кого они держали и почему.

– Ох!

– Знаете ли, это, в общем-то, было в порядке вещей. В порядке вещей то, что русские не выпускали немецких солдат по стольку лет. Некоторые вообще вернулись только в конце пятидесятых.

– Понятно.

– Их использовали для рабского труда.

– Понятно. Они не считались преступниками?

– Нет. По крайней мере, не похоже. Никаких судебных процессов против тех, о ком мы знаем. Даже против тех, о ком знали они.

Какой он добрый, этот мужчина. Михе хотелось разговаривать с ним по телефону, слушать его неторопливую речь. Наступает облегчение. Михе хочется поблагодарить мужчину, сказать, что ему стало легче. Компьютер выключается. Резко обрывается шум вентилятора.

– Что ж. Извините, что не смог помочь.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

И мужчина кладет трубку. Миха идет вниз, чтобы помочь Мине сложить белье. Рассказывает о мужчине в телефоне и о том, что он выяснил.

– Все было нормально?

– Да.

– Значит, все хорошо?

– Да.

Однако Михе уже не так хорошо. Такое чувство, что он зашел в тупик.

– Так что теперь?

– Не знаю. Поищу другого человека с другим списком.

Миха смеется, а Мина на него смотрит.

– Побольше.

– А этот какой был?

– Тысяч на двадцать, я думаю.

– Боже, и что, бывают списки еще больше?

– Да, я читал об одном человеке, у него семьдесят тысяч имен.

Мина присвистывает.

– Так много?

– Конечно. Ты знаешь, сколько людей были убиты, знаешь?

– Ладно, Михаэль.

Он почти кричит. Подвал теперь кажется глухим и маленьким. Слишком маленьким для таких громких голосов.

– Чтобы убить столько людей, нужно много преступников.

– Я сказала, ладно.

Похоже на окрик, и Михе становится стыдно. И когда я успел стать таким праведным? Он относит белье наверх и приглашает Мину пойти куда-нибудь поужинать.

* * *

Обычно он ездит к ней в воскресенье. Сегодня среда, у Михи рано заканчиваются занятия, и он хочет проведать ома, кое-что спросить. Она удивится, увидев его, будет жаловаться, что нечем его угостить. По дороге в «птичье гнездо» Миха покупает пирог.

Когда он заходит в лифт, сиделка звонит наверх предупредить ома. Ей приходится несколько раз представляться. Когда Миха поднимается на нужный этаж, ома, с хмурым от волнения лицом, уже преодолела с полкоридора.

– Что случилось, schatz? Миха, в чем дело?

– Ничего, ома. Я просто зашел тебя навестить.

– В самом деле?

Недоверчиво берет его за руку.

– У меня рано окончились занятия. Вот, я принес пирог.

– А у Мины все хорошо?

– Да, ома, да. У всех все хорошо. Пойдем, я сварю кофе.

На крохотной бабушкиной кухне Миха чувствует себя незваным гостем. Ома, стоя в дверях, наблюдает, как он раскладывает пирог по тарелкам. Он нарушил привычный распорядок, и ему больно это понимать. Моя ома стала совсем старенькая.

– Ты по средам не работаешь?

– Я просто рано освободился.

– Ах, да. Ты же говорил.

Миха несет тарелки в комнату. Ома идет за ним.

– По средам с утра ко мне ходит физиотерапевт.

– А-а. Сегодня она тоже приходила? Твой физиотерапевт?

– Да. Верно.

Повеселевшая ома, вернувшаяся в свой обычный недельный распорядок, устраивается в кресле.

– Ты принес для меня вырезки?

– Конечно.

Миха раскладывает перед ней статьи и ест, пока она их читает. Если ей встречается что-нибудь непонятное, она спрашивает, и он объясняет. Все словно бы обычно, но неспокойно как-то. Михе кажется, что они сидят за столом с красной вощеной скатертью и играют в обычную воскресную встречу.