Питер Акройд - Чаттертон

• Название: Чаттертон
• Автор: Питер Акройд
• Издательство: Аграф
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7784-0108-6

Роман «Чаттертон» (1987) тоже отсылает нас к биографиям реальных лиц – поэта-самоубийцы XVIII века Томаса Чаттертона, поэта викторианской эпохи Джорджа Мередита, причем линии их жизни переплетаются с вымышленной сюжетной линией Чарльза Вичвуда, поэта наших дней.

Акройд проецирует на три разные эпохи историю непризнанного и одинокого поэтического таланта, заставляя переплетаться судьбы своих персонажей, то и дело уснащая текст детективными поисками. Прежде всего, это погоня за утраченной стариной, но лейтмотивом этих поисков служит и постоянный вопрос: что есть реальность и вымысел, что есть истинное и ложное? В связи с этим часто всплывает тема плагиата в искусстве и тема фальсификации, т. е. «плагиата наоборот», когда художник приписывает собственное творение чужому гению. Возможно, не каждый согласится с теми выводами, которые делают герои романа.

Как этого и требует жанр псевдодетектива, читательские ожидания под конец обманываются, и всю книгу приходится переосмысливать заново, – но именно этого, должно быть, и добивался автор, явно избегающий окончательной расстановки точек над «i» и предлагающий каждому самостоятельно решать, где лежит истина…

---

– Он не умирал.

– Отлично. – По-видимому, услышанное доставило ей удовольствие. – А что же тогда с ним случилось? Он что, залег на зимовье? – Она быстро встала и, подойдя к алькову, налила себе джина. – Лекарство, – сказала она, помахивая ложечкой. – Лекарство для моих бедных десен.

– Я на полном серьезе. Томас Чаттертон не умирал.

– Ну-ну, давай. Еще сюда лапшички. – Она повернулась боком и выставила правое ухо: – Давай вешай.

Чарльз с благодарным видом отклонил такое приглашение.

– Да нет же, я не говорю, что он не умирал вовсе. Он умер, но совсем не тогда, когда принято считать. Не тогда, когда все думают. И у меня имеются доказательства. – Он снял оберточную бумагу с картины, и, пока он это делал, Хэрриет отметила, какими медлительными и неуклюжими стали все его движения. – Вы узнаете это лицо?

– Обыщите меня. – Она подняла руки вверх, как будто сдаваясь для обыска полицейским.

– Это Чаттертон в преклонном возрасте.

Она отхлебнула еще ложку джина, пытаясь вспомнить что-то из своего недавнего разговора с Сарой Тилт. Мелькала там какая-то строчка про сук, или ветвь, которую сломили…

– Но разве это не тот мальчишка, который совершил самоубийство?

– В том-то и дело. Он не покончил с собой. Он продолжал писать стихи под чужими именами.

– Ты хочешь сказать, он был плагиатором? – Лицо Хэрриет переменило выражение, и она на минутку отвернулась. – Это лекарство горькое, – сказала она в сторону алькова. Но повернувшись снова к Чарльзу, она взяла у него портрет и стала внимательно его рассматривать. – Похож на Мэтью Арнольда,[63] – сказала она. – Совсем не в моем вкусе. – Она отложила картину. – А его поймали? – Чарльза явно озадачил ее вопрос. – Его разоблачили?

– Кто?

– Ну, как же. Стражи города, разумеется. – Это была странная фраза, и Хэрриет, произнося ее, скрестила пальцы у себя за спиной.

– Да нет, ничего такого не было. Он же не сделал ничего дурного…

– Я знаю! – сказала она громко.

– …и в любом случае, он во всем сознался. Видите ли, это я как раз и собирался вам показать. – И он передал ей фотокопии рукописей, обнаруженных в Бристоле.

Она подержала их на расстоянии вытянутой руки.

– Такое впечатление, – сказала она медленно, – что это писано черт знает в каком году.

На миг воображению Чарльза представился пустой телевизионный экран.

– Он написал это около 1810 года.

– Ну, – проговорила она очень важным тоном, – это было задолго до меня.

Чарльз пропустил это мимо ушей.

– Я надеюсь быстро найти издателя. – "Боже мой, еще одна книга", такая была первая мысль Хэрриет, а Чарльз продолжал: – Это уничтожит все академические теории. Все они и гроша ломаного не стоят.

– В самом деле? Это хорошо. – Хэрриет всегда задевало невнимание со стороны академических критиков; по правде, во всех университетских преподавателях она видела личных врагов. – Пусть скушают конфетку, сказала она.

– Вы хотите сказать – проглотят горькую пилюлю?

Она махнула пустым стаканом в сторону Чарльза.

– Что они знают о Хэрриет Скроуп, которую знает только Хэрриет Скроуп? Я говорю – конфетку. А теперь расскажи мне всё с самого начала.

И Чарльз вновь поведал историю Томаса Чаттертона и его подделок. Придя в возбуждение, Хэрриет просунула ладони между ляжек и стиснула – да с такой силой, что, когда Чарльз добрался до конца своего повествования, ее руки казались совершенно бескровными и сморщенными.

– …я буду купаться в роскоши, – говорил Чарльз.

– А где это – Роскошь?

– …ну, то есть, если я это опубликую.

Она встала, вскричав:

– Конечно, мы это опубликуем! Теперь-то они уж не смогут нас игнорировать! – Чарльз не совсем понял, что она хотела сказать словом «нас», а она, как будто немного подумав, добавила: – Чарльз, а почему бы тебе не оставить все эти бумаги у меня? Я со всякими старинными штучками в ладах. – Чарльз приготовился было отвергнуть ее щедрое предложение, но одно только выражение тревоги, на миг мелькнувшее у него на лице, уже предупредило Хэрриет о том, что она хватила лишку. – Как глупо с моей стороны, – добавила она. – О таких мелочах мы поговорим попозже. Ободрительно улыбнувшись ему, она переменила тему: – Не кажется ли тебе, дорогой, – продолжала она, – что нам пора засесть за мою книгу? Это нас развеселит.

Чарльз уже позабыл, что пришел помогать Хэрриет с ее мемуарами, но тут же изобразил радостную готовность.

– Это было бы прекрасно, – сказал он. Он все еще раздумывал – что же Хэрриет имела в виду, говоря о «нас».

Она направилась в свой кабинет, находившийся по другую сторону от коридора, и немного погодя крикнула оттуда:

– Может быть, Матушка, – это второй Чаттертон! Может быть, на самом деле мне не одна тысяча лет!

Вернулась она так же неожиданно, как и ушла, неся перед собой груду машинописных страниц. С видом явного отвращения она плюхнула их на колени Чарльзу.

– Эта безмозглая сука их отпечатала, но… – тут Хэрриет принялась подражать дрожащему голосу своей бывшей помощницы, – ей представля-алось, что, собственно, она не знает, что можно сделать со всем этим. Так сказать.

Пока она все это говорила, взгляд ее оставался прикован к сумке с Чаттертоновыми манускриптами.

Чарльз начал пролистывать страницы, которые вручила ему Хэрриет. На одних были напечатаны целые параграфы или предложения, а на других – только отдельные имена и даты.

– Вам нужно сохранить всё как оно есть, – сказал он. – Тогда получится поэма.

– Но я не хочу писать никаких поэм. Я хочу написать книгу.

Чарльз склонил голову набок и улыбнулся.

– А в чем, собственно, разница?

Она сурово уставилась на него.

– Тебе следует это знать. – Она тут же раскаялась в своем тоне и добавила сладким голосом: – Тебе следует знать, что я имею в виду. Тебе-то ведь удалось и то и другое, верно?

– Как там говорил Монтень: "Не только я делаю книгу, но и книга делает меня"?

– Какая чудесная мысль, Чарльз. – Она помолчала, не зная, что еще сказать. – Думаю, ты прав.

– Это не я, а Монтень.

– Да какая разница? – Она снова бросила взгляд на Чаттертоновы рукописи и, стоя над Чарльзом, попыталась тайком подтащить их к себе ногой. Но сумка только упала набок, и Хэрриет поспешно сказала громким голосом: Ну, продолжай же. Спроси меня что-нибудь о заметках, которые я надиктовала этой глупой сучке. Ах, посмотри-ка, твоя сумка упала. Тебе стоит получше о ней заботиться. Давай я подберу ее и положу куда-нибудь в надежное место.

– Не беспокойтесь, Хэрриет. Здесь и так вполне надежное место. – Он лучезарно улыбнулся ей, и она, нахмурившись, отвернулась, чтобы отыскать себе стул.

– Ну так продолжай, – сказала она. – Задай мне какой-нибудь вопрос.

Чарльз извлек из машинописных листков одну страницу и неуверенным голосом зачитал:

– "1943 год. Коллаж. Джон Дейвенпорт. Т.С. Элиот. Отель «Расселл».

– В ту пору я напивалась каждый день, а по вторникам – дважды. – Ее привело в восторг это воспоминание, хотя в действительности это была всего лишь фраза из одного ее романа.

– Кто этот Дейвенпорт?

– Уже не помню. Какое-то ничтожество, наверно. – Она снова почувствовала панику – панику, которая возникала всякий раз, как ее расспрашивали о прошлом. – Ну, Элиот был просто душка. Он опубликовал два моих первых романа. – Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Разумеется, он ничего не понимал в беллетристике. Ты записываешь, дорогой? – Чарльз вначале корябал что-то на бумаге – мертвые, безглазые лица, – но теперь принялся записывать за Хэрриет. – Рекомендовала меня Джуна Барнз. По правде сказать, жуткая была женщина. – Хэрриет вздохнула. – Ну, во-первых, она была лесбиянка. И к тому же, американка. – Она поежилась всем телом, словно ее старомодное платье от Шанель внезапно сделалось слишком тесным. Однажды она меня попыталась поцеловать взасос. Вообще-то, я не прочь поцеловаться или пообниматься с кем-нибудь из подружек (ты ведь знаешь Сару Тилт?), но засос – это уж слишком. Терпеть не могу грубости. Прямо тошнит от такого.

Чарльз записал: «засос» и остановился.

– Вы хотите, чтобы я об этом упоминал?

– Ну, надеюсь, она уже умерла. – Хэрриет снова встревожилась: – Она ведь умерла, правда?

– Я проверю.

– Вот здесь-то, Чарльз, ты и пригодишься. Чтобы всё проверить. – Она зевнула и поторопилась прикрыть рот ладонью. – А затем Элиот повел меня в отель «Расселл». Но только на чашку чая, не подумай чего-нибудь. – Она закрыла глаза и принялась легко скользить пальцами по коленям: так она всегда обычно сочиняла свои романы. – Но это не значит, что я не была очень хороша собой в молодости. Конечно, была. Люди пялились на меня на улице. Она внезапно открыла глаза и посмотрела на Чарльза. – Они готовы были не одну милю пройти, чтоб только поглядеть на мои ноги. – Чарльза это поразило, и она рассмеялась. – Не пугайся, дорогой. Матушка просто шутит. Она никогда не была картиной в раме. – Потом она вздохнула. – Но Элиот взял меня под крыло.