Н. Магуто - Жизнь собачья

• Название: Жизнь собачья
• Автор: Н. Магуто
• Жанр: Природа и животные

Возьмет человек собаку, поводок, выйдет на улицу, глянет на солнце или звезды, и начинает до него доходить, что не все так плохо, как ему казалось, что жизнь все-таки прекрасна. Ведь все вокруг его: небо, солнце, звезды. Вся Земля его, моя. И даже листья, что на деревьях шелестят. Они же радуются, увидев нас, здороваются, потому что мы им нравимся. Скучно им без нас. Они же тоже живые, и им тоже хочется поболтать, пошелестеть.

Люди, послушайте и поймите, ведь мы ничем не хуже вас. Мы так же любим и также страдаем, так же радуемся и так же грустим.

Сейчас я вам все по порядку расскажу. Что с одного на другое прыгать?

---

– Молодец ты, Ричард. Ты за мамкой приглядывай, очень уж она у нас общительная. А тут живности много. Коровы, козы, – любая напасть может.

– Куда им, – махнув лапой, уверенно заявил я. Они, как меня увидят, сразу в разные стороны удирают. Я для них хуже палки.

– Ты смотри, поосторожнее. А то, не дай бог, нарвешься.

– Не переживай, Данила. Справлюсь.

Только бы поверил. Так хочется хоть раз героем побыть.

Это еще нечего. Дальше хуже было.

Гуляем мы как-то перед ужином по главной улице. Идем себе, не спеша, птичек слушаем. У нас тут недалеко коровник. Коров там, правда, нет, увели куда-то. А перед коровником пруд, маленький такой, мутный, и пахнет не очень вкусно. Честно говоря, купаться я туда не лезу, сам не хочу, и мамка не велит.

Вот идем себе, идем. Уже до пруда дошли. Я голову опустил, принюхался, думаю, может плюнуть на все, залезть, искупаться. Что мне мамка сделает? Ну, поорет чуток. Впервой что ли? – Подумал и пошел вниз. Думаю, пусть судьба рассудит. Если вода совсем грязная, не полезу. Если ничего, то куда деваться. Жарко, остыть хочется.

Мамка увидела, куда я побрел, как раскричится:

– Ричард, ко мне! Ко мне! – Обидно стало, а делать нечего, придется возвращаться. Раз поймали, значит поймали.

Только я собрался, как воспитанный пес, бежать к хозяйке, вдруг вижу, в воде кто-то плавает.

Кто? – Рыба – Уж больно большая, вон какая волна идет. Значит не рыба – А вдруг все-таки рыба, только огромная? – Вот было бы здорово.

Забыл я про мамку, забыл про команду, сразу к воде – Она же сама мне потом спасибо скажет, если я ту рыбу выловлю.

Пригляделся и вижу, – нет, не рыба, что-то другое. Бог мой! На мышь похожа, только побольше, и очень уж темная.

Видел я мышь один раз, на столе сидела. Маленькая такая, серенькая и очень симпатичная, словно котенок, только поменьше. И что ее люди бояться?

Мышь! Точно, мышь! Вон и хвост есть. Только переросток, крупнее обычной. Утонет! Точно, утонет! Такая большая может одна на целую деревню, – а может и на всю страну – А я тут стою, думаю – Понял я, что случись что, никогда себе в жизни этого не прощу. Мог спасти, а не спас. И недолго думая, нырнул я в этот вонючий пруд. Точно, туда помет смывали, запах такой же.

Смотрю, она передо мной плывет, держится на воде пока. Я за ней. Гребу изо всех сил, боюсь опоздать. А она обернулась, на меня посмотрела и вроде как что-то сказала. Что, честно говоря, я не понял. Думаю, о помощи попросила.

Чуть ли не брасом пошел. Несусь, как торпеда. А эта еще быстрее. Пересекли мы пруд наискось.

Мамка по берегу бегает, ругается:

– Ричард! Кричит, – Ричард! Ко мне! Вылези из этого пруда. Он грязный.

Будто я сам не знаю. Но что тут сделаешь.

Присмотрелась она и видит, что не просто мне блажь в голову ударила, а спасаю я чужую жизнь. Замерла, стоит смотрит. А я мышь уже нагоняю. Вот-вот схвачу. Та молодец, держится. Правда, до берега совсем ничего осталось, ну метр, два. Я лапами изо всех сил гребу. Сил ведь всегда в самый последний момент не хватает. А я, вот он, тут, как тут.

Вдруг мамка, как закричит:

– Ричард, не трогай выдру!

Я с перепугу чуть воды не хлебнул. Слава богу, обошлось. Неделю потом живот болел бы.

– Выдра!? Какая выдра? Как заору. – Это мышь!

А мышь глянула на меня своими черными бусинками, усмехнулась язвительно так, раз и пропала. Вот была, и нет ее.

Утонула – Ей богу, утонула, пока я глупости слушал. Ну, думаю, мамка, сейчас я все тебе выскажу. Невинная душа из-за тебя погибла.

Подплываю к берегу и что же вижу – Из дырки у самой воды торчит две бусенки, и такой писклявый голосок спрашивает:

– Ну что, догнал, рыжий урод? Не на ту напал – Оскорбление я даже не услышал. Обрадовался. Как закричу:

– Жива! – Слава богу! – Жива!

– Конечно, – удивилась она, а затем с издевкой пискнула – Накось, съешь меня – Глупая ты, – возмутился я, – Я тебя спасал. Думал, ты тонешь – Я – тону? Непонимающе протянула она, и как начала смеяться. Минут пять хохотала. Я сначала обиделся, но ее заразительный смех завел и меня. Посмотрел я на нее, посмотрел, повозмущался чуть-чуть и сам прыснул. А что? – Жива, здорова, что еще нужно? Можно и посмеяться.

Так я познакомился с выдрой. Бегал к ней иногда, так – поболтать. Она, когда вылезала, когда нет, но байки мои с удовольствием слушала. Сама, правда, редко что рассказывала, единственное, на коров всегда жаловалась. Они два раза ее дом разоряли. Сейчас, говорит, жить хорошо стало, нет их. А раньше страшновато было. Уйдешь бывало за продуктами, деток малых одних оставишь, и не знаешь, увидишь их или нет, когда вернешься. После того, как коров в другую деревню перевели, она к себе гостей приглашать начала, тусовки устраивать.

Каких гостей, так и не сказала, но жизнь у нее точно налаживается.

Недавно тут у нее был, так она замуж собралась, правда, пока не решила за кого.

Претендентов несколько, один лучше другого, вот не знает на ком свой выбор остановить.

Посочувствовал я ей. Вот так…

Нелегка у нас жизнь, ох – нелегка. Заботишься обо всех, переживаешь, а что в ответ? Мне еще грех жаловаться, повезло. А другим? – Не то, что жаловаться, в колокола бить пора. Уважения ни на грош, чуть, что не так, крик, ругань. А выдрам и того тяжелее. Пообщаться не с кем, целый день в воде, и обедаешь там и завтракаешь. Хорошо еще летом, а если весной или осенью? А зимой? – Брр, – как представлю себе, дрожь до кончика хвоста пробирает. Брр…

Белла

Можно хвалить хозяев, можно ругать, но хорошо, когда они есть. Тем более с ними всегда можно договориться. У меня, например, мамка никогда не пойдет наперекор. Ну, – конечно, она может решить, что все так, как она хочет. Но на самом деле, все так, как хочу я, даже когда меня на поводок сажают.

Вы думаете, я не слушаюсь? – Ха! – Просто надоедает вечно бегать шавкой бездомной.

Представьте себе, идет гусь лапчатый, крутого из себя строит. По сторонам не смотрит, нога за ногу, как будто каждый шаг последний. И что мне остается делать? Ему подражать, такого же дурака валять? – Как бы не так! – Я пару раз рыкну, как будто вот-вот в драку брошусь.

Мамка запереживает, приструнить меня попытается, а я внимания не обращаю, словно не слышу. Она рассердится, хвать меня, и на поводок. Я встряхнусь, словно на арену выхожу, грудь колесом, лапы напрягу, и пошел. Мышцы под шерсткой перекатываются, походка гордая, грациозная. Люди оборачиваются, восхищаются. И тут этот раскоряка – С него сразу весь лоск слетает. Шавка бредет, а не собака, и все это видят. Смешно – Да, – к чему это я?

А – вот к чему – Белла, лошадка наша, тоже хозяина держит. Я, когда его первый раз увидел, перепугался. Огромный, лохматый, шерсть даже на подбородке растет, густая, колючая, сам черный, – в общем – ах – Кормим мы как-то раз ее хлебушком. Мамка с ней обнимается, милуется, а я смотрю, чтобы хитрюга эта ничего не выкинула. А что? С нее станется. Если захочет, затопчет. Конечно, она добрая, зла никому не желает, но попугать любит. Это я уже на собственной шкуре испытал.

Хрумкает она хлебушек, с мамкой в перерывах целуется, – идиллия. Хорошо я не ревнивый.

Не то – такой бы скандал закатил, мало не показалось бы. И вдруг – свист разбойничий.

Испугался я страшно, а эта, бешеная, как взбрыкнет, как за-иго-го-кает на всю округу. Слава богу, мамка успела отскочить, цела осталась. А Белла, – красавица наша, лапки в носочках, хвостик пушистый, – как пойдет боком. Не идет, а танцует, любо-дорого смотреть. Напряглась вся, явно ждет кого-то. И тут из-за кустов мужик появляется, хозяин ее, как потом оказалось.

Глянул он на нас глазами своими черными, дрожь до костей пробрала. Убьет, точно, думаю, убьет. А он ничего, улыбнулся и говорит:

– Как тут моя ласточка?

А та к нему прижимается, губами по лицу водит, радуется.

Мамка стоит, не знает, что сказать. Наконец, надумала и говорит:

– Здравствуйте – Ничего, что мы ее хлебом кормим?

– Здравствуйте – отвечает тот, – Кормите, раз ей нравится. Иначе она вас к себе не подпустила бы. Она у меня строгая. Правда, Белла?

А эта: – И-го-го – Сказать больше ничего не может. Как будто других слов нет.

– Пора домой, девочка. Пошли.

Снял он с нее цепь, свистнул по-разбойничьи, и Белла, вы никогда не поверите, за ним шаг в шаг. Бегает кругами, лапами взбрыкивает, словно собака, а не лошадь. Тут я уже возмутился.

– Веди себя, как положено! Ты же лошадь!

А она на меня посмотрела, губы растянула во всю морду, и с издевкой ответила: – И-го-го – Показалось, что обозвала она меня каким-то обидным словом.

– Сама глупая, – я ей в ответ.

Фыркнула она, копытом в землю стукнула и понеслась на меня с бешеной скоростью.

Пришлось удирать со всех лап. О самоуважении сразу забыл. И тут опять свист. Затормозила она всеми четырьмя лапами, встала, как вкопанная. Как только подушечки не сожгла.

Посмотрела на меня, буркнула что-то на своем, непонятном, развернулась и за свистуном пулей. Летит, а не бежит, – красотища. Вот бы мне так научиться. Вся деревня с ума сошла бы, восхищаясь мной.