Григорий Коновалов - Истоки. Книга первая

• Название: Истоки. Книга первая
• Автор: Григорий Коновалов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1973

Роман «Истоки» Г. И. Коновалова удостоен Государственной премии РСФСР им. М. Горького. Это – большое многоплановое произведение о том, как героическим трудом советских людей, их беспримерным военным подвигом в период Великой Отечественной войны была завоевана победа над германским фашизмом. В центре внимания писателя – судьба династии потомственных сталеваров Крупновых. Перед войной одни из них варят сталь на одном из заводов в Сталинграде, другие работают в Наркомате тяжелой промышленности, директорствуют на крупнейших предприятиях страны, третьи находятся на дипломатической работе за рубежом. В годы войны все Крупновы – активнейшие участники всенародной борьбы с немецкими захватчиками. Крупновых можно видеть и в окопах переднего края, и во главе атакующих батальонов, и в логове врага, в фашистской столице – Берлине.

Григорию Коновалову удалось передать в романе грозовую напряженность предвоенных и военных лет. Присущее писателю стремление к философскому осмыслению происходящего позволило ему создать художественно полноценные, убедительные образы героев, дать запоминающиеся картины народной жизни в годы суровых испытаний.

---

– Что скажете, если я оторву карточку?

Юля выхватила из рук Иванова удостоверение.

– Сдирали бы, когда была в ваших руках. – И, явно поддразнивая, добавила: – На такие поступки санкции не требуется. Ну-с, прощайте, товарищ Итакдалее. Странный вы человек…

И досадно стало Иванову: мелькнула и, наверное, навсегда исчезла. Сами собой складывались в уме неясные, как предчувствие, певучие строчки о девушке. И невозможно было разъединить эту тихую певучесть в душе и образ Юли. Они слились вместе, как воды разных рек в одной большой реке. И радостно и грустно было оттого, что так случилось.

«Она явно нервничала, говоря о Юрии Крупнове. Неспроста, тут какая-то тайна», – подумал Иванов. Он поймал себя на мысли: Юрия хотелось увидеть совсем не потому, что он парторг завода, – ему не терпелось узнать, какие отношения между Юлией и Крупновым.

У Иванова был давний острый интерес к семье Крупновых: собирал материал для книги о революционном движении в Поволжье. Говорили, что обер-мастер Денис хранит письма Ленина, но точно об этом никто не знал. «На простой козе к нему не подъедешь, – сказал Иванову доцент-историк. – Строгая семья».

В его памяти остался Михаил Крупнов – рябой, ошеломляющий своей откровенностью. С ним познакомился давно: вместе ходили на собрания литературного объединения. Юрия помнил плохо.

XI

В партком завода Иванов пришел в пять часов, в точно назначенное ему время. До этого он побывал у Солнцева, под руководством которого работал когда-то в горкоме комсомола. Солнцев посоветовал ему вникать глубже в дела, «влазить» в шкуру тех, кого проверяешь. Как знать, сказал он, хитровато улыбаясь, может, самому Иванову придется работать на месте того же Юрия Крупнова.

– Кто мне по душе, с тем я легко не расстаюсь.

Иванов знал, что обком считается с желаниями Тихона Тарасовича и еще не было случая отказа в какой-либо просьбе его.

Авторитет Солнцева особенно возрос после решительного и глубокого обновления руководства области и города в 1936—1937 годах; многие тогда были отстранены от работы, исключены из партии, а некоторые посажены в тюрьмы. Тихон прошел сквозь эту бурю еще более окрепшим, закаленным.

В приемной парткома Иванов скромно сидел у порога, поставив ноги под прямым углом и положив на колени руки. Эта наивная детская поза не вязалась с пытливой настороженностью небольших черных колючих глаз. Рядом с ним беспокойно ерзал на стуле румяный человек, от которого пахло сдобными булками. Оба они прислушивались к тому, что рассказывал Марфе Холодовой хитроватый парень, блестя золотым зубом.

– Понимаешь, Марфуша, подъехал я на «газике» с моим Петруниным в десять часов прямо к парадному, а там стоит молодой человек в шикарном костюме – твой, значит, Юрий Денисович. «Здравствуйте, товарищ заведующий автогаражом, – говорит твой моему. – Часы у вас, – спрашивает, – правильные?» Заторопился мой, полез в карман, а часы на руке. «Точные у вас часы, – говорит твой, – ровно десять. Почему же вы опоздали на работу? Как обслуживают рабочих ваши автобусы? Не знаете?» И дальше, окаянный, спокойно, с улыбкой: «Ну вот, чтобы вы знали лучше, как работает парк, прикажите шоферу отогнать ваш «газик» в гараж заводской поликлиники. На работу поездите в автобусе. Кстати, врачи нуждаются в машине». Мой начал было: «Живу далеко, у Маришкина пруда». А твой моему: «Это очень даже хорошо, что далеко живете: лучше узнаете работу». – Парень засмеялся. – Так вот и получил я внеочередной отпуск!

«Говорят, Крупнов пошумливает, командует. Коммунисту рядовому трудно попасть к нему на прием», – вдруг вспомнились Иванову слова Тихона Солнцева. И он вежливо осведомился у своего румяного соседа, часто ли донимают парторга личными делами. Тот ответил не сразу:

– Это еще вопрос, кто кого донимает. Руки у Денисыча длинные, достанут тебя в любой дыре. Не проходит дня… – румяный, пахнущий сдобными булками, не договорил: Марфа велела ему зайти в кабинет.

Она посмотрела на Иванова так, будто выбирала в женихи, и, закинув полные руки, поправляя уложенные на голове русые косы, сказала:

– Вас не сможет принять Юрий Денисович. Да, да, я доложила, как вы просили: рядовой коммунист из транспортного цеха по личному делу.

– Тогда я сам войду! – сердито сказал Иванов.

Человек пять рабочих и румяный сидели за столом, напротив них – худощавый, горбоносый, с желтой головой. Он пристально взглянул на Иванова быстрыми глазами, потом повернул лицо к Марфе.

Она пожала плечами: «Я сделала все от меня зависящее, и я не виновата. Вот он сам своей персоной, что хотите, то и делайте».

– Моя фамилия Иванов, из обкома партии. Странно, к вам не может попасть рядовой коммунист. Некрасиво, мягко выражаясь.

– Но вы же не рядовой член партии, товарищ Иванов. А вообще-то у вас оригинальный прием – прикидываться рядовым. Позаимствую, – с улыбкой сказал Юрии.

«Зачем он так прямо в глаза? – тревожно подумала Марфа, выходя из кабинета. – Эх, Юрий Денисович, не в меру ты прям и горд! Вот снимут с работы – каяться будешь. – Она подумала и спросила себя: – А будет ли каяться? Умеет ли?»

Юрий отрезал ломоть от кривобокой непропеченной буханки, предложил румяному с недоброй любезностью:

– Закусите, не стесняйтесь.

Достал из ящика стола фигурки различных животных, вылепленных из хлеба, расставил все это стадо по зеленому полю стола.

– Полюбуйтесь скульптурой! Рабочие делают из вашей стряпни. – Юрий старательно выпрямил ножку свиньи, покудрявее завернул хвост собачки. Рабочие захохотали:

– Эх, пастуха забыли сделать!

Румяный, пахнущий сдобными булками, с энтузиазмом заговорил о печах, о тестомесках, о поддувалах, о том, какое значение для трудящихся имеет хороший хлеб…

– Немного знаем, что такое хлеб, едим не первый год, – перебил его рабочий.

Румяный сказал, что будет сдвиг, перелом.

– Тут без наших стараний хватает сдвигов: поселок ползет, того и гляди, завод поедет в Волгу! – сердито сказал другой рабочий, обращаясь к Иванову.

– Проще, без катастрофических слов «сдвиг», «перелом», скажите: долго ли будет дремать ваша гражданская совесть? – сказал Юрий румяному. – Договорились: пышным хлебом будете кормить нас. Механика пришлем, поможем.

Румяный завернул в газету фигурки из хлеба, вышел.

– А я-то думал, что самое трудное – сварить качественную сталь, а тут, оказывается, булки тоже дуриком не испечешь, – сказал рабочий.

Все засмеялись.

Юрий, покачивая на ладони стальную плитку, заговорил с рабочими о мартенах, о томильных колодцах… И хотя Иванов не понимал многих слов, он чувствовал, что речь идет о новых, очень важных государственных заданиях заводу. Армии и флоту нужна качественная сталь, несокрушимая броня. А времени в обрез. Нужно днем и ночью экспериментировать. Послать мастеров на уральские заводы. А главное, самим действовать смелее. Нет сейчас у завода, у рабочих более важного дела.

Когда рабочие ушли, Юрий пристально взглянул на Иванова.

«Видимо, это тот самый Иванов, с которым мачеха Юли хочет породниться», – подумал он.

«Рыжие, носатые, пожалуй, нравятся женщинам. Тем более такой своенравной, как Юлия», – думал Иванов, пуская кольцами дым из-под усов. Встретился с взглядом Крупнова, почувствовал: говорить нужно только начистоту или вовсе не говорить. Рассказал о цели своей командировки: изучить агитационно-пропагандистскую работу в городе, особенно на заводах; помочь в меру своих сил. Есть и личные интересы – поближе познакомиться со старыми рабочими, участниками революционной борьбы. Откровенно говоря, давно мечтается записать рассказы, воспоминания бывалых людей. Если хватит умения и способностей, попытаться повесть написать. Но это в том случае, если удастся освободиться от партийной работы, что вряд ли возможно.

– Я слабо знаю производство, рабочих… Помогите мне, а?

Эта смиренная просьба тронула и насторожила Юрия, и он сказал:

– Не будем щеголять показной скромностью. Казанские сироты ныне не вызывают жалости. У меня опыта меньше вашего. Что же поделаешь, назвался груздем – полезай в кузов! Какой у вас план, Анатолий Иванович?

Иванов сказал, что ему хочется несколько дней следовать за парторгом, как нитка за иголкой, если это не стеснит…

– Нисколько. Поедем на стройку.

И в машине Юрий говорил все о том же: нужна броневая сталь в самый короткий срок.

На северной окраине города, повыше завода, нарядив берега старыми плакучими ивами, блестело озерцо. Давно когда-то утопилась в темном омуте разнесчастная душа-девица Маришка. Городская молва поэтизировала ее неразделенную любовь. Местные поэты, в том числе сам Иванов, начинали свое поприще с описания Маришкина озера. Плачет Маришка зимой и летом, горючие слезы ее прожгли огромный овраг, разрубивший город пополам. Горожане вбивали в берега оврага сваи, бутили камнем, заваливали землей. Но светлые родниковые слезы Маришки упорно пробивали путь к Волге.