Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая

• Название: Двести лет вместе. Часть первая
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: Публицистика
• Год: 2001

Книга описывает историю еврейского народа в Российском государстве. Часть I охватывает период с 1795 по 1916.

---

Это, затем, варшавский учитель Гезеановский, который в докладной записке властям, наоборот, не опирался на Талмуд, а решительно выступил против него, приписывая кагалу и раввинату тот «духовн[ый] засто[й], в котором народ словно окаменел»; что только умалением их власти может быть введена светская школа; меламедов (учителей в хедерах) проверять и допускать к преподаванию только пригодных педагогически и морально; устранить кагал от финансового управления; и повысить допустимый брачный возраст.

Ещё ранее их обоих уже упомянутый Гиллер Маркевич в докладной записке министру финансов также писал, что для спасения еврейского народа от духовного и экономического упадка надо уничтожить кагалы; надо обучать евреев языкам, организовать их фабричный труд, но и – разрешить свободно торговать по всей стране и пользоваться услугами христиан.

А позже, уже в 30-х годах, во многом то же повторил и Литман Фейгин, черниговский купец, крупный поставщик, повторил более настойчиво, через Бенкендорфа и в руки Николая I (Фейгин пользовался поддержкой в бюрократических кругах). Он – защищал Талмуд, но винил меламедов, что они «последние невежды»… преподают богословие, «основанное на фанатизме», и «внушают детям презрение к прочим наукам, а также ненависть к иноверцам». Он тоже считал необходимым упразднить кагалы. (Гессен, последовательный враг кагальной системы, выражает, что кагал «своим деспотизмом» вызывал «туп[ое] озлобление» в еврейском народе[278].)

Однако ещё долог и долог был путь для прорыва светского образования в еврейскую среду. Исключением были пока только Вильна, где под влиянием связей с Германией укрепилась группа интеллигентов-«маскилим», да Одесса – молодая столица Новороссии, со многими еврейскими выходцами из Галиции (проницаемость границ), но населённая и пестротой национальностей, полная торговым движением, – здесь кагал не чувствовал себя сильным, а интеллигенция, напротив, ощущала себя независимой и культурно (и в одежде, во внешнем виде) сливалась с окружающим населением[279]. Хотя даже «большинство одесских евреев противилось учреждению школы» общеобразовательной[280]. – во многом усилиями местной администрации в 30-х годах и в Одессе и в Кишинёве возникли светские частные еврейские школы и имели успех[281].

А дальше, через XIX век, этот порыв и прорыв российского еврейства к образованию всё нарастал и имел исторические последствия и для России и для всего человечества в XX веке. Российское еврейство большой концентрацией воли сумело выбраться из этого опасно-закоснелого состояния, подняться в рост к живой и многообразной жизни. Уже к середине XIX века зримо проступили близкое возрождение и расцвет российского еврейства – движение всеисторического масштаба, ещё никем тогда не прозреваемого.

Глава 3 – ПРИ НИКОЛАЕ I

Николай I был по отношению к российским евреям весьма энергичен. Источники отмечают, что при нём была издана половина всех законодательных актов о евреях, совершённых от Алексея Михайловича и до смерти Александра II, притом Государь сам вникал в это законодательство и руководил им[282].

В еврейской историографии устойчиво утвердилось, что его политика была исключительно жестокой и мрачной. Однако личное вмешательство Николая I сказывалось далеко не всегда вредно для евреев. Так, одно из ближайших дел по доставшемуся ему наследству было возобновлённое Александром I перед самой его смертью (уже по пути в Таганрог) «Велижское дело» – обвинение местных евреев в ритуальном убийстве христианского мальчика. Оно затем потянулось 10 лет. И, пишет Еврейская энциклопедия, «несомненно, что оправдательным приговор[ом]… евреи были обязаны в значительной степени Государю, добивавшемуся правды, несмотря на противодействие со стороны лиц, которым он доверял». И ещё в другом известном деле, связанном с обвинением евреев («мстиславльское буйство»), «Государь охотно шёл навстречу правде; в минуту гнева наложивший кару на местное еврейское население, он не отказался от признания своей ошибки»[283]. Постановляя оправдательный вердикт по велижскому делу, Николай написал, что делает это «по неясности законных доводов, другого решения последовать не может», но прибавил: «внутреннего убеждения, что убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений с теми же признаками», но всегда недостатком доказательств, наводят его на подозрение, что существует среди евреев какая-то изуверская секта, «к несчастью и среди нас, христиан, существуют иногда такие секты, которые не менее ужасны и непонятны»[284]. «Николай I и многие его приближённые продолжали считать, что некоторые группы евреев практикуют ритуальные убийства»[285]. И «благодаря тому, что в течение ряда лет Государь находился под тяжёлым впечатлением кровавого навета… в нём утвердилось предубеждение, будто еврейское вероучение представляет опасность для христианского населения»[286].

Опасность Николай видел в том, что евреи будут обращать христиан в иудейскую веру. С XVIII в. ещё сохранялась память о громком случае обращения в еврейство капитана императорской службы Возницына. В России «со 2-й половины 18 в. группы «жидовствующих» получают весьма широкое распространение». В 1823 министр внутренних дел докладывал о «широко[м] распространении ереси «жидовствующих» в России, оценивая число её приверженцев в 20 тыс. чел.». Начались преследования, под которыми «многие сектанты формально возвратились в лоно православной церкви, продолжая, однако, тайно соблюдать обычаи своих сект»[287].

«Всё это привело к тому, что законодательство о евреях в эпоху Николая I получило… религиозную окраску»[288], и это наложило отпечаток на решения и действия Николая I относительно евреев, как и на настойчивый его мотив в запрете евреям пользоваться христианской прислугой, в частности христианками-кормилицами, ибо «служба у евреев оскорбляет и ослабляет в женщинах христианскую веру». (Но несмотря и на повторные запреты – эти распоряжения никогда «не осуществлялись полностью… услужение продолжалось»)[289].

И первая энергичная мера относительно евреев, которою Николай занялся от начала царствования, – уравнять евреев с русским населением в несении всех государственных повинностей, а именно: привлечь их и ко всеобщей личной рекрутской повинности, которой они не знали от самого присоединения к России, евреи-мещане заменяли рекрута уплатой 500 рублей[290], – эта мера движима была не одним государственным соображением уравнения тягот населения (подати всё равно затяжно не уплачивались еврейскими общинами, а ещё перетекали в Россию евреи из Галиции, где они подлежали воинской повинности). Не только тем, что рекрутская повинность «уменьшит число евреев, не занимавшихся производительным трудом» (а в солдаты брали тогда на 25 лет), но и мыслью, что оторванность рекрута от густой еврейской среды будет способствовать приобщению его к общегосударственному порядку жизни, а то и к православию[291]. – Именно развитие этих соображений и привело к значительному утягощению для евреев вводимой повинности – постепенно расширяя и численность призываемых, и их возраст к более раннему.

Нельзя сказать, чтобы указ о еврейском рекрутстве Николаю удалось ввести без сопротивления. Напротив, сразу обнаружилась медлительность во всех звеньях исполнения. В совете министров шли споры, этично ли принять такую меру «к ограничению многолюдства евреев», «по признанному неприличию брать людьми за деньги», как выразился министр финансов Е. Ф. Канкрин. Кагалы прилагали все возможные старания, чтоб оградить еврейское население от этой грозящей меры или как-то отсрочить её. И когда раздражённый медлительностью Николай повелел в кратчайший срок представить ему окончательный доклад – «это распоряжение побудило, как видно, кагалы напрячь свою закулисную работу, чтобы задержать ход дела. И, как кажется, им удалось склонить кое-кого из чиновников на свою сторону». И… – «доклад не дошёл по назначению». В самой верхушке имперского аппарата «этот таинственный эпизод», заключает Ю. И. Гессен, «вряд ли[произошёл] без участия кагала». Доклад так не нашёлся и позже, и Николай, не дождавшись его, своим указом ввёл рекрутчину для евреев в 1827[292]. (А с 1836 – равенство в получении орденов отличившимися евреями-солдатами[293].)

От рекрутства полностью освобождались «купцы всех гильдий, жители сельскохозяйственных колоний, цеховые мастера, механики на фабриках, раввины и все евреи, имевшие среднее или высшее образование»[294]. От того последовало стремление многих евреев-мещан постараться перевестись в купцы – а мещанское общество препятствовало уходу своих сочленов, «ибо это истощало податные и рекрутские силы общины». Купцы же старались уменьшить свою материальную ответственность за податные; уплаты мещан. Это обострило отношения между еврейским купечеством и еврейским мещанством – а «в ту пору: купечество, размножившееся и разбогатевшее, имело уже прочные связи в столичных кругах». Гродненский кагал возбудил ходатайство в Петербург о разделении еврейского народа на 4 «класса» – купцов, мещан, ремесленников и земледельцев, и чтобы каждый класс не отвечал за другой[295]. (В этой идее, поданной в начале 30-х годов от самих же кагалов, можно увидеть толчок к будущему николаевскому «разбору» 1840 года, столь угрозно воспринятому евреями.)