Збигнев Ненацки - Великий лес

• Название: Великий лес
• Автор: Збигнев Ненацки
• Жанр: Триллер

---

– Грязь, коллега. Грязь требует роскоши. Чем больше грязи, тем большая роскошь. Я не понимаю этого до конца, но это так. Только на таком стульчике при таком баре можно обстряпать грязное дельце. Не знаю, как это делается, но грязных делишек не обделывают в обычной квартире, за обычным столом. Вы видели ванную при первой спальне? Разве должен был этот тип устанавливать такую сантехнику, делать мозаику, доставать округлую ванну? Ведь вымыться можно и в продолговатой. Но когда начинаешь обрастать грязью, следуют горячечные поиски средств, чтобы смыть с себя эту грязь. Такой тип ошибается, думая, что ему поможет позолоченный кран или округлая ванна. Какой-то человек живет в трехкомнатной квартирке, даже хорошо обставленной, приезжает в отличный отель, где все милы, ванны округлые и краны позолочены. Тогда мир начинает выглядеть иначе. Нигде не заметишь ни пылинки, ни частички грязи, все, что тебя окружает, чисто. И в человеке что-то вдруг лопается, появляется какая-то щель, что-то отвратительное начинает из тебя вытекать, ты облепляешься грязью. Скажите мне, отчего так: чем мягче кресло, в котором сидит человек, тем больше кожа на заднице, вместо того, чтобы становиться более нежной, грубеет, словно он сидел на досках. А ведь должно быть наоборот. Чем тоньше кожа на кресле, чем тоньше стекло, из которого пьешь, тем твоя кожа и пальцы должны становиться чувствительнее. А на самом деле все наоборот. У тебя все более толстая кожа на заднице, все более толстая на пальцах и все менее чувствительная совесть.

– Немного роскоши никогда не помешает…

– Может быть. Но это так начинается, и конца не видно. Хочешь иметь все более мягкое кресло, все более пушистый ковер под ногами. И в один прекрасный момент теряешь чувство реальности. В роскоши человек начинает мыслить другими категориями, ему кажется, что все можно купить.

– Вы их ненавидите, – заметил тайняк.

– Нет. Я их только презираю, – возразил Марын.

Он боялся вопроса: «Отчего вы их презираете? Почему вы чувствуете отвращение к людям, которые крадут, чтобы жить в роскоши?» Потому что ответить было бы очень сложно, хотя одновременно и просто. Его воспитали для вынюхивания человеческой грязи, для вылавливания расхитителей чужого добра. Работая для своей фирмы, он в каждую минуту мог поселиться в самом дорогом отеле, присвоить какую-нибудь сумму денег, которые присылала фирма. В любую минуту он мог стать богатым, продавая ту или иную тайну фирмы, что означало – других людей. И его тоже мог кто-то продать. Поэтому он воспитал в себе отвращение и презрение к тем, кто продавал других, торговал тайнами, соблазнялся грязными деньгами.

Тот потянулся к черным сигаретам, но Марын положил ему ладонь на руку.

– Вы не привыкли к таким. Будет плохо.

Тайняк отдернул руку от шкатулки, словно та была заряжена электричеством.

– Зачем это ему было нужно?

– Не знаю, – буркнул Марын, злясь на себя, что поддался гневу. – Наверное, он увидел на свете что-то такое, что почувствовал себя таким же, как остальные.

– Вы тоже когда-то теряли чувство реальности?

– Нет. Со мной было иначе. Я забыл, что другие его теряют. Поэтому я скажу вам, что мне неплохо и в седле на моей кобыле, и в лесном мундире.

– Возьмем по четыре белых, и закроем эту коробочку, – предложил тайняк. Марын закрыл шкатулку и, кладя ее на полку, сказал:

– Я наговорил вам кучу глупостей. Все не так, как я говорил. Просто если живешь в доме лесного работника, то можно продать несколько кубометров краденого леса, поставить силки на серну. Но когда живешь в таком домике, как этот, то можно расставлять силки на крупного зверя.

– Что будет с этими домами?

– Не знаю. Для детского сада они не годятся, потому что стоят далеко в лесу. Для богадельни – слишком малы. Для дома отдыха тоже. Если их отдать лесным рабочим, то они их тотчас же разорят. Думаю, что вещи отсюда вывезут, а дома продадут кому-нибудь или подарят за какие-нибудь заслуги.

– И появится здесь такой же, какой тут жил?

– Может…

– А потом мы приедем для инвентаризации постельного белья.

– Не исключаю такой возможности. Ведь если ее исключить, зачем бы была нужна ваша профессия?

– Вы правы. Только тот, кто тут жил, кажется, ничего не украл, он что-то выдал.

– Это одно и то же. За измену тоже платят.

– А вы украли или выдали?

– Это меня выдали, – сухо заявил Марын.

Они услышали приближающиеся шаги – пришел зевающий от скуки старый лесничий и две бухгалтерши с прическами. У них был готов протокол, то есть список всего белья, находящегося в доме. Марын подписал документ, даже не читая его. Кондрадт сделал это раньше.

Тайняк погасил свет в холле, и из мрака, который их на миг охватил, они вышли прямо на яркое июньское солнце, освещающее подъезд, не заслоненный деревьями.

– Предупреждаю всех, что то, в чем мы участвовали и чего были свидетелями – государственная тайна, – со скучающей миной продекламировал тайняк. Старый Кондрадт по-военному выпрямился:

– Надо заботиться о чести нашей фирмы.

Тайняк наклеил новые полоски бумаги, навесил пломбы, потом предложил лесничему отвезти его в Гауды, но старый отказался. Он хотел пройтись по лесу, осмотреть свое хозяйство – так он выразился. Марын, ведя кобылу под уздцы, вышел вместе с Кондрадтом из высоких ворот. Минуту спустя две серые «Волги» исчезли за поворотом асфальтовой дороги, а они немного задержались в лесу, в тени толстого дуба. На продолговатом исхудавшем лице лесничего все еще сохранялось выражение большой серьезности, потому что он чувствовал себя важным человеком из-за того, что участвовал в деле государственной важности. Старому не нравилось, что Марын, обычный охотинспектор, как-то иронично скалит зубы, поглядывая на два белых домика, скрытых за зеленой стеной лесных деревьев. «Нехороший жилец у Хорста, – подумал Кондрадт. – Я должен его остеречь». Дошли до него слухи, что тот или иной возвращается из лесу побитый или даже изуродованный, а потом рассказывает, что волк на него напал. Множество мелких фактов указывало на то, что в последнее время браконьеры боялись ходить в лес, но ни одно дело о браконьерстве не было направлено в суд. Этот охотинспектор был, похоже, недотепой. И отчего он так скалит белые зубы, глядя в сторону тех домов?

– В этом нет ничего смешного, – сделал он Марыну замечание. – Печальная история, которую надо сохранить в тайне.

– Честь фирмы, как это вы назвали, – рассмеялся Марын.

– Да, – по-солдатски вытянулся Кондрадт.

– Но иногда бухгалтер или кто-то из директоров что-нибудь крадет. – Марын перестал улыбаться.

– Это ерунда. Так было здесь когда-то, и так будет дальше. Всегда надо заботиться о добром имени фирмы. Теперь этого людям не привьешь, и поэтому столько шуму делают из ничего. Например, лес тоже фирма, в которой мы работаем и которая нас кормит.

– И по нему бродит много браконьеров, – заметил Марын. – Что с ними делать? Посмотрите в сторону дороги. Лес уже начинает ее пожирать, потому что кто-то плохо положил асфальт. А лес только ждет…

– Это Хорст вам сказал? – И добавил, не дожидаясь ответа Марына:

– Переезжайте от Хорста, и как можно скорее. Он сумасшедший. Я любил его, но он слишком ненавидит лес и на этой почве совсем помешался. Это вы ему посоветовали, чтобы он написал властям о снесенном кладбище? Зачем? Вчера у меня был Маслоха и размахивал пачкой в тридцать заявлений, которые он собрал среди лесных рабочих, лесников и лесничих. На плантации никакого кладбища не было. Я тоже подписал такое заявление, хотя Хорст мой приятель.

– Это странно…

– Нет в этом ничего странного. Заместитель старшего лесничего Войтчак поступил по-свински. А теперь, когда по вашему глупому совету Собота написал высшим властям, мы должны защищать интересы нашей фирмы. Ее честь. Хорста признают сумасшедшим, и из-за вас он потеряет свой дом.

– Не шутите так. Маслоха не дурак, чтобы собирать такие заявления.

– Что вы знаете о том, как мы умеем защищать честь нашей фирмы? – рассердился Кондрадт. – Вы здесь чужой. Вы понятия не имеете о лесе. У леса есть своя честь. Меня тоже защищали, когда я сидел в тюрьме, обвиненный в убийстве человека. Свидетели у меня были хорошие, и вышел я чистый, как слеза. Из тюрьмы вернулся на ту самую должность, восстановил свою честь, потому что люди обо мне позаботились. А теперь я должен заботиться о чести других людей, которые годами работали в лесу.

Марын не понял его. Снова что-то стиснуло ему горло. Он, не попрощавшись, вскочил на лошадь и рысью отъехал.

Дома он появился в обеденную пору. Вероника хлопотала на кухне, в которой пахло жареным мясом. Он бросил ей короткое «день добрый», вошел в ванную, побрился, умылся. Марын был голоден, но Вероника не торопилась подавать обед, потому что ждала появления старика. Тогда он пошел прогуляться к озеру и уселся на трухлявом помосте, как Хорст, с ногами, опущенными в старую лодку. Он смотрел на гладкую поверхность залива, высматривая огромного сома, о котором ему столько рассказывал Хорст.