Анатолий Калинин - Запретная зона

• Название: Запретная зона
• Автор: Анатолий Калинин
• Издательство: Госкомиздат СССР
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989

Писателя Анатолия Вениаминовича Калинина представлять не надо. Его произведения не просто известны, а стали, можно сказать, хрестоматией нашего времени. Гражданскую войну, раскулачивание, кровавые дороги Великой Отечественной, голод и разруху прошли сыны донских степей.

В романе «Запретная зона» повествуется о строительство Волго-Донского канала. «Запретная зона», являясь самостоятельным произведением, вместе с книгами «Товарищи», «На юге», «Гремите колокола!» входит в завершенный писателем цикл произведений о военных и послевоенных годах.

---

– Вы же, Григорий Иванович, уже и сами на катки поставили свой дом.

– Это на всякий случай, – уныло ответил Шпаков. – Домкратами его поднял и на колеса со старых жаток поставил. Чтобы по крайности трактор мог в одночасье зацепить на буксир мой, – он криво усмехнулся, – терем. Все же, Василий Гаврилович, я надеюсь, вода сюда не дойдет.

Под его взглядом Греков отвел глаза в сторону, но и утешить его не смог.

– Дойдет, Григорий Иванович. Это хорошо, что вы решили поставить его на колеса. Но сейчас я не для этого разговора к вам пришел.

15

Всю жизнь Греков испытывал скрытую неприязнь к тем людям, которые на всякий случай аккуратно хранили в папках-скоросшивателях обязательно пронумерованные квитанции, акты, выписки из приказов начальства и прочие подобные им документы. Сам он никогда не отличался такой предусмотрительностью и даже не прочь был иногда подумать, что, должно быть, не совсем чиста была совесть у этих людей, если они уже наперед обклеивают ее бумажными латками.

Теперь же, кажется, пришла для него пора взглянуть на все это и с другой стороны. Больше того, он даже обрадовался, когда Григорий Шпаков, увидев, что гость его заинтересовался большим шкафом, с аккуратно спресованными на его полках синими и голубыми папками, похвалился ему:

– Здесь, можно сказать, вся моя колхозная жизнь. А как же? Сколько лет я, Василий Гаврилович, по вашему же, если помните, предложению был назначен в колхозе весовщиком, столько и моей бухгалтерии. – Он, как по клавишам, провел по корешкам папок косточками пальцев. – Конечно, те квитанции на всякую продукцию, какую я отпускал двадцать лет назад, у меня давно уже в специальных ящиках лежат, иначе мне бы пришлось здесь целый банк завести, но допустим…

Здесь Греков небрежно перебил его:

– Допустим, за последние три года…

– Все налицо. Например, что бы вас могло заинтересовать?

Еще более небрежно Греков сказал:

– Например, те же квитанции на сдачу зерна в «Заготзерно».

Григорию Шпакову явно начинала нравиться эта игра вокруг его бухгалтерии, которой он всегда внутренне гордился.

– Какой год, Василий Гаврилович, вы пожелали бы конкретно иметь в виду?

– Конкретно, Григорий Иванович, – Греков задумался, – ну, скажем, сорок девятый.

Григорий Шпаков с уверенностью опять прошелся косточками пальцев по корешкам папок:

– Эти у меня еще здесь. Потому что за последние три года ревизор их может в любую минуту у старшего весовщика потребовать. – Надевая роговые очки, он только на мгновение запустил руку в глубь шкафа и тотчас же, как фокусник, извлек оттуда двумя пальцами целый ворох папок. – А они все тут как тут. Пожалуйста, хоть из района ревизор, хоть из самой области. За последние три года старший весовщик обязан все приемо-сдаточные документы как на витрине держать. Вы, Василий Гаврилович, допустим, пожелали бы на какие накладные на сдачу зерна взглянуть от тока до амбара или вплоть до районного пункта «Заготзерна»?

Как-то само собой получалось, что хоть каждого и по-своему, но их обоих все больше затягивала эта игра. Грекову уже стоило труда сдерживать нетерпение, чтобы не выхватить папки у Григория Шпакова из рук, а тому все больше начинало льстить неравнодушие, с которым отнесся к его бухгалтерии гость.

– Допустим, Григорий Иванович, и на те и на другие.

– Выборочно или в целом? Вплоть до завершения хлебосдачи?

– Вплоть до завершения, Григорий Иванович. Но лучше выборочно по трем или четырем шоферам. Я и не знал, что у вас такой объем работы.

Григорий Шпаков, подняв на лоб очки, с грустной укоризной взглянул на него.

– Вам простительно не знать, у вас такое громадное дело на плечах, а когда мое непосредственное начальство не знает и не хочет знать, это похуже. Думают, старших весовщиков в готовом виде в пекарнях лепят. – Он снова со снисходительной укоризной улыбнулся Грекову: – Откуда же, Василий Гаврилович, в нашем колхозе в сорок девятом году могло три или четыре машины быть? Это уже теперь столько техники нагнали – что ни пацан, то за рулем. У нас тогда и шоферов на двух полуторках двое было, а когда… – Григорий Шпаков как-то безнадежно отмахнулся, – и совсем остался один… – Опуская очки со лба на глаза, он с проницательным сожалением взглянул на Грекова. – Так бы, Василий Гаврилович, вы сразу и сказали мне, кто вас интересует. А я, старый дурак, сразу же перед вами нараспашку.

Нет, он совсем не таким наивным был, этот Шпаков. Теперь пришлось Грекову опустить свои глаза под его взглядом.

– Напрасно вы так думаете, Григорий Иванович, это как-то само собой вышло. А вы как догадались?

– Не знаю, как будто что-то толкнуло, – Григорий Шпаков дотронулся рукой с папкой до груди, – когда вы захотели, чтобы выборочно за сорок девятый год. Как-то вроде екнуло, что не зря вы интересуетесь, я же вас давно знаю. Жаль парня.

Глядя на него, Греков почувствовал, как что-то ворохнулось и у него в груди. Наклоняя голову, он помолчал, прежде чем спросить:

– Вы мне эту папку с квитанциями доверите, Григорий Иванович?

Встречаясь с его взглядом, Шпаков протянул ему голубенькую папку.

– Вам доверяю. Но только от амбара до «Заготзерна». А тут, что с тока до амбара, у меня Подкатаев попросил и еще не отдал. Все равно, раз Коптев осужденный по такой статье, теперь никакой ревизор им интересоваться не станет.

– Нет, Григорий Иванович, я вам обязательно ее верну. И скоро, – сказал Греков, засовывая папку под целлулоид своего большого, еще фронтового, планшета. – Спасибо вам.

– Не за что. – И, уже провожая Грекова от дома через сад обратно, он с тем же испугом, с каким спрашивал до этого, уйдет его дом под воду или нет, спросил: – Неужто, Василий Гаврилович, из этого, – его взгляд упал на просвечивающую сквозь целлулоид планшета голубую папку, – может получиться что-нибудь?

– Только вы пока об этом никому, – прикрывая папку ладонью, предупредил его Греков.

– Разве я не понимаю. – Григорий Шпаков приложил руку к груди.

Уже снизу, спустившись с крутого склона, Греков еще раз оглянулся. Дом Шпакова и в самом деле, от зеленых ставней и чепчиков с белой кружевной резьбой до чакановой подстриженной крыши с красным петухом на ней, стоял над станицей, как терем. Не хватало еще, чтобы хозяин его тоже стоял на крыльце в красной рубахе, перепоясанной золоченым поясом. «Кто в тереме живет?» – невольно вспомнилось Грекову. И был этот терем почти как в той сказке, которой еще совсем недавно убаюкивал он на ночь Таню. Стоял, приподнявшись над землей, на двух толстых и круглых бревнах с забитыми в них по самой середине стальными колесами.

Но хозяин терема не в красной рубашке стоял на крыльце, провожая взглядом Грекова, а в выцветшей давно гимнастерке и в фуражке тоже военного образца, только совсем новой. Высоко, выше всех других взметнулась над станицей усадьба Григория Шпакова. «Долго будет добираться до нее вода. Но все же в конце концов она и туда доберется», – с неожиданной грустью подумал Греков.

16

Вот и оценивай после этого человека с одной только стороны. Со стороны той же усадьбы, с которой он умеет взять с каждой ее сотки столько, сколько другой никогда не сможет взять. Чем бы ни руководствовался Григорий Шпаков, но не кто-нибудь другой сберег же все эти квитанции за сорок девятый год, и теперь Греков чувствует, как они шелестят у него сбоку в планшете, вселяя пусть пока и смутную, но все-таки надежду. Все до единой пронумерованные и подшитые одна к одной о поездках в полуторке с зерном от амбара до «Заготзерна». Когда Греков, придя домой, стал их перелистывать и сразу же наткнулся на фамилию «Коптев», как будто какой-то горячей тревожной иглой прокололо ему сердце. Чтобы там ни руководило Шпаковым, когда он подшивал и раскладывал по полочкам свою бухгалтерию, теперь от его предусмотрительности может зависеть очень многое, если не все. «Вся наша жизнь сразу обрушилась, и никому до этого нет дела», – толкался в его уши голос Зинаиды, когда он осторожно и бережно перелистывал в скоросшивателе квитанции. Подожди, Зинаида, подожди, не спеши оплакивать ее, и напрасно ты решила, что все так и остались равнодушны к твоему несчастью. Вот и Шпаков вдруг спросил на прощание у Грекова: «Неужто из этого может получиться что-нибудь?» Конечно, тебя можно понять, почему ты теперь так думаешь, но не зря же и председатель Подкатаев сразу же намекнул Грекову, как только тот приехал в станицу, насчет твоей свадьбы. А теперь ему вдруг тоже зачем-то понадобились квитанции на поездки Коптева с зерном от тока до амбара. И разве зря теперь Игорь Матвеев по просьбе Грекова тоже начнет сопровождать полуторки с зерном, но уже от амбара до «Заготзерна». Тут вдруг издавна, еще с тридцатых годов, знакомое Грекову слово «клеймение» искрой вспыхнуло у него в памяти, но сразу же и погасло. Сколько потом ни рылся он в своих воспоминаниях, оно в своем, как он чувствовал, очень важном теперь значении так больше и не вернулось к нему. Теперь надо дождаться Игоря, чтобы вместе с ним перелистать квитанции и все объяснить ему, а может быть, и он что-нибудь подскажет. Вдруг еще и еще, но теперь уже две искры пронзили его одна за другой: то же слово «клеймение» и рядом с ним другое – «весы». Здесь же Греков, услышав, как звякнул обруч на калитке, узнал шаги Игоря.