Павел Вежинов - Весы

• Название: Весы
• Автор: Павел Вежинов
• Издательство: София ПРЕСС
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

---

– Слушай, Форчик, здесь что-то не то!

– Наверняка! – мрачно согласился он. – Но не с моим умом разгадывать такие комбинации. Я могу только предполагать. Как я тебе говорил, они считают, что ты чересчур высоко ставишь авторитет фирмы. Потому что, по сути дела, у нас фирма, а не управление, но ведь государственная фирма, наши доходы идут в карман государства. Как все другие фирмы, мы работаем с проектами и офертами. Они у нас всегда самого высокого качества. И потому стоят дороже, чем проекты разных фирмочек и подрядчиков, среди которых полно обыкновенного жулья. Чтобы выдерживать конкуренцию, надо снижать цены. От этого страдает не только государство, но и наши личные доходы. А министерство, которое нами руководит, часто теряет премиальные. Но тебя это не интересует. Ты знаешь, что рано или поздно авторитет нашей фирмы укрепится. И тогда мы с лихвой компенсируем все убытки.

– Послушай, Форчик, – примирительно сказал я. – Государство знает свои интересы. Может быть, эти деньги ему нужны именно сейчас, сегодня!

– Что значит сегодня! – распалился Христофор. – Нельзя жить сегодняшним днем! Работать надо на завтра, иначе окажешься в хвосте!

Мы подъезжали к малому Пасарельскому озеру. Я отлично помнил шоссе, по которому уже ехал однажды с Лидией, – вот сейчас будет крутой поворот вправо, и перед нами блеснет вода. На самом повороте какой-то мотоциклист чуть не разбился всмятку о нашу машину. Чтобы избежать столкновения, Христофор свернул |в кювет. Как бы там ни было, мы остались целы. В сущности, он сам был виноват – слишком широко взял поворот.

– Осторожно, парень, – строго сказал я. – Две разбитых головы за месяц – не много ли будет!

Дача Христофора была похожа на детскую игрушку. Деревянный домик, выкрашенный масляной краской, голубой и розовой, комбинированных с большим вкусом, конечно. Небольшой двор буйно зарос естественной травой и усеян ромашкой. Узкая белая дорожка. И все-таки домик казался бы бутафорским, не будь вокруг него рощицы. Поблизости стояли тонкостволые березы, из-за них выглядывали сосенки. Очарованный, я стоял и воротах и старался что-то припомнить… Но, конечно, не вспомнил ничего. И все же откуда у меня такое чувство, будто все здесь до смерти знакомо мне? – Форчик, мы сюда часто приезжали? – Вы – не очень часто. Ну, раз пять – шесть в год. И это немало, старик… Тут такой воздух… Вот посмотришь, какой сон будет у тебя ночью.

Мы пошли по дорожке, забрав легкий багаж. В сущности, его, конечно, нес Христофор.

– А я не приезжал один? Я хочу сказать, без тебя? Он обернулся и с улыбкой посмотрел на меня.

– Приезжал!

– А с кем?

– Этого ты никогда не сказал бы мне. Да и я ни за что бы не спросил. Все-таки ты – начальство!

Он все улыбался, но эта его улыбка сейчас показалась мне противной.

– Не скалься! – оборвал его я. – Не буду больше спрашивать!

Мы вошли в дом. Просторное помещение, разделенное надвое порталом. Передняя часть, побольше, представляла собой нечто вроде холла, задняя служила спальней. Стильная деревянная мебель. В спальне – широкая кровать, в холле – кушетка. На портале даже занавески нет. Лидия оказалась права: Христофор позаботился о себе, но для гостей не предусмотрел никаких удобств. Я заглянул в подсобные помещения – там было все, что нужно и богу, и дьяволу, даже биде. Мы еще расположиться не успели, а он уже захлопотал над телячьими отбивными, которые и без того были готовы к использованию. А ведь обещал угостить рыбой! Или это блеф?

– Вовсе не блеф! – энергично покрутил головой Христофор. – Рыбу поедем ловить завтра утром! Хочешь – не хочешь, а рыба будет.

Должен признаться, что Лидия вряд ли могла бы приготовить такие великолепные котлеты. Чтобы не есть всухую, Христофор открыл бутылку «розе».

– Чур, сегодня не распускаться! – предупредил он. – Начнем пить как люди – завтра упустим рыбалку.

– Мне и без того не хочется пить, – буркнул я. Он засмеялся.

– Здесь все пьют! Много у нас тут бывало всякого! И в конце концов он оказался прав. Когда мы кончили бутылку, я чуть было не попросил его принести вторую, но сумел сдержаться. Мне не хотелось кланяться этому бонвивану, да, наверное, и распутнику.

– Форчик, я смотрю, ты все знаешь! – начал я. – Скажи мне, какого черта я сунулся на эту должность? Он ненадолго задумался. – Во всяком случае, не из глупого и праздного тщеславия… Ты мощная личность, старикан, для тебя суетность – ничто. Тщеславны люди пустые или такие, кто не верит в свои силы. А человеку вроде тебя…

– Прошу без комплиментов. Давай прямо!

– Это не комплименты, я стараюсь объяснить тебе все, как есть. Слушай, старикан, душа человеческая полна бесов. Самый страшный из них – бес разрушения, самый страшный и самый необъяснимый. Иногда говорят о стихии разрушения. И никто не говорит о стихии созидания. Вот эта стихия живет в твоей душе. Ты просто не можешь сидеть без дела.

– Ну, это вряд ли, – поморщился я. – Ведь живу же я сейчас без дела. И прекрасно живу.

– Разве ты не понимаешь, что это ненадолго. И все-таки служба в государственном учреждении – не для тебя, старикан. Ты не администратор, ты творец. И ко всему прочему, жилые кварталы тебя не интересуют. А наша главная потребность на данном этапе – именно дешевые панельные корпуса. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Понимаю, что ты крутишься вокруг да около! А дело просто. Моим проектам не давали хода или вообще отвергали. Я был разочарован, огорчен и согласился занять пост, на котором можно работать с размахом.

– Раз сам знаешь, зачем спрашиваешь, – недовольно отозвался Христофор.

Легли мы рано, часов в десять, я – на кровати, он – на кушетке. Мы широко открыли оба окна, и ночь вступила в дом – спокойная, светлоликая. Она ничем не походила на чернильно-темные ночи в моем родном селе. И тишина здесь была какая-то разреженная, в ней кипела невидимая и неслышная жизнь. Время от времени о сетку, которой были затянуты окна, ударялись крупные ночные бабочки и жуки.

Я не заметил, как уснул. Я видел странный сон в эту ночь – настоящий сон, скомпонованный, скроенный и сшитый где-то в глубинах подкорки, как сказал бы доктор Топалов. Не знаю, быстрый он был или медленный, по новейшей терминологии, но поразительно настоящий. Мне снилось, что я лечу в каком-то бездонном и безнадежном мраке, извечном, может быть. Я не знаю, ни что я такое, ни где я нахожусь. Наверное, еще не настала эпоха дней и ночей. Только абсолютный мрак, который мы привыкли называть «ничто». Что это? Может быть, внезапно наступил конец света и в этом ничто уцелела одна моя несчастная душа? Господи, помоги мне, – взмолился я, – спаси меня, господи! И тогда понял, что, кроме меня, нет ничего; я был и богом, и собой, и всем.

Что же мне делать? – в отчаянии подумал я. Кроме как навсегда остаться во мраке, ничего другого сделать нельзя. Нет-нет, должен быть какой-то выход. Можно сменить направление, например, но как его изменить, когда не существует никаких направлений, ни воображаемых, ни настоящих. Я мог только лететь в этом ничто, во всей его бесконечности. Меня охватил ужас и отчаяние.

А не могу ли я создать немного света? – внезапно подумал я. Хотя бы одну-единственную искорку? Может быть, душа моя – последняя опора последней возможности снова создать из ничто свет и из света – жизнь? Но как я ни пробовал, никакого света из меня не рождалось. Тогда что же? Ничто?

И в этом безмерном, неописуемом отчаянии я внезапно услышал какой-то шум. Сначала еле уловимый, будто чуть потрескивали камни, раскаленные добела. Потом шум усилился и превратился в тихое жужжание, без эха, без отголосков. Господи, да это же мотор!

Теперь я понимал и сознавал, что нахожусь в самолете. Вокруг все тот же непроглядный и бездонный мрак, он свистит над стеклянным колпаком кабины. Передо мной светятся четыре зеленых фосфоресцирующих глаза – циферблаты бортовых приборов. Я с ужасом осознал, что ничего не понимаю в стрелках и цифрах, а надо сажать машину. В полном мраке, на аэродром, которого не вижу. Я стал лихорадочно нажимать на кнопки в надежде, что хотя бы зажгу фары. Ничего – мрак, мрак и гибель.

Только тут я увидел штурвал. Я лихорадочно нажал на него, самолет внезапно наклонился и устремился вниз. Осторожно, полегче! Самолет скользил и скользил, как в бездонную пропасть. Наконец он коснулся бетонной полосы и покатился, чуть заметно подрагивая и подпрыгивая. Но мне еще не верилось, что и спасен; я не знал, как остановить могучую и слепую машину. Полоса ведь не бесконечна, где-то она оборвется. И наступит гибель – другой исход невозможен. Нет другого исхода.

Но самолет вдруг замедлил ход. Он грузно заворочался, как живое существо, и наконец остановился у какой-то пропасти. Внезапно зажглись фары самолета, и в их ярком блеске я увидел перед собой домик Христофора, слепой и безжизненный, всего в десяти шагах от себя. Обрадованный, я открыл дверь и вошел в холл. Голый до пояса Христофор сидел в роскошном кресле, его лицо, освещенное фарами, было мертвенно бледно. Труп? Ничего не чувствуя, я сделал еще два шага. Тогда он открыл глаза и посмотрел на меня.