Андрей Воронин - Троянская тайна

• Название: Троянская тайна
• Автор: Андрей Воронин
• Издательство: Современный литератор
• Жанр: Боевик
• Год: 2007
• ISBN: 978-985-14-1328-3

Зайдя в тупик при расследовании громкого запутанного дела, Глеб Сиверов неожиданно приходит к ошеломляющей догадке.

---

– Скорее всего похищен, – сказала Ирина. – Свентицкий хранил его в квартире, как и всю остальную коллекцию, а теперь его там нет.

– А все остальное?

– Все остальное на месте.

– Значит, Свентицкого действительно убрали из-за этого фрагмента, – задумчиво произнес генерал.

– И сделал это тот же человек, что убил Макарова, – добавил Глеб. – Почерк, во всяком случае, тот же. Убийство обставлено под несчастный случай, в квартире никаких следов постороннего присутствия, все ценные вещи на месте, за исключением фрагмента картины. При этом память телефона очищена... В случае со Свентицким речь идет о двух телефонах, – поправился он, – квартирном и мобильном. Записных книжек нет, конвертов с адресами нет... Можно предположить, что их и не было, но это как-то сомнительно. Макаров, к примеру, мог вести жизнь затворника, но Свентицкий – другого поля ягода. Коллекционер, активный гомосексуалист, торговец картинами, посредник, немножко аферист... У него наверняка был очень широкий круг знакомств, и вряд ли он мог держать все адреса и номера телефонов в голове. Значит, убийца постарался изъять из квартиры всю информацию о его связях.

– Звучит логично, – сказал Федор Филиппович. – Только я не понимаю этой катавасии с фрагментом картины. Сначала они его продают Свентицкому, потом Свентицкого убивают, а фрагмент изымают... Если они станут и дальше действовать в том же духе, в Москве через пару месяцев не останется ни одного коллекционера.

– Я думаю, фрагмент попал к Свентицкому случайно, – предположил Сиверов.

– То есть как это – случайно? – удивился Потапчук.

– Вряд ли организаторы преступления имели намерение распродать части картины в Москве и Петербурге, – объяснил Глеб. – Слишком велика вероятность засыпаться. Скорее всего картину планировалось каким-то образом переправить за границу и продать там. Фрагмент, доставшийся Свентицкому, наверное, прикарманил кто-то из исполнителей.

– Я даже догадываюсь кто, – неожиданно вмешалась Ирина.

Потапчук и Сиверов одинаковым движением повернули головы и выжидательно уставились на нее. Ирина подняла с пола свой плоский портфель, положила его на колени и щелкнула замочком.

– Я просто не успела вам сказать. Фотография Кулагина у нас есть. Вот, пожалуйста, – она выложила на стол лист бумаги с машинописным текстом и приклеенной в верхнем углу фотографией. – Этот снимок был вывешен на его последней персональной выставке. Конечно, теперь он намного старше, но все-таки...

Потапчук внимательно всмотрелся в фотографию и передал лист Сиверову. Глеб задрал брови и хмыкнул.

– Свентицкий говорил, – продолжала Ирина, – что человек, продавший ему картину, носил длинные волосы и бороду. Художники – народ консервативный. Далеко не все, конечно, но очень многие считают длинные волосы и растительность на лице чуть ли не униформой, знаком своей принадлежности к творческой интеллигенции. Кулагин, похоже, как раз из таких. Кроме того, Свентицкий утверждал, что продавец выглядел изрядно опустившимся и от него сильно пахло вином. Кулагин изрядно пил даже в дни своего профессионального расцвета, и вряд ли он избавился от этой привычки за все эти годы забвения и более чем скромного достатка.

– Отменно! – воскликнул Глеб. – Ну просто превосходно! Что бы мы без вас делали, а?

– Но это ведь только предположение, – запротестовала Ирина. – Нельзя обвинять человека, основываясь на догадках!

– Это уже не догадки, – возразил Потапчук. – Это, Ирина Константиновна, версия, и притом вполне жизнеспособная. А обвинять в чем бы то ни было Кулагина нам, боюсь, уже не придется. Хорошая фотография, – сказал он, снова беря отложенный Сиверовым лист и вглядываясь в изображенное на снимке бородатое лицо.

– Да, – подхватил Глеб, – в самый раз для надгробного памятника.

– Что вы такое говорите? – удивилась Ирина.

– А вы подумайте сами, – предложил Сиверов. – Раз уж мы начали делать допущения, так давайте доведем все до логического конца... Допустим, Кулагин каким-то образом утаил этот клочок холста и оказался настолько глуп, что продал его коллекционеру Свентицкому. Свентицкий умер от передозировки героина, хотя в наркоманах никогда не числился. Подозреваю, что героин ему ввели насильно, а может быть, обманным путем или под угрозой оружия. Как бы то ни было, коллекционер умер, а фрагмент картины пропал, как будто его и не было. Статус-кво восстановлен, у нас снова нет ни единого вещественного доказательства, что картину действительно выкрали и разрезали на части. Но дело не в этом. Дело, Ирина Константиновна, в том, что преступникам стало известно о приобретении Свентицкого. Они сразу поняли, что к чему, и приняли меры. Одной из таких мер, я полагаю, будет убийство Кулагина. Его, кстати, вторые сутки нет дома, и его мобильный телефон отключен. Возможно, он подался в бега, узнав о смерти Свентицкого, но мне почему-то кажется, что такой возможности у него не было...

– Погодите, – сказала Ирина. – Вы сказали, что преступники узнали о том, что Свентицкий приобрел фрагмент украденной ими картины... Но как они могли об этом узнать?!

– Вы прирожденный следователь, – похвалил ее Сиверов. – Не каждый профессиональный сыщик сумел бы прямо на лету ухватить самую суть и сформулировать главный вопрос. Как они узнали... Вот и я тоже думаю: как?

Ирина не сразу поняла, что означает эта реплика и, в особенности странный тон, которым она была произнесена. А когда поняла, едва не задохнулась от возмущения: Сиверов, кажется, имел наглость предполагать, что это она проболталась о приобретении Свентицкого, пустив по Москве слух, который в два счета достиг ушей преступников.

Ирина посмотрела на Федора Филипповича, но вместо поддержки наткнулась на взгляд, в котором, как в открытой книге, прочла все тот же вопрос: как?

– Вы на что намекаете?! – спросила она возмущенно. – Вы хотите сказать, что я...

– Не хочу, – быстро возразил Сиверов. – Ну просто до смерти не хочу! И Федор Филиппович тоже не хочет, потому что ему нравится ваше печенье, и, наверное, не только оно... Но факты – упрямая вещь. Вы были у Свентицкого, вы видели фрагмент, держали его в руках, а буквально на следующий день с ним стряслась эта беда – со Свентицким, я хочу сказать, фрагмент-то, наверное, в полном порядке... Следовательно, имела место утечка информации. Она могла произойти по нескольким каналам. Себя и Федора Филипповича я исключаю по той простой причине, что это были не мы. Остаетесь вы, Свентицкий и продавец – предположительно Кулагин. Свентицкий мог похвастаться своим приобретением перед кем-то из знакомых. Кулагин мог похвалиться удачной сделкой, особенно после того, как обмыл ее с кем-нибудь из приятелей, – то есть просто сболтнуть лишнее по пьяному делу. А вы могли поделиться этим... ну, скажем...

– Я вас поняла, – резко и сухо перебила его Ирина. – И должна поставить вас в известность о том, что не обсуждаю дела в постели.

Она заметила, что Федор Филиппович опустил глаза, явно покоробленный такой прямолинейностью, а Сиверов чуть шевельнул уголком рта, но эти нюансы ее в данный момент не волновали. Они первые начали называть вещи своими именами, так что нечего теперь морщиться!

– Вы нас не совсем правильно поняли, – мягко заговорил Федор Филиппович. – В конце концов, вы не давали никаких подписок и имеете полное право обсуждать любые вопросы с кем угодно. Тем более что Виктор Викторович в курсе наших дел, и было бы вполне естественно, если бы он проявил интерес к ходу расследования, а вы этот интерес удовлетворили.

– При чем здесь Виктор? Даже если бы мы об этом говорили – а мы не говорили, хотите верьте, хотите нет, – дальше его эта информация не пошла бы.

– В доме такого человека, как Виктор Назаров, всегда есть посторонние глаза и уши, – заметил Потапчук. – Самые лучшие соглядатаи получаются именно из шоферов, горничных и дворецких, потому что хозяева привыкают к их постоянному присутствию где-то на заднем плане и перестают их замечать, как будто это не живые люди, а мебель или бытовые приборы.

Подумав, Ирина была вынуждена признать его правоту. В доме действительно было полно прислуги, и она действительно очень редко обращала внимание на этих людей, которые в нужный момент беззвучно появлялись ниоткуда и уходили в никуда, как только в них отпадала нужда.

– Я ничего не говорила Виктору о своем визите к Свентицкому, – ровным голосом повторила она. – Прежде всего, потому, что он мог счесть и наверняка счел бы мое участие в этом деле опасным и постарался бы меня отговорить, удержать... А это, в свою очередь, неизбежно привело бы к ссоре, совершенно ненужной и бесполезной... – Она подумала, что говорит лишнее и выглядит, наверное, оправдывающейся, однако дело в данный момент было важнее. Она хотела найти картину или то, что от нее осталось, а для этого ей было просто необходимо оставаться с этими людьми и продолжать пользоваться их доверием. Топтать ногами собственную гордость оказалось непросто, но Ирина справилась с этой задачей – по крайней мере, ей так показалось. – Виктор до сих пор уверен, что моя работа с вами сводится к консультациям по вопросам искусствоведения, даваемым в основном по телефону... Можете мне не верить, – закончила она.