Дорис Лессинг - Лето перед закатом

• Название: Лето перед закатом
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: АРТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992

Британская писательница Дорис Лессинг – лауреат Нобелевской премии по литературе за 2007 год. Она обладает особым женским взглядом, который позволяет ей точно и в то же время с определенной долей скептицизма писать о разобщенности современного мира.

"Лето перед закатом" – роман, погружающий читателя в глубины расстроенной психики и безумия. Героиня романа – привлекательная женщина балзаковского возроста, оказывается оторванной от привычной жизни.

---

В руках у нее был всего один чемоданчик – недаром она всю жизнь набивала себе руку, упаковывая вещи своих четырех отпрысков, детей своего века и класса, которые предпочитают путешествовать налегке, будучи непоколебимо уверены, что на прилавках магазинов главной магистрали любого города к их услугам будут товары высшего качества со всех концов Земли. Перед отъездом Кейт отобрала несколько модных платьев из своего нового гардероба и отдала Ахмеду для жены, предварительно убедившись, что они придутся впору, и по легкому дрожанию рук, державших наряды, и по вот-вот готовому выплеснуться чувству внутреннего протеста – не против нее, Кейт, надо думать, а против судьбы – она поняла, сколько такта и сдержанности пришлось проявлять ему в минувший месяц, работая бок о бок с ней.

Она поднялась на борт самолета в ярко-розовом платье – настолько ярком, что будь цвет на полтона гуще, он бы уже не гармонировал с ее темно-рыжими волосами и белоснежной, совершенно не воспринимающей загара кожей, которая и без того бросалась в глаза здесь, в этой стране, где все смуглы от природы или быстро становятся таковыми. На дорогу она захватила с собой «Пари матч», «Оджи», «Гардиан», «Таймс мэгэзин» и «Монд». Джеффри купил парижскую «Трибюн», «Интернэйшнл таймс» и «Крисчен сайенс монитор».

К своему времени, когда они прочли все эти газеты и журналы – каждый свои, а затем то, что было у соседа, – самолет долетел до Гибралтара, а два часа спустя они уже потягивали аперитивы в Малаге.

С первых дней июня все побережье этого брызжущего солнцем полуострова заполняется людьми. Если сейчас поглядеть на него с высоты, то, наверное, покажется, что он как бы осел под тяжестью человеческих тел, а воды, омывающие его, наоборот, поднялись.

За столиком между высокими кустами гибискуса и свинцового корня, который при искусственном освещении казался пыльно-серым, а не голубоватым, сидели двое, отвернувшись от толпы, и, как бы демонстрируя свое полное пренебрежение к окружающему, время от времени поглаживали друг друга по руке, а порой сплетали пальцы. Раз или два они даже поцеловались; но только для вида, вроде бы шутя, едва коснувшись друг друга губами. При более пристальном наблюдении можно было бы заметить, что на самом-то деле не так уж они отрешены от действительности и поглощены друг другом, а порой посматривают по сторонам и даже подолгу задерживают взгляд на ком-нибудь вдали, на пляже, где резвится разноплеменная молодежь. Не в море – нет: это, увы, стало слишком сомнительным удовольствием. Вверяли свое бренное тело здешним водам лишь те, кто стремился к браваде: по тому, окунется человек в море сам или позволит своим детишкам побегать босиком вдоль кромки воды, как и по его меню, можно было определить, насколько он дорожит жизнью, насколько склонен искушать судьбу. В здешнем ресторане, например, если кто-нибудь заказывал блюдо из местной рыбы, то делал это так, словно бросал вызов судьбе: «Эх, была не была, где наша не пропадала!» Если теплым солнечным утром видели девушку, входящую в море, то на нее смотрели как на чудо и, скривив губы, цедили: «Такая вот ничего не боится, ей все нипочем. Но чтоб я стал рисковать жизнью? Ни за что!» И хотя плоть людская сторонилась этих теплых вод, где некогда чуть не за полночь плавали и плескались туристы, прибрежные пески и скалы были сплошь, на сотни миль, усеяны молодежью, собиравшейся здесь, чтобы потанцевать под гитару.

Взгляды, которые бросала на берег эта пара, были задумчивы и тоскливы: у него – потому что ему хотелось быть частью этой веселящейся молодежи; у нее – потому что она вспоминала в этот момент о своих детях. В то же время она не спускала глаз со своего мятущегося партнера, готовая в любую минуту пролить целительный бальзам на его раны, утешить.

Он был щуплым молодым человеком приятной, но вполне обыкновенной наружности, ибо ничто в его облике – карие глаза, гладкие темные волосы, оливковая кожа – не выделяло его из толпы местных жителей. До тех пор, пока он не начинал говорить.

Женщина была старше его на несколько лет и больше бросалась в глаза. Она была типичной представительницей рыжеволосых. Белоснежная кожа. Светло-карие, похожие на виноградины или крупные изюмины, глаза. Приятное, улыбчивое лицо в обрамлении красиво подстриженных, лежащих тугой волной густых волос. Все эти тонкости мог бы заметить и почувствовать романтически настроенный человек; официанты же на это смотрели другими глазами: они безошибочно определили, сколько стоит такая прическа, сколько стоит такой туалет, и соответственно оценке предвкушали чаевые.

Эту парочку, надо полагать, заприметили давно… сразу выделили из толпы и наблюдали за ней внимательно. Чьи-то глаза следили за каждым их шагом с той минуты, как они спустились по трапу самолета, сели в маленький автобус, курсирующий от самолета до аэровокзала, и затем зарегистрировались в отеле (номер был заказан по телефону из Турции Всемирной продовольственной организацией). Занимались этим знатоки, которые в летние месяцы лишь наблюдают за прибывающими в страну путешественниками и дают им оценку – присматриваются, прикидывают их значимость, наклеивают ярлык и заносят в реестр.

Туристы распадались, грубо говоря, на три категории. Первая – путешествующие организованными группами; укомплектовавшись у себя на родине – где-нибудь в Англии, Франции, Голландии, Германии или Финляндии, – они ездят все вместе в туристском автобусе или летят в самолете, вместе селятся в гостиницах и мотелях и возвращаются домой опять же вместе. Потом следует категория под названием «конгломерат молодежи»; эти бороздят побережье гуртом, словно стайки птиц или стада животных, и от них за версту веет воинственной независимостью и самодовольством. Подобные вулкану, готовому в любую минуту извергнуться лавой страстей – ревностью, ненавистью, поклонением своему идолу, они придают курортным местам своеобразную экзотику; со временем, правда, из них могут получиться типичные представители первой или третьей категории. Третья, самая малочисленная, категория – обыкновенные туристы: одинокие волки, пары или семьи, которые разъезжают по белу свету, следуя собственным влечением и ревниво оберегая выношенные заранее планы. В глазах зубров туристского бизнеса, людей с философским складом ума и с наклонностями азартных игроков, эта категория относится к разряду самых выгодных, так как в их числе может оказаться кто угодно: и миллионер, и нищий, и какой-нибудь эксцентричный чудак, и преступник, и просто нелюдим. Именно в этой категории попадаются влюбленные парочки, если, конечно, сбросить со счетов «молодежь», которой сам бог велел пребывать в состоянии влюбленности – платонической или более земной. Сейчас гораздо чаще стали встречаться парочки, которые путешествуют вместе и живут в одном номере, не состоя в законном браке. Раньше, скажем, лет пять-десять тому назад, никому и в голову не пришло бы появиться в бикини или в платье с открытыми коленями и плечами в общественном месте – даже на пляже и приморской террасе: это было строго запрещено, и guardie civil

[4]

неусыпно следила за выполнением соответствующих предписаний; теперь же все эти запреты и ограничения рухнули под нажимом Золотого Тельца, равно как и неписаный закон, в силу которого люди, не связанные узами брака, не могли запросто войти в отель и снять номер. Правда, и тогда это было все же возможно, это делали, и не так уж редко, но с великими предосторожностями, прибегая зачастую к обману. В наши же дни на раскаленном жарой и страстями берегу в разгар туристской вакханалии «детки» резвятся и занимаются любовью прямо на песке, а хозяин отеля, добрый католик и порядочный семьянин, который, будь на то его воля, с презрением отвернулся бы от женщины, подозреваемой в прелюбодеянии, или случись, не дай бог, такой грех с его дочерью, безжалостно вышвырнул бы родное чадо из своего дома, – теперь радушно принимает в своем безупречном и уважаемом заведении женщин с чужими мужьями, предоставляет им свои постели, сажает за свои столы, улыбается, кланяется, балагурит, желает доброго утра, спокойной ночи и приятного аппетита, ни жестом, ни взглядом не выдавая своего осуждения или укора… разве что иногда промелькнет едва уловимая тень, soupcon,

[5]

дающий понять, что виноваты деньги, это они, проклятые, вынуждают его терпеть у себя подобное безобразие, оказывать гостеприимство этим людям, но сам-то он прекрасно понимает, насколько отвратительно все, что вокруг творится.

Наша пара была сразу занесена в разряд аморальных этими экспертами в области социальных отношений.

Им так же легко нашли место и в другой графе: вечная как мир комбинация – женщина в летах с молодым партнером. Клерк за конторкой в холле отеля, заглянув в их паспорта, чтобы списать необходимые для полиции данные, был поражен разницей в возрасте. Поведение их не было ни развязным, ни слишком застенчивым – они держали себя сдержанно и с достоинством. Возможно, охладели друг к другу?.. Только не это! Их взаимную предупредительность нельзя было приписать одним лишь хорошим манерам, нет, здесь что-то гораздо большее – так порешили эксперты, чей наметанный за многие годы работы глаз с первого взгляда схватывал и место приезжих в обществе, и накал любовной страсти, и финансовый потенциал. А может быть, эти двое никакие не любовники? Тогда кто же? Сын и мать… Нет и еще раз нет, это невозможно. Брат и сестра? Тоже нет, нельзя поверить, чтобы из одного и того же чрева вышли внешне столь разные люди. Неудачный брак? Нет, эти двое не несли на себе печати ассимиляции, схожести друг с другом, которая отличает супругов; кроме того, документы, лежавшие на конторке, говорили об обратном. Это, несомненно, любовники, нечего и голову ломать.