Дэвид Файнток - Надежда патриарха

• Название: Надежда патриарха
• Автор: Дэвид Файнток
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03596-6

Мятеж военных на борту звездного корабля «Галактика» грозит перерасти в глобальный конфликт. Николас Сифорт вступает в сложную политическую игру, от исхода которой зависит будущее планеты.

---

Это было невыносимо.

Я кое-как добрался до подиума, прислонил неразлучную трость к стойке. Широко улыбаясь, со сверкающими глазами, Робби Боланд протянул мне руку.

Ожидая, когда смолкнут аплодисменты, я оглядел зал. Арвина Родштейна загнали во второй ряд, как я и планировал. Он заплатил немалые деньги, чтобы во всем этом участвовать. Господи, как он элегантен в своем черном костюме!

Я поднял обе руки и помахал залу. Скольких людей здесь я знал? Адмирала Хоя, конечно. Заместителя Генсека Чисно Валера и сидевших с ним за столом помощников. Конни Хистинга с голографовидения. Винце Канло из «Всего мира на экране». Да и многих других.

Аплодисменты стали медленно стихать.

Я жмурился от огней, от света телекамер, которые будут разносить мои слова по всему миру.

В переднем ряду замахали руками, как будто для того, чтобы привлечь мое внимание.

«О, нет!»

Мой сын Филип и Джаред Тенер усмехались, довольные произведенным на меня шоком.

«Нет, Господи, только не это».

Я посмотрел вниз, на Алекса. Его губы словно молча произносили: «Браво, сэр!»

Слышалось скрипение сотен стульев. Наконец в зале наступила полнейшая тишина.

Только несколько слов. И дело будет сделано.

– Леди и джентльмены! Благодарю вас…

«Гардемарин Николас Сифорт докладывает, сэр!» – отчеканил энергичный молодой голос. Я замер в ожидании. Капитан «Хельсинки» повернул ко мне свои пронзительные серые глаза.

– …благодарю… – Я запнулся. «Нет!»

Я застыл на несколько мгновений, смотря в зал.

Послышались удивленные восклицания.

Я схватился за кафедру так, что костяшки пальцев побелели. В переднем ряду мой сын Ф. Т. смотрел вверх, переполняемый гордостью.

Я поднял голову.

– Благодарю вас за доверие, которое вы сочли возможным мне оказать. – Я осмотрел присутствующих в поисках человека, который мог бы меня понять. – Вы будете чествовать мою высочайшую нравственность… Между тем прошлой зимой я одобрил изменение в налоговом законодательстве, попав в число номинантов на премию Бона Уолтерса. Я знал, что награждение этой премией обязательно последует за подобным деянием. Это можно назвать только актом моральной нечистоплотности, и больше никак. После того, что здесь мною сказано, я не имею возражений против продолжения церемонии награждения.

Повсюду в зале зазвучали удивленные возгласы.

Филип в переднем ряду молча за мною наблюдал, а губы его разомкнулись, словно он хотел что-то возразить. Рука Джареда вытянулась вперед, как бы для защиты.

– Являюсь ли я после всего этого порочным человеком? Думаю, что нет, однако я дал волю политическим амбициям и соответственно рассадил здесь гостей банкета. Мистер Генеральный секретарь Кан, вам следовало бы сидеть на более почетном месте – и вы бы там сидели, не вмешайся я. Мистер Родштейн, хотя вы и директор фонда Бона Уолтерса, я дал вам место в отдалении от президиума за ваше выступление против Закона о тарифах на пшеницу. Я прошу прощения у вас обоих за эти нечестные действия.

– Господин Генеральный секретарь! Не надо! – донесся до подиума крик Джеренса Бранстэда.

– Давно ходили слухи, что премия Бона Уолтерса присуждается по политическим мотивам. Так оно и есть. И мне нет прощения за участие в этом дешевом балагане.

Возгласы в зале стихли, и наступила мертвая тишина.

Я проглотил комок, застрявший у меня в горле.

– Так как я нахожусь здесь рядом с моим старым товарищем по полетам, в присутствии моего сына, которым внутренне горжусь, и еще одного хорошего парня, который когда-то был моим кадетом, мне вспомнилось, кем когда-то, несколько десятилетий назад, я хотел стать. Теперь уже поздно пытаться стать таким человеком. Но я могу сделать очень важную для меня попытку искупить свою вину. Итак, как вы видите, если у меня есть какие-то претензии на моральное достоинство, я не могу принять награду, которую присуждают наиболее высоконравственному человеку. Я недостоин чести, которую вы мне сегодня оказали.

Я невозмутимо смотрел прямо в голографокамеры.

– Благодарю вас за намерение наградить меня. Благослови вас Господь.

Опираясь на трость, я заковылял через молчащий зал.

4

Мы сидели в моем номере-люкс «Хилтона». За широкими иллюминаторами виднелся корабль ВКС «Галактика», а за ним – огромная сфера Земли.

Джеренс Бранстэд замер на диване, обхватив голову руками.

Арлина пристроилась на подлокотнике моего кресла.

– О, Ники, ты когда-нибудь изменишься?

– Не похоже, – хмыкнул я. Поздновато уже меняться.

– Стыд какой. Если отбросить твою пуританскую мораль, ты просто маленький хулиганишка.

Возмущенный, я задумался. Хотя к ее критике я обычно относился с уважением, Арлина редко наседала на меня прилюдно. Правда, Бранстэд и Алекс были для нас почти членами семьи, но все же…

Алекс прочистил нос.

– Господи, не на поминках же мы! – поспешно сказал я.

– Может быть, и на поминках, – заметил Бранстэд. – На политических. – Его пронизывающие серые глаза остановились на мне.

Я махнул рукой:

– Ерунда все это.

Патриархи все равно через несколько дней мною займутся. Впрочем, Джеренс с Арлиной об этом не знали, а мне не хотелось их беспокоить. Я никоим образом не мог критиковать старейшину, не затрагивая самой Церкви, а этого мне делать никак не хотелось. Так я бы вступил в конфликт с самим Господом.

– Такой был приятный момент, сэр, – сказал Алекс. – Зачем вы все разрушили?

– Тебя это не касается. – Я сначала огрызнулся, а уж потом подумал. – Извини, ты этого не заслужил.

Я устало откинулся назад в кресле, поудобнее устроив голову. Жаль, с нами не было Филипа, но он сказал Арлине, что хочет побыть один, и куда-то ушел.

– Я становлюсь старым брюзгой, – медленно проговорил я. – Наверное, вы замечаете. Надо вам меня придерживать.

– Мы стараемся, – сухо заметил Бранстэд.

– Такое впечатление, будто я навожу порядок в наших делах. Меня так достали все эти придурки, которые мешают нашему прогрессу. – Я вздохнул, мысленно сетуя, что не нахожу нужных слов все это объяснить. – Когда я впервые занял эту должность, шрамы от вражеских атак были еще совсем свежими…

Тогда целые города оказались уничтожены, а люди были в шоке оттого, что наши доблестные покорители Вселенной допустили такое опустошение.

– А затем, в пору моего второго пребывания в должности Генсека, после восстания переселенцев…

Помнится, Нью-Йорк был охвачен пламенем, беспорядки распространились на Чикаго, Детройт, Лондон.

И в качестве офицера Флота, и на гражданке я был героем войны, а потом миротворцем. Но как Генеральный секретарь я работал над тем, чтобы устранить последствия разрушений, создать условия для роста экономики. Чтобы унять разгул эмоций, чтобы мы встали наконец на путь восстановления. В то время я много поколесил по свету, утешая и поддерживая тех, кто впал в глубокое отчаяние. Берлин погряз в преступности. Новый Орлеан затопило водой, Киев вообще исчез с лица земли… Наступит ли этому конец?

Казалось, израненный, перенаселенный мир получит достаточно шансов, чтобы воспрянуть, встать на ноги. И я старался изо всех сил – часто в совершенно невозможной атмосфере, среди потерявших кров во время войны бездомных, в загаженных всевозможными выбросами городах, окруженный переполненными яростью людьми, – старался расшевелить разлапистый правительственный аппарат. Снова и снова я ездил по городам Земли, чтобы меня видели, слышали, прикасались ко мне – в полную противоположность моему предшественнику, Генсеку Кану.

Во внешних сношениях я восстановил контакты со многими колониями – недовольными, что их забыли в самый важный момент, когда безжалостные космические рыбы атаковали многие дальние поселения. Я изменил обменный курс в их пользу, чтобы поддержать и промышленность, и торговлю.

И повсюду я говорил только правду, проводил последовательную политику, благодаря которой и заслужил безграничное доверие всего мира.

И тем не менее так много вопросов я решал не правильно.

– Полагаю, что в определенном возрасте, – сказал я, – мы все мечтаем снова стать молодыми, чтобы впереди снова оказалась вся жизнь. Во мне же происходит нечто иное. Чего я действительно хочу – так это повернуть вспять время, чтобы стать другим человеком. Но это невозможно, и оттого я схожу с ума.

– Кто-то нашептывает ему. – Алекс говорил в стену, словно боясь встретиться со мной взглядом. – Если кто-то и может гордиться тем, кем он стал, так это он.

– Последними деяниями мне гордиться не приходится.

– Ба! Да вы и никогда не гордились.

– Те действия, которые вы называете героическими…

– Вы так же ошибаетесь относительно себя, как и всегда, – заметил Джеренс.

– Чушь все это. Я помню, что обзывал тебя мальчишкой, но что касается «Трафальгара»…