Георгий Марков - Строговы

• Название: Строговы
• Автор: Георгий Марков
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

Роман советского писателя, лауреата Ленинской премии М.Г. Маркова повествует о жизни сибирских крестьян в дореволюционную эпоху, о классовом расслоении деревни, о событиях в период Октябрьской революции и гражданской войны в Сибири.

---

Конец сказки бывал различен. Беляев то пускал молодого рабочего скитаться в поисках правды, то подымал работников на войну, то работник погибал за правду. Но всегда царь и его слуги оказывались побежденными, а работники – победителями.

Нередко, рассказав сказку, Беляев спрашивал Артемку:

– С кем бы ты пошел, с царскими служками или с рабочим?

– Конечно, с рабочим. Я бы за ним хоть на край света пошел!

Глаза мальчика загорались, и он расспрашивал:

– Дядя Тарас, а он, этот рабочий, живой, он правдашный?

Беляев серьезно отвечал:

– Самый настоящий, вот как мы с тобой.

Как-то раз Матвей с Беляевым на дворе пилили дрова и, разрезав пополам толстый лиственничный кряж, присели на чурбан покурить.

– Тарас Семеныч, ты Соколовского давно знаешь? – спросил Матвей.

– Да лет восемь.

– Чем он теперь занимается? Учением или при должности какой?

– Ни тем, ни другим. Он революционер.

– Это как же, Тарас Семеныч, понять? Он, значит, вроде ссыльных поляков? У нас тут раньше их много было. Те против царя бунтовали.

– Вроде, да не совсем, – ответил Беляев. – Поляки, что тут у вас в ссылке были, бунтовали с единственной целью: отделиться от Российской империи и образовать свое государство. А такие люди, как Соколовский, к другому стремятся. Они хотят устроить другое государство, без царей, без помещиков и фабрикантов, без деления на богатых и бедных, – такое государство, в котором вся власть будет принадлежать народу и все трудящиеся люди станут равными.

Беляев кратко и простыми словами рассказал Матвею о классовой борьбе. Матвей слушал, забыв о цигарке. Во всем этом было что-то схожее с его мыслями о китайской земле, о богатстве и бедности, о царе, который далек от народа.

– Тарас Семеныч, а кто первый до этого додумался?

– О том, что люди делятся на классы по своему имущественному положению, – отвечал Беляев, – давно известно. А вот насчет того, что неимущие придут к власти через борьбу, первым сказал ученый Карл Маркс.

– А Соколовский – знающий в этом деле?

– Да. Он за границей у Плеханова и Ульянова был. Это первые марксисты в России. Соколовский и меня втянул в революционную работу. Он у нас на заводе тайным кружком рабочих руководил.

– Значит, ты, Тарас Семеныч, тоже заодно с Соколовским?

– Ну конечно! – рассмеялся Беляев. – Ты думаешь, я на охоту приехал? Нужда меня сюда загнала. Я сроду не охотился и охотником поневоле стал. Сам я уральский слесарь. Полгода тому назад в ссылку был осужден. Да вот сбежал. Пока и скрываюсь от полиции, как могу.

– Была у меня такая догадка, – засмеялся и Матвей, – вижу, человек на охоту приехал, а охотиться не особо мастак. Да таи уж молчал, спрашивать не смел.

На крыльцо вышла Анна, в полушалке, накинутом на плечи.

– Тарас Семеныч, Матюша, идите обедать!

У двери Тарас Семенович остановился и сказал вполголоса:

– Открылся я тебе, Матвей Захарыч… Кое-чего, может быть, и не следовало говорить. Да, думаю, не подведешь. Вижу, что тебе и самому не все в этой жизни по нутру приходится.

– Не бойся, Тарас Семеныч. Все, что говорено, промеж нас одних и останется.

Не сразу доверился Матвею Беляев. Он долго присматривался к нему, расспрашивал, наблюдал за жизнью пасеки. Случай на охоте связал их крепкой дружбой. Часто они просиживали в темноте у горящей железной печки до вторых петухов, и многое неясное и запутанное в жизни объяснил Беляев Матвею.

Неожиданно на пасеку приехал человек с письмом от Соколовского. В письме сообщалось, что Беляеву можно вернуться в город.

Беляев обрадовался, стал торопливо собираться в дорогу.

Агафья засуетилась, приговаривая:

– Пожил бы еще, Тарас Семеныч, недельку-другую, куда торопиться-то? В городе еще надоест. А мы попривыкли к тебе, как к родному.

– Дядя Тарас, ты еще приедешь? – приставал Артемка.

– Приеду, Артем, обязательно приеду, – обещал Беляев.

Захар достал из подполья два больших туеска и ушел с ними в амбар накладывать мед. Анна завела квашню, собираясь ночью выпечь на дорогу Беляеву свежего хлеба.

– Ты, Тарас Семеныч, дичь и пушнину не забудь, – напомнила Агафья.

Беляев засмеялся.

– Ничего не возьму, мамаша.

– Да ты что, Тарас Семеныч, в уме ли? Бросать такое добро! У тебя одних уток без малого полторы сотни набито, – убеждала его Агафья.

– Ну, раз добро, и пользуйтесь им на здоровье.

Агафья подпоясалась кушаком, взяла подойник и пошла во двор, раздумывая:

«Добрый какой. Видно, при деньгах человек».

На другой день рано утром Беляев уехал.

Строговы долго вспоминали его.

– Таких я люблю, – говорила Анна. – Девять недель жил, а хозяйского на копейку не съел. Одной пушнины рублей на двадцать продать можно.

– С таким мужиком бабам жить легко, – соглашалась со снохой Агафья. – Он тебе и дров натаскает, и печку разожгет, и скот напоить сгоняет. – Она посмотрела на Захара с упреком. – Не тебе, ерыкалка, чета. Ты бабье дело в грош не ставишь.

Матвей, слушая эти разговоры, прятал усмешку. Он знал, кто такой Беляев, но обещал ему молчать и делал это не без гордости.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Дружба Демьяна Штычкова с Евдокимом Юткиным началась в тот самый год, когда уходил Матвей Строгов в солдаты. Однажды, возвратившись из города, Евдоким позвал к себе Штычкова. Демьян робко вошел в дом Юткиных, перекрестился, загнусавил:

– Чай с сахаром!

– Чай пить с нами.

– Только было дело, – отказался Демьян.

– Садись, Минеич, разговор есть.

Демьян сбросил дубленый полушубок, несмело пролез за стол.

Была суббота. Выскобленные полы, застеленные половиками, придавали дому праздничный вид. В горнице у божницы тускло теплилась лампада. Пахло деревянным маслом и гущей.

За столом сидели: Евдоким, Марфа, их сыновья – Терентий и Прохор, хриповатый дед Платон. Когда Марфа подала Демьяну чай, Евдоким сказал:

– Разговор, Демьян Минеич, вот о чем. Подрядился я в город товар по тракту возить. Двенадцать саней должен я подать. А запряжных коней у меня, сам знаешь, восемь. Запрягай остальных. Заработок ладный.

Демьян охотно согласился.

С этого дня у Евдокима с Демьяном завязалась дружба – крепкая, прочная, как калмыцкий узел.

На другой год этой дружбы Евдоким и Демьян выстроили на паях маслобойку.

Приток подвод начинался по санному первопутку. До четвертой недели великого поста маслобойка работала почти беспрерывно. За переработку семян хозяева брали натурой. В погребах и подвалах Евдокима Юткина и Демьяна Штычкова появились кадки с постным маслом. Во дворах, у амбаров, кучами лежали плитки жмыха. Жмыхом откармливали свиней. Тяжелые туши, налитые белым жиром, сбывали в городе владельцам мясных лавок.

Вслед за маслобойкой Евдоким с Демьяном построили мельницу. В четырех верстах от села мужики запрудили речку, срубили амбар, втащили жернова, поставили мельничное колесо.

Прошел еще год.

Как-то осенью к Евдокиму Юткину на кровном жеребце приехал Селиван Голованов, купец второй гильдии.

Евдоким вылетел навстречу ему, босой, кудлатый, с новой, в серебряном окладе иконой и хлебом-солью на большом блюде.

– Убери эту деревяшку! – крикнул купец, кнутом указывая на икону.

– Как вашей милости угодно: все-таки мать божья…

– Настоящая мать божья на иконах старого письма, а это… с городских барынь малюют.

Купец был старовером.

В доме он выпил кружку квасу и объяснил цель своего приезда.

У купца контракт на поставку овса военному ведомству. Овса требуется много, – видать, война где-то затевается. Евдокиму прямой интерес увеличить посевы овса да, может, сбить на это еще кое-кого из богатых мужиков. Голованов готов выдать задатки и закупить весь урожай оптом по твердой, хорошей цене.

Евдоким был польщен приездом купца, а его предложение нашел выгодным. Вместе с Демьяном они обмозговали это дело и весной засеяли овсом все поля, какие можно было засеять.

И вот теперь у Штычковых и Юткиных работало почти все село. В покос, на поденщину, выходило по сто косцов. В страду овес убирали тоже чужие руки. Нанимали больше переселенцев. Нанимали всяко: поденно, подесятинно, сдельно. За день работы жнец получал плицу муки, пригоршню гороха и хозяйский харч. Рабочий день продолжался от зари дотемна.

Осенью ворота юткинского двора закрывались только на ночь. Днем сюда тянулись люди: одни возвращали взятые весной долги, другие приходили выручать заработки, третьи слезно просили пудовку-две хлеба взаймы до зимнего обмолота.

В эту пору под навесом около больших весов слышались брань, слезы, упреки. Обиженные мужики и бабы поминали бога, стращали им своего «благодетеля». В ответ по двору разносился свирепый голос Евдокима:

– Ты меня богом не стращай! Что мне бог? С богом у меня дружба. Дождь пройдет – мельница заработает. Ветер будет – ветрянка завертится. Вёдро будет – пчела меду натаскает. Снег будет – озимые не вымерзнут. Бог прогневается – свечку толстую в церкви поставлю.