Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство

• Название: В час дня, Ваше превосходительство
• Автор: Аркадий Васильев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-203-01691-7

В остросюжетном романе писателя А. Васильева (1907—1972) увлекательно рассказывается о деятельности чекистов в годы гражданской и Великой Отечественной войн. Особый интерес представляет вторая часть книги, в которой показано, как главный герой романа проникает в штаб так называемой «Русской освободительной армии» генерала-изменника Власова…

---

— Кто приедет?

— Я сказала — генерал Власов. — Глаза строгие, тон ледяной.

— Но вы же…

— Я надеюсь, Макс, что все будет приготовлено хорошо.

— Безусловно, фрау Белинберг, все будет достойно вас…

— Я не сомневалась, герр Вейдеманн.

Как досталось в этот день не только остгорничным, осткастелянше, остовощной бригаде, но и своим — поварихе Гертруде и кондитеру Розе!

В картинной галерее работали Козихина — личный номер 101427 и Рябинина — номер 113716. Обе в синих халатах, в белых нитяных чулках — фрау Белинберг запретила восточным работницам входить в дом в своей одежде.

Сначала натерли паркет, и, хотя дьявольски устали, надо было еще обмести пыль.

— Очень уж ты стараешься, — с насмешкой сказала Козихина. — Протрешь до дыр…

Маленькая, худенькая, с коротко остриженными волосами, она выглядела совсем подростком, хотя ей исполнилось двадцать три года.

— Во-первых, фрау Белинберг проверит, нет ли пыли, а во-вторых, я эту картину очень люблю.

— Картина как картина. Обыкновенная мазня.

Рябинина засмеялась:

— Сама ты мазня. Это Савицкий. Из Смоленского музея.

— Откуда тебе это известно?

— Посмотри на инвентарный номер. О, и его даже снять не потрудились.

Козихина посмотрела на жестяной номерок, прибитый на внутренней стороне рамы, вслух прочла:

— «Смоленский областной музей».

— Убедилась?

— Вот сволочи!..

— Громче кричи. Хочешь на Макса нарваться?

— А ну его, хромого дьявола!..

Рябинина принялась за следующую картину.

— Это тоже наша. Из Ростовского музея изобразительных искусств. А на металлической табличке выгравировано по-немецки: «Дар группенфюреру СС Белинбергу от командующего первой танковой армией Макензена».

— Краденое легко дарить!

Переставляя стремянку, сказала:

— А ты, Варя, врешь, что была продавщицей. Я понимаю, от немцев-гадов надо скрываться. А зачем тебе от меня прятаться? Что я — капо? Вместе горе мыкаем.

— С чего ты взяла? Я ничего не скрываю.

— Ты с образованием. Я вижу. Немецкий знаешь, и вообще.

— Я среднюю школу с отличием кончила. Мечтала стать врачом. Провалилась на экзамене по химии — схватила тройку. Пошла с горя в торговую школу. Потом обленилась, да и понравилось — хорошо зарабатывала, особенно на дефиците. И муж прилично получал.

— Где он?

— Не знаю. Мы перед самой войной разошлись…

— А мой, если жив, воюет. И все-таки ты не продавщица. Ты или артистка, или художница. В картинах разбираешься, и вообще. Все девки, как тебя привезли, сказали: «Артистка!» Я вот не скрываю: работала инструктором по физкультуре, занимала на соревнованиях по лыжам первое место. А теперь белая негритянка, рабыня…

— У всех нас положение одинаковое. Все мы рабыни…

— Чего это ты сегодня ночью ревела?

— Зубы разболелись.

— Опять врешь…

Рябинина сошла со стремянки. Выше Козихиной почти на голову, с большими серо-зелеными глазами, с волнистыми каштановыми волосами, она и теперь выглядела красавицей.

— Удивляюсь, — сказала Козихина, — как тебя фрау Белинберт приняла. Она всех мало-мальски симпатичных девчат немедленно обратно отсылает, держит только уродов, вроде меня.

— Ты урод? Побольше бы таких уродов!

— Ни кожи, ни рожи! — решительно подвела итог Козихина. — Как она тебя не тронула?

— Меня привезли, когда ее дома не было.

— Макс привез? Это он для себя старался.

— Пусть только попробует!

— Ты не первая.

Козихина прислушалась:

— Скрипит… Сейчас появится, хромой черт!

Вошел Вейдеманн, сказал по-русски:

— Козихина, удались! Марш, марш!

Плотно закрыл за ней дверь, уселся в кресло.

— Добрый день, Рябинина. Вы очень хорошо поработали. Все блестит. Я желаю тебя немного благодарить… — И вынул из кармана конфету. — Бери! Ну, что же ты? Подойди и возьми мой подарок.

— Спасибо. Я не люблю конфет.

Вейдеманн засмеялся:

— Первый раз слышу, чтобы фрейлейн не любила сладкого. Ты просто не хочешь моей конфеты. Ну подойди. Возьми. Я принесу тебе пирожное, даже два.

— Я не люблю ничего сладкого.

— Я принесу горького. Иди ко мне.

Подошел к Рябининой, схватил ее за руку:

— Слушай внимательно. Сегодня ночью приходи в оранжерею.

Рябинина заученно ответила:

— Восточные рабочие не имеют права отлучаться из места, отведенного им для ночлега. Виновные в нарушении порядка на первый раз подвергаются телесному наказанию, на второй раз арендатор обязан возвратить злостного нарушителя в рабочий лагерь, где с ним будет поступлено по закону военного времени.

Вейдеманн слушал, не перебивая. Рябинина замолчала, попыталась освободить руку, но ничего не вышло — Вейдеманн держал цепко.

— У тебя хорошая память, но ты пропустила важные слова: «Восточные рабочие не имеют права без разрешения арендатора отлучаться с места ночлега».

— Фрау Белинберг мне не разрешила.

— Ты забыла, что я доверенное лицо арендатора и разрешаю тебе покинуть место ночлега. Мы с тобой немного посидим в оранжерее… Я принесу тебе два пирожных.

— Немецкий офицер может находиться с восточной рабочей исключительно во время допроса. Все остальное является безнравственным, а виновные подлежат наказанию.

Вейдеманн начал злиться, но виду не подал.

— Рябинина! Явитесь после полуночи на допрос, в оранжерею. За меня не беспокойтесь, нас никто не увидит. Сегодня к фрау Белинберг приедет ее будущий супруг. Она будет занята.

Вбежала Козихина. Вейдеманн отпустил руку Рябининой, строго сказал:

— Опять без предупреждения?! Марш, марш!

— Меня послала за вами фрау Белинберг! К нам приехали…

— Скажи, что я сейчас приду.

Козихина озорно подмигнула Рябининой и убежала.

Вейдеманн пригрозил:

— Попробуй не прийти…

В небольшой гостиной, которую все в доме называли «голубой», находились фрау Белинберг и молодой офицер.

— Мой управляющий, герр Вейдеманн.

— Очень приятно. Поручик Астафьев. Благодарю вас, фрау Белинберг.

— Я думаю, вам лучше поговорить без меня, — сказала Белинберг и вышла.

— Слушаю, поручик, чем могу быть полезен?

Астафьев глянул на часы.

— Сегодня, через пять часов и сорок пять минут сюда прибудет генераллейтенант Власов.

— Мы рады встретить генерала…

— Я полномочен проверить, соответствует ли здешняя обстановка безопасности генерал-лейтенанта Власова.

— Возможно, вы не знаете, что этот дом принадлежит вдове группенфюрера СС и что ее брат…

— Мне все известно. И тем не менее я обязан…

Астафьев строго посмотрел на Вейдеманна:

— Прошу полный список лиц, имеющих доступ в комнаты, план всего дома, потом осмотрим территорию.

В помещении для восточных рабочих поручик заговорил с Козихиной, спросил, откуда она.

После осмотра дома козырнул Вейдеманну и напомнил:

— Передайте фрау Белинберг — генерал-лейтенант прибудет в восемнадцать ноль-ноль…

Фрау Белинберг встретила Вейдеманна милой улыбкой:

— Проводили?

— Это непостижимо! В дом группенфюрера СС приезжают русские и подвергают меня допросу!

— Не надо волноваться, Макс. Это вредно.

— Я уже не могу волноваться, дорогая Адель. Я волновался, когда там, в России, потерял вашего мужа, который так любил и ценил меня. Я волновался, когда мне отделили ступню, — и я не знал, как буду жить дальше. Я потерял веру во все — в людей, в любовь, в дружбу, когда узнал, что вы собираетесь замуж. Группенфюрер перевернется в гробу. Его жена выходит за русского…

— Ты не точен в определениях. Не жена, а вдова. Это совсем иное — вдова.

— Променять вашего мужа на эту сутулую русскую гориллу!

— Ты снова не точен в определениях, дорогой Макс. Променять можно чтонибудь существующее, а мой муж, к сожалению, увы, как это ни печально, не существует. Если хочешь знать, я жертва. Да, да, жертва… Мы, германские женщины, умеем вместе с вами, мужчинами, нести ответственность за судьбы рейха! Мое замужество необходимо Германии! Это не просто брак, это политический союз.

— Надо было этой горилле подложить другую жертву.

— Почему другую?

Вейдеманн опустился на колени, поцеловал Адели руки.

— Зачем вы так говорите, Адель? Одумайтесь, пока не поздно. Честолюбие никого до добра не доводило, У вас хорошее имение, пенсия за мужа. Я люблю вас. Я сойду с ума, Адель!

— Не надо. Тогда и тебя отправят в Аушвиц, и ты не сможешь поехать со мной в Россию… Дай твой глупый, упрямый лоб… Я пошла отдыхать.

Фрау Белинберг панически, до животного крика боялась воздушных налетов. Если поблизости появлялся самолет, она, не пытаясь узнать, свой это или чужой, мчалась в убежище со своим маленьким чемоданчиком из зеленой кожи, в котором лежали драгоценности.