Паулина Гейдж - Искушение фараона

• Название: Искушение фараона
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01852-0

Роман Паулины Гейдж «Искушение фараона» – это по-настоящему захватывающая, загадочная история, полная приключений, страсти и мистики.

Царевич Хаэмуас, сын Рамзеса Второго, богат, влиятелен и почитаем во всем Египте как талантливый врачеватель и благородный человек. Но его душу давно терзает тайное желание – заполучить легендарный Свиток Тота, который, как считается, наделяет своего владельца способностью возвращать к жизни усопших и понимать язык зверей и птиц. Наконец судьба улыбнулась молодому царевичу, и в нераспечатанной гробнице он нашел заветный манускрипт. Но мог ли он подумать, что там его ждет и великая любовь?

Завораживающая, мастерски написанная история о чувственности и любви, несомненно, приятно порадует читателей уже знакомых с Паулиной Гейдж по ее роману «Искушение богини».

---

– Это вовсе не безумные выходки, – горячо возразила Шеритра. – Перед тобой списки с подлинных документов, которые хранятся в коптосской библиотеке. Их изготовил Антеф под присмотром тамошнего хранителя, который, несомненно, будет готов поклясться, что это чистая правда. Прошу тебя, прочти их, отец.

– Любой принесет какую хочешь клятву, стоит лишь ему как следует заплатить, – мрачно заметил Хаэмуас. – Но все равно я прочту, раз об этом меня просишь ты, Шеритра.

Присев на край постели, он стал с нарочито недовольным и презрительным выражением лица просматривать первый папирус. Гори опасно раскачивался из стороны в сторону и издавал время от времени тихие стоны, но отец не обращал на него ни малейшего внимания. Антеф снял у него с пояса флягу с маковой настойкой и поднес ее к губам Гори, давая другу напиться, потом опустился перед ним на колени и притянул его голову себе на грудь. Шеритра держалась из последних сил, она едва стояла на ногах от пережитого волнения и усталости, а комната постепенно приобретала все более четкие очертания. Тускнеющая лампа горела грязно-желтым светом. Близился рассвет.

Наконец Хаэмуас отбросил в сторону последний свиток и взглянул в глаза дочери.

– Шеритра, и ты веришь во весь этот бред? – спросил он. Хуже этого вопроса он придумать ничего не мог. Она молчала, не зная, что сказать, а он продолжал идти в наступление: – Не веришь. Как не верю и я. Как жаль, что Гори попусту растратил столько сил, чтобы состряпать эту гнусную ложь. Если бы он так не переутомлялся, занимаясь всякой ерундой, кто знает, может, болезнь и не одолела бы его.

– Причина моей болезни – проклятие, наложенное этой женщиной, – еле выговаривая слова, произнес Гори. – Она сама во всем призналась, сама сказала, что этим все и кончится. Она – ходячий труп, отец, так же как и ее муж Ненефер-ка-Птах, и их сын Мерху, и они погубят всю нашу семью. И эту беду навлек на нас ты, когда, сам того не подозревая, вслух произнес первую часть заклинаний из Свитка Тота. – Он сделал попытку рассмеяться. – И одним только богам ведомо, что бы произошло, вздумай ты прочесть и вторую часть.

Хаэмуас поднялся и направился к двери. Несмотря на всю его самоуверенность, Шеритре показалось, что она различила в его облике некоторое глубоко спрятанное беспокойство.

– С меня довольно, – громко произнес Хаэмуас. – Табуба предупреждала меня, что тебя терзают муки ревности, что ты на грани безумия, что ты мучаешься от неутоленного желания, и всех этих причин достаточно, чтобы ты посягнул на ее жизнь и на жизнь ее ребенка. Тогда мне показалось, что эти опасения не более чем обычные волнения беременной женщины, теперь же я изменил свое мнение. Ты – угроза для них обоих. – Он распахнул дверь. – Стража! – громко позвал он.

– Не надо, отец! – взмолилась Шеритра, бросаясь к нему и повисая у отца на руке. – Нет, ты не можешь этого сделать! Он умирает, разве ты сам не видишь? Сжалься же над ним!

– А он сжалился над Табубой? А надо мной? – с жаром набросился на нее Хаэмуас, а двое стражников уже вбегали в комнату. Хаэмуас коротко им кивнул, указывая на Гори. – Взять моего сына под строжайший арест, – приказал он. – Он должен находиться у себя в покоях, ему запрещается выходить за порог.

Шеритра опять закричала, но Хаэмуас расцепил ее пальцы, сжимавшие его руку. Воины уже поднимали Гори, а Антеф быстро сунул ему в руку флягу с маковым питьем. Гори бросил взгляд на Шеритру.

– Ты знаешь, что тебе предстоит сделать, – сказал он. – Прошу тебя, попробуй, Шеритра. Я не хочу умирать так скоро. – И после этого его вынесли, вернее сказать, вытащили из комнаты.

Хаэмуас обернулся к дочери.

– За тебя же мне просто стыдно, – рявкнул он. – Сейчас можешь быть свободна, но лишь до тех пор, пока я не придумаю для тебя подходящего наказания. – Он повернулся к Антефу. – В глубине души ты неплохой человек, – произнес он уже более спокойно. – И мне хотелось бы верить, что ты всего лишь оказался безвольным орудием в руках моего сына. Тебя тоже ожидает заслуженная кара, и возможно, тебе придется покинуть этот дом, но сегодня я буду к тебе снисходителен. Можешь идти.

– А к Птах-Сеанку ты не был таким добрым, – произнесла дрожащим голосом Шеритра, когда Антеф с поклоном вышел за дверь.

Хаэмуас с готовностью с ней согласился.

– Разумеется, не был, – сказал он. – Ведь Птах-Сеанк состоял у меня в услужении. И верность хранить он должен был прежде всего мне, а не Гори. А он предал меня. Тогда как Антеф – слуга Гори, и он не забывает, в чем состоит его первейший долг. Я восхищаюсь его преданностью.

Тогда почему же ты не восхищаешься Гори, ведь он тоже преданно и верно исполняет свой сыновний долг перед тобой? – приступала к нему Шеритра. – Ты ведь не можешь всерьез полагать, что у Гори хватило бы сил откопать вход в гробницу, взломать дверь и поднять крышку гроба? Прочти еще раз эти свитки, отец. Ибо не можешь ты всерьез верить, что Гори выдумал всю эту историю. Прошу тебя, пусть хотя бы тень сомнения омрачит твои мысли.

– Он вполне мог нанять рабочих, чтобы вскрыть гробницу, пока его самого не было дома, – мрачно заметил Хаэмуас. – Я сам не был там с тех пор, как… как…

– Ты ведь встревожен гораздо сильнее, чем показываешь нам, ведь правда, отец? – спросила Шеритра. – В глубине души ты дрожишь от страха при мысли о том, что Гори может оказаться прав. На самом деле в глубине души тебя снедает ужас, и он сильнее, чем тот страх, которым мучаюсь я. Отправляйся в Коптос сам. Поговори с хранителем библиотеки.

Хаэмуас покачал головой, но его голос, когда он наконец заговорил, звучал слабо и неуверенно.

– Не могу, – прошептал он. – В ней моя жизнь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она оставалась со мной. Ты ошибаешься, Солнышко. Ни один человек в здравом уме не усомнится в том, что моя любимая – самая прекрасная, самая одаренная и самая желанная из всех женщин на свете. Я вполне допускаю, однако, что ее родословная не совсем безупречна. Возможно даже, этой родословной вообще не существует.

– Гори не стал бы умышленно причинять вред Табубе, – сказала Шеритра.

В голове у нее стучало, все тело ломило от усталости, хотелось спрятаться в надежном укрытии, хотелось обо всем забыть, но она чувствовала, что за поспешным арестом Гори скрывается нечто большее. Ей казалось, что отец слишком быстро, с какой-то странной готовностью воспользовался случаем, чтобы лишить его свободы, чтобы полностью держать его под контролем. Она подошла к нему совсем близко, и они стояли, долго и печально глядя друг другу в лицо. Тьма рассеивалась, и серый безжалостный свет первых лучей Ра уже проникал в комнату сквозь закрытые ставни.

– Гори вовсе не хочет причинять Табубе вред. Он любит ее так же горячо, как и ты. И за это чувство он ненавидит себя, а не ее и, уж конечно, не тебя. Отец, существуют ли заклинания, способные снять смертельное проклятие?

Он поморгал.

– Да.

– Можно мне взглянуть?

И опять на его лице появилось уже знакомое ей выражение звериной хитрости и изворотливости.

– Нет, нельзя. Эти заклинания – вещь сложная и опасная, обращаться с ними в силах лишь маги и чародеи, люди, наделенные знаниями и правом произносить эти страшные слова.

– Тогда ты сам произнесешь такое заклинание, чтобы спасти Гори?

– Нет. Я не знаю наверняка, что на него наложено смертельное заклятие, а если произнести спасительное заклинание, то оно лишь причинит ему еще больший вред.

– О боги, – тихо произнесла Шеритра, отступая от отца. – Ты хочешь его смерти, да, хочешь? Ты внушаешь мне ужас, отец. Может быть, и мне стоит покончить с собой прямо сейчас, избавив тем самым тебя от лишних хлопот? Зачем дожидаться, пока Табуба решит, что я ей только мешаю?

Он не отвечал. Он по-прежнему стоял на одном месте, и безжалостный утренний свет подчеркивал каждую складку, каждую морщину на его стареющем лице. Крик боли, муки и разочарования вырвался из груди Шеритры, и она бросилась прочь из комнаты.

«Я должна успеть вернуться в его кабинет, пока слуги помогают ему умыться и одеться, – в отчаянии думала Шеритра на бегу. – А также пока не сменилась ночная стража. О, как мне страшно! Но Антефа нельзя больше впутывать в эти дела. Все, что мне предстоит сделать, я должна буду сделать сама. Жаль, что здесь нет Хармина». Она чуть не врезалась в двоих слуг с метелками и тряпками в руках, и те поспешно отскочили, прижимаясь к стене и поклонами выражая ей свои извинения.

Дом просыпался. Совсем скоро целый отряд музыкантов и слуг отправится по своим делам, чтобы разбудить и помочь одеться господам. Слуги станут осторожно стучаться в двери, неслышным шагом под нежные звуки арфы приближаться к постелям, предлагая своим господам на серебряных подносах утреннее питье. «Но к материнским покоям они не придут, – уныло подумала Шеритра. – Эти комнаты стоят теперь пустые. Я еще не успела почувствовать, что мне ее не хватает, но теперь, когда она уехала, сама душа этого дома стала чахнуть. Табуба, конечно, постарается занять ее место, но оно вовсе не по ней, ей не справиться с этой ролью». Шеритра заставила себя не думать сейчас о будущем. Она замедлила шаг и приветствовала сонного стражника, несущего караул у входа в ее покои. К своему удивлению, она увидела, что Бакмут сидит на стуле и на ее лице не осталось и следа сна. В руке она сжимает какой-то свиток. Завидев Шеритру, служанка встала и поклонилась.