Мэтью Стовер - Клинок Тишалла

• Название: Клинок Тишалла
• Автор: Мэтью Стовер
• Жанр: Героическая фантастика

...Миллионы телезрителей по всей Земле следят за самым грандиозным шоу мира. За шоу, происходящем в мире... не ВИРТУАЛЬНОМ, но ПАРАЛЛЕЛЬНОМ. В мире, открытом наукой далекого будущего. В мире, где выживание – поистине высокое искусство.

Но теперь в параллельном мире жизнь превратилась в АД.

Стал ядовитым воздух, умирает земля, привнесенная с Земли эпидемия уносит тысячи жизней.

И, что самое страшное, находит путь к возвращению чудовищное существо, зовущее себя Слепым богом...

Снова настает время действовать для ЛУЧШЕГО из ЛУЧШИХ – актера-землянина, ставшего в "мире-шоу" ГЕРОЕМ...

---

Если бы все было так просто.

– Я трус, – беспомощно признался я.

– Что? Потому что сложился, когда он тебе врезал? Гос-споди Иисусе, Крис! Боллинджер был тебя втрое тяжелей. Живой бульдозер, блин. У тебя не было ни шанса – а ты все равно сунулся в тот гальюн. Отвага бывает разная, Крис. Бывает горячая – как у меня. Начнется драка, и меня затягивает – но таких парней навалом. У тебя смелость холодная. Ледяная, парень. Ты, наверное, самый храбрый сукин сын, какого я в жизни видывал.

В глазах у меня защипало, язык завязался узлом. Я только и смог, что покачать головой. Что тут объяснишь? Но если я не начну говорить, то расплачусь – а я бы скорей повесился.

– Я всегда хотел одного – попасть в Поднебесье, – проговорил я. – Всю жизнь мечтал быть актером. Ты знаешь, что такое быть актером, Хэри? Это значит каждый день возвращаться в тот сортир.

– Ты справишься, – настаивал он. – В Поднебесье ты станешь самым крутым парнем на квартале – как в тот раз, когда раскатал меня на лугу…

– Не в том дело! – воскликнул я. – Не в опасности. Плевал я на нее. Я возвращаюсь в тот сортир, потому что вынужден кого-то калечить, убивать – только ради того, чтобы поднять цену своих акций, заработать пару тысяч долбаных марок! Что мне с тех марок? Я и без того богат. Ну что мне нужно такого ценного, что стоит чьей-то жизни?

– Либерал, твою мать, – пробормотал Хэри. – Аристократ. Нет ничего дешевле жизни. Будь ты из работяг, ты бы знал – у нас это в крови. Черт, в районе старой Миссии чью-то голову можно купить дешевле, чем хороший бифштекс.

– Так это для тебя, – отозвался я. – А для меня – нет. Прикидываться без толку.

– Тогда у нас, кажется, проблема.

– У нас?

Он откинулся на спинку кресла и поставил стакан на пол.

– Ага. У нас. Это не только твоя проблема. Ты мой лучший друг, Крис.

– Ну да! Хэри, ты же меня еле терпишь!

– Ты спас мне жизнь. Я такого не забываю.

Я хотел возразить, но он оборвал меня.

– Нет. Спас. Ты провалишь экзамен – ты возвращаешься к жизни скандинавского бизнесмена. Это одно. Не так плохо. Я провалюсь – я возвращаюсь в поденщицкие трущобы Сан-Франциско. Это другое. Ты спас мою карьеру, а это важнее жизни. Я не позволю тебе страдать из-за этого.

– Поздно, – с горечью вымолвил я.

– Слушай, предположим, ты сдашь экзамен. Что потом?

– Как обычно. Два года полевой практики в Поднебесье – для акклиматизации и тренировки на местности, если получится; допустим, я найду адепта, который меня примет в ученики. Потом возвращаюсь, чтобы получить имплантат…

Шанс вспыхнул у меня перед глазами, и Хэри уловил это, когда по моей физиономии расползлась первая за много месяцев улыбка.

– Понял, Хансен? – Он ухмыльнулся в ответ. – Ты все по правилам метишь играть, парень. Все думаешь, что ты должен делать. Что тебе важно на самом деле – стать актером или все же попасть в Поднебесье ? Кто сказал, что это комплект?

– Я… я…

Сказать мне было нечего. В голове у меня эхом отдавались слова Хэри.

«Кто сказал, что это комплект?»

19

На следующий день я сдал экзамен, показав наивысший за последнее десятилетие результат.

20

Следующую неделю я провел, мотаясь по Консерватории, – собирал вещи, готовился. Училище было моим домом на протяжении трех лет, и трудно было поверить, что больше я его не увижу.

В ту же неделю с меня наконец окончательно сняли хирургическую маску. Теперь, глядя в зеркало, я видел незнакомые черты перворожденного чародея.

Мое истинное лицо.

Меня порой до сих пор от его вида передергивает.

«Я эльф», – повторяю я себе снова и снова.

Я эльф.

Еще я потратил немного времени, наблюдая за ходом турниров. Мой голос сливался с восторженными воплями студентов Кобелятника, когда Хэри своим неуставным способом пробивался от этапа к этапу. Финальный бой он, правда, завалил, но когда поздравлял победителя, на залитом кровью лице отражалась такая дикая радость, будто он сам стал чемпионом.

Потом я на неделю отправился домой – повидаться с отцом и матерью, со старшими братьями и маленькой сестренкой, побродить по полям вокруг усадьбы, порыбачить, навестить окрестности Мальме, где я вырос…

Попрощаться.

А потом вернулся в Консерваторию, записал это все и спрятал так, чтобы потом мои заметки нашли и кто-нибудь – может, отец, может, Хэри, а может, и я сам – прочел их и понял.

Завтра я через портал Уинстона отправлюсь в Поднебесье на полевую практику. Отойду в землю обетованную. Два года спустя я могу появиться в одной из фиксированных точек переноса, чтобы вернуться в Студию, на Землю, к карьере актера.

А могу и не появиться.

За два года в поле случиться может всякое. Многие студенты гибнут. Поднебесье – опасное местечко, особенно для нас, знакомых с ним лишь понаслышке. Иные студенты исчезают, и больше никто никогда не слышит о них.

Подозреваю, что это случится и со мной.

Все дело в Хэри, понимаете. Он умнее, чем я мог о нем подумать. Он прав: я вообще-то никогда не хотел быть актером.

Я хотел быть перворожденным чародеем.

Может, я просто придуриваюсь. Может, обманываю себя. Может, в этом таится моя погибель.

Ну и что? Я уже сделал выбор и не вижу смысла теперь суетиться.

Я не могу вытравить из памяти выражение глаз Чандры в то утро, когда эта история началась для меня. Я не забуду того же слепого голода в медвежьих зенках Боллинджера. Связующая их нить – я день за днем искал ее, перебирая образы в памяти, снова и снова, поглядывая на них то так, то эдак, пытаясь понять, и все никак не складывалось… покуда тот же голод я не узрел в глазах отца, когда людовоз социальной полиции доставил на фабрику новую партию работяг.

Точно ту же самую: будто одна тварь напялила на себя по очереди три лица, как маски. В моих кошмарах шепчет в окаменелом сне массивная неведомая туша, и сны ее проникают в мир живых, надевая нас, точно перчатки. Маски. Зеркальные забрала шлемов социальной полиции.

Я долго размышлял о том, что такое эта тварь. Поначалу мне казалось, что это лишь метафора: миф, выдуманный мною, чтобы объяснить собственные ощущения. Теперь я не так в этом уверен. Кажется, тварь и мою маску напялила однажды – тот же безличный голод в моих глазах видел Хэри, когда я впервые подошел к нему в качалке. Думаю, поэтому он и возненавидел меня с первого взгляда.

Он выбил из меня тварь в буквальном смысле – но это не помешало мне использовать Боллинджера так же безжалостно, так же спокойно и безлично, как Чандра употребил меня. Использовать, пока орудие не сломалось.

Наверное, это привычка. Наверное, так устроен мир. Эта сила вертит шестеренки цивилизации.

Но Хэри… Вот тут ничего безличного не было: он ненавидел Боллинджера всеми фибрами души. Может, к этому все и сводится. Хэри и эта безличная голодная тварь – может, они попросту естественные враги.

Хэри все касается лично .

Я стану прятаться. Хэри – нет; я вижу это в нем при каждом взгляде. Он выйдет на поле боя и надает всем по мозгам.

Странно даже писать об этом, даже перед самим собой признаться, что дикий, асоциальный громила-рабочий – выше меня. Вот и опять я соскальзываю: Хэри не дикий, асоциальный громила-рабочий.

То есть… да, но не только.

Кажется, у меня не хватает слов. Он – Хэри, вот и все. Это очень много.

Я пытался стать его учителем, а узнал больше, чем передал ему.

Я сказал Хэри, что быть актером все равно что день за днем возвращаться в тот сортир. Но не сказал, что для меня, бизнесмена плотью и кровью, каждое утро – все он же. Так устроена жизнь на Земле. Неизбежно.

Потребляй и будь потреблен, пока не иссякнешь. Такова жизнь.

Здесь.

Мои длинные эльфийские уши улавливают поступь Хэри по дорожке в дальнем краю двора. Сегодня я попрощаюсь и с ним.

Последними прощаются с теми, кто всего ближе.

Я прощаюсь с лучшим другом, который никогда мне не нравился.

Странный какой мир.

А тот, куда я отправляюсь завтра, еще удивительней.

Я буду искать тебя, Хэри. Может, когда-нибудь, лет через двадцать, ты будешь сидеть в одной из таверн Поднебесья, и смутно знакомый чародей из перворожденных поставит тебе выпивку. Как еще можно отблагодарить тебя за то, что спас мою душу?

Если бы только я мог спасти твою…

Во что встанет тебе избранная тобою судьба, я даже представить не могу.

Пожалуй, лучше надеяться, что тебя никто никогда нигде не заметит.

Богиней она работала на полставки, но место свое любила, и получалось у нее здорово. Она шла по земле и струилась в земле, и там, где ступала нога ее, цвели цветы и прорастало зерно; где простиралась рука ее, зимы были мягки, а урожаи щедры, летние грозы приносили ливень, теплый и сладкий, как просвеченный солнцем пруд, и весна пела обо всем, что растет и живет.

Перворожденные звали ее Эйялларанн – Поток сознания; камнеплеты называли ее Тукулг’н – Утопляющая; для древолазов она была Кетиннаси – Обитатель реки; у людей она звалась Шамбарайей, Отцом Вод; но вообще-то ее звали Пэллес Рил.