Вадим Шефнер - Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца

• Название: Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца
• Автор: Вадим Шефнер
• Жанр: Современная проза

---

Вадим Шефнер Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца

1. Деловое предисловие

Всем жителям Земли известно имя Матвея Утюгова, все помнят дату его добровольной кончины, которой был омрачен последний год XX века. Но меня не покидает ощущение, что к имени этого гения, к научному величию его постепенно подкрадывается забвение. Давненько нет ни новых книг о нем, ни научных трудов, ему посвященных. А сколько написано о нем в конце минувшего века! На всех языках и наречиях славили его ученые, писатели, поэты. Что касается журналистов, то те ему прямо-таки прохода не давали. Он, человек великой скромности, всячески отмалчивался, отбрыкивался, отнекивался, – и все-таки не всегда мог отбиться от этой настырной братии, не раз приходилось ему давать интервью. А теперь молчат писатели, молчат журналисты, – и только поэты время от времени посвящают ему свои стихи. Это о нем прочел я недавно в журнале новое стихотворение престарелого поэта В. Инкогнитова. Оно так кончается:

Его деяния угасли,
И грустный вывод мой таков:
Просчеты мудрецов опасней,
Чем заблужденья простаков.

Ну что ж, с двумя последними строчками я согласен. Но с первой – нет, тут поэт ошибся! Деяния Утюгова не угасли, они только потускнели. В дальнейшем они могут вспыхнуть новым светом. Человечество не было готово к разумному освоению его гениального открытия. Человечеству надо еще подрасти – и тогда воскреснет для него Матвей Утюгов, и великий дар его осчастливит всех землян!.. Кстати, тот же самый В. Инкогнитов в дни расцвета славы Утюгова вот как о нем отозвался:

Неплохо ели наши предки,
А нам достались лишь объедки.
Но ты нас вывел из пустыни, —
И сытость к нам придет отныне!

В те годы все поэты наперебой восхваляли Утюгова. Поэма Н. Могутного «Явленье гения» даже в школьную программу была включена. Там, среди прочих, такие два четверостишия были:

Небесной манной Бог Саваоф
Снабдил голодающих в трудный час, —
А ты, чтоб каждый был сыт-здоров,
Космической пищей питаешь нас!

Великий Кормчий (от слова «кормить»!)
Ты всем пропитанье сумел добыть,
Ты кормишь весь мир, ты – выше богов,
Матвей Васильевич Утюгов!

Никогда не забуду, как возмутило Матвея сравнение его с «Великим Кормчим» – ему почуялось, что тут культом личности завоняло. И вообще терпеть не мог он всяческих восхвалений.

…Во всех книгах и статьях о Матвее Утюгове упоминается и мое имя. При этом в некоторых из них моя роль в его судьбе явно преувеличена. Однако сам я о Матвее никогда не писал, – и вот теперь, на склоне пенсионных лет, решил поделиться с читателями воспоминаниями о нем и напомнить о том, что происходило тогда, в конце XX века, когда мой друг явил миру свое открытие.

Коротко о себе. Я, Геннадий Борисович Питерцев, – не писатель, но человек грамотный. До ухода на пенсию преподавал русский язык школярам младших классов. Плохо запоминаю цифры, числа, а вообще-то память хорошая. В лжецах не числюсь.

2. Под тещей

Всем известен год и день, когда Матвей Утюгов практически осуществил свою гениальную идею. А мне посчастливилось познакомиться с ним за несколько лет до этой великой даты. А в тот августовский день мы, – то есть я, моя жена Зоя Сергеевна и наша дочка Кира, – вернулись в родной Питер из Сестрорецка, где отдыхали в семейном санатории. Кормили там неплохо, но все больше овощами, и я истосковался по калорийной пище. По возвращении Зое сразу же удалось купить яиц, из которых она быстро сотворила яичницу. Но мне этого мало было, мне колбасы хотелось. Взяв сумку-авоську, я отправился на поиски. Увы, в ближайшем от нас магазине колбасы не имелось, не было ее и в угловом гастрономе. Я пошагал дальше. И тут мне повезло. Недалеко от Такелажного переулка я встретил Сергея Георгиевича Виксона, соседа нашего по коммунальной квартире.

– «Под тещей» пиво есть и сардельки есть! – радостно сообщил он. – Не опоздайте!

Поблагодарив его за благую весть, я свернул в переулок и быстрым спортивным шагом направился к пивной «Под тещей». Конечно, официально она такого названия не имела, ее так старожилы нашего квартала именовали в разговорах между собой. Они рассказывали, что в старину, в эпоху нэпа там всегда имелось пиво трех сортов, а к нему можно было заказать вареных раков, маринованных миног, солонину, осетрину, – прямо какая-то буржуазная фантастика! И посещал ту пивную некий отставной артист. Он приходил туда уже навеселе, пил самое крепкое пиво «Эдельвейс» и, накачавшись им, вставал на стул и громогласно призывал всех присутствующих соблюдать тишину.

– Коблы двуногие! Индюки горластые! Ведите себя тише! Имейте гуманность, над вами моя родная теща живет! Не беспокойте ее, кретины безмозглые! – Так вещал он, и его сквозь все потолки во всех пяти этажах было слышно. А потом однажды какой-то хулиган ударил его по голове пивной кружкой, и артист тихо скончался, не выходя из пивной. И на похоронах громче всех рыдала его теща.

…Когда я вошел в пивную, посетителей там было не очень много. Получив у стойки кружку пива и тарелочку с порцией сарделек, я выбрал себе место справа от окна, где сидел мужчина лет приблизительно сорока пяти, то есть моего возраста. На нем был серый костюм в крупную клетку, такой же, как и на мне, и я сразу почувствовал симпатию к этому человеку. Когда женщина видит незнакомую даму, одетую сходно с ней, в душе ее зарождается подозрение, что это – коварная соперница, укравшая у нее стиль, цвет, фасон одежды, чтобы покорять мужские сердца. У нас, у мужчин, – другое дело. При виде незнакомого человека в одежде, похожей на нашу, в нас возникает к нему братское чувство: это наш единомышленник, одноклассник, однополчанин, спортивный одноклубник, одним словом, свой парень.

По тому, с каким аппетитом ел этот незнакомец сардельки и как лениво хлебал он пиво, я понял, что пиво для него – принудительный ассортимент, ибо он, как и я, не ради питья, а ради еды пришел сюда. Это тоже был плюс в его пользу: я противник спиртного.

Я уже доедал свою порцию, и с удовольствием думал о том, что сейчас пойду за второй, как вдруг из-за буфетной стойки послышался голос бармена, известивший посетителей, что сардельки кончились. Это, конечно, огорчило меня. Очевидно, огорчение явственно отразилось на моем лице, потому что мой визави вдруг постучал вилкой по столу и тихо произнес:

– Не огорчайтесь. Близится время, когда не только сардельки, но и любые яства всегда будут к вашим услугам.

На это шутливое утешение (а оно было воспринято мною именно так) я ответил, что, действительно, огорчаться не стоит. Ведь всем нам давно обещана эпоха изобилия. А что мне сегодня мало сарделек досталось, так в этом теща виновата.

– Какая теща? – удивился мой собеседник, и я сразу понял, что он не абориген здешних мест – и разъяснил ему, почему эта пивнуха носит такую странную кличку.

– А я в прошлом году под судом был, – признался вдруг незнакомец.

Это меня очень удивило. Он не походил ни на хулигана, ни на взломщика. У него было лицо честного, доброго человека. Более того: какое-то неугасимое благородство отражено было на лице его. После довольно длительной паузы я сказал ему:

– Но ведь вы, слава Богу, на свободе. Вас, значит, или оправдали, или дали очень короткий срок?

– Оправдали! – засмеялся он, и далее сообщил, что это было в одном сибирском городке. Там есть забегаловка, где кроме спиртных напитков иногда бывают и пельмени. Находится это заведение в нижнем этаже здания, во втором этаже которого расположился местный нарсуд. Поэтому каждый житель городка, посетив эту забегаловку, говорит потом, что он был под судом. И приятель, приглашая приятеля на выпивку, говорит там: «Идем под суд!».

– А пельмени там часто дают? – с интересом спросил я.

– К сожалению, редко. А вы любите пельмени?

– Я люблю пельмени, шашлыки, буженину, а больше всего – колбасу. В душе я – вегетарианец, мне грустно, что люди убивают животных ради своего брюха, и в то же время прямо жить не могу без мяса, – ответил я. Ответил и удивился: что это я так разоткровенничался перед незнакомым человеком? Но от него исходили какие-то таинственные волны доброты и всепонимания…

– Я понимаю вас, – проникновенно произнес он. – Я тоже не могу обходиться без мяса, и это угнетает меня. Но скоро наступит время, когда люди смогут есть котлеты, колбасы, окорока, не убивая для этого животных. Скоро все бойни будут закрыты!

– Это прекрасно, но это и невозможно, – запальчиво возразил я.

В ответ незнакомец процитировал две строки из стихов поэта Инкогнитова:

Не раз доказывали дедам внуки,
Что невозможное возможно для науки.

– Нет, не может быть такой науки, которая совершила бы этакое чудо! – продолжил я спор. – Никакая наука не накормит меня шашлыком, не зарезав при этом барана; никакая наука не попотчует меня бифштексом, не убив для этого быка!